Вечером они сидели вокруг камина и вспоминали, вспоминали, вспоминали...
Утро началось с поездки на рынок. Затем Иван поехал в Шереметьево
встречать Эльху и Фила, а Бьерн и Конрад остались на хозяйстве. Когда Иван
вернулся из аэропорта и они втроем с Эльхой и Филом наконец вышли к костру
в глубине леса, их уже ждали. Сашка жарил шашлык над углями, а Конрад и
Бьерн резали хлеб и откупоривали бутылки с настоящим грузинским
"Хванчкара". Сыч сидел на бревне, вытянув к костру босые ноги, и блаженно
жмурился.
Это была ночь тепла и покоя. Они сидели, глядя на огонь костра, и
наслаждались тем, что снова вместе. Сашка уважительно помалкивал, время от
времени исчезая, чтобы разыскать в лесу валежника или сбегать до дома за
новой порцией мяса или печенки. Сыч молча слушал их безмятежные голоса, и
от него веяло покоем.
Утром по лесу потянуло туманом. Длинные белые языки ползли между деревьев,
извиваясь, как полузамерзшие на предрассветной прохладе змеи. Сашка,
повинуясь легкому жесту Сыча, исчез, едва начал светлеть восток. Сыч
тяжело вздохнул, взглядом притушил угли костра и разбудил задремавших было
воинов.
- Что ж, дети, пора вам со Старшими познакомиться.
Иван тут же согнал легкую дрему:
- С кем, мудрейший?
Сыч лишь кивнул на деревья. Все обернулись и увидели в широком клубе
тумана седого великана. Он молча вышел на поляну и остановился, глядя на
кострище. Туман над черными углями сгустился и осел мелкими стылыми
капельками. Гость хмуро отступил назад и уселся под разлапистой сосной.
Второй возник с другой стороны кострища. Вроде как большая муравьиная
куча, весь в старой хвое и ломаных веточках. Тоже первым делом глянул в
угли, после чего уселся напротив. Третьей была женщина. Она появилась у
согнувшейся березы. Неторопливо обвела взглядом поляну, задержав его на
кострище, посмотрела на пришедшего с туманом и, улыбнувшись, осталась
стоять, облокотившись спиной о белокожее дерево. Некоторое время все
молчали. Наконец женщина смешливо сморщилась:
- Ну что, ведуны, долго так сидеть надумали? Гость, пришедший первым,
буркнул, сурово хмуря брови:
- Охолони, Рогнеда, еще Кий не объявился.
- А когда Кий вовремя объявлялся, Map? - сварливо проворчала женщина. -
Вас-то с Лавритасом Вещий еле на свет божий выволок.
Тот, кого назвали Маром, вспыхнул и попытался что-то сказать, но вдруг
дохнуло ветерком, полосы тумана растаяли, будто смытые свежей струей.
Раздался выводящий незатейливую мелодию свист. И на поляну из леса
выскочил крепкий мужик в телогрейке, сапогах и кепочке набекрень.
- Что, Map, опять брюзжишь? - весело поинтересовался он, оглядел
присутствующих прищуренными глазами, мельком посмотрев на воинов и, так же
как остальные, задержавшись взглядом на остывшем кострище. - Ну что,
брате, младшим так и не представились? - С этими словами он подошел к
воинам: - Привет. - Мужик протянул Ивану руку. - Я Кий, этот бирюк, - он
кивнул на пришедшего с туманом, - Map, там сидит и хихикает Лавритас, а
эта язва, что всех всегда подзуживает, зовется Рогнеда, хотя, когда ее
последний раз так называли, она и сама не помнит.
- Как же, - тут же отозвалась женщина, - аккурат за минуту до твоего
появления. Шляешься невесть где.
- Отчего же невесть где, - улыбнулся Кий, - мы тут недалеко, под Лобней,
дачки ладим с армянами.
Map возмущенно фыркнул. А Лавритас не выдержал и расхохотался. К нему
присоединился звучный голос Сыча, а потом и самого Кия. Отсмеявшись, он
сказал:
- Вот так-то, детки. Каждый из волхвов свою дорожку выбрал. Я потихоньку
домишки лажу, когда маленькие, а когда и поболе. Map с Лавритасом по лесам
шастают. Первый от самомнения, а второй по дурости своей. Тоже мне, зверь
дикой нашелся. А Рогнеда ворожит потихоньку да местному приходу пакостит
по-мелкому. Уж тысяча лет прошла, а она все с попами воюет, успокоиться не
может.
Map вздернул бороду и спесиво произнес:
- Коль тебе любо свое достоинство волхва в грязь втаптывать, тем и живи, а
мне сие невместно!
- Во, - обрадовался Кий, - и говорить-то по-нормальному не может, а туда
же, учитель, едрена копоть.
- Хватит, брате, - негромко сказал Сыч, и все мгновенно замолчали.
Сыч поднялся. Map и Лавритас вскочили на ноги, и все пятеро образовали
круг над кострищем, склонив головы так, что они касались друг друга.
Старшие постояли несколько мгновений, потом разомкнули круг. Лавритас с
сомнением покачал головой. A Map глянул на воинов и презрительно поджал
губы:
- Где ты только нашел таких, Вещий? Тоже мне воины.
Кий в свою очередь посмотрел на них, подмигнул и елейным голосом спросил
Мара:
- Что ж, ежели у тебя есть лучше, может, не стоит этих утруждать?
Map зло сплюнул и ушел, утянув за собой туман. Рогнеда тоже засобиралась,
деловито приговаривая:
- Давно пора, а то сидим по деревням да урочищам да киснем, сами себя
жалеючи. И так уж половину того, что умели, позабыли.
Вскоре на поляне из гостей остались только Кий и Лавритас. Последний
глянул на них хитрым глазом, плюнул в костер, и тот занялся веселым,
гулким пламенем. Будто не холодные, черные уголья лежали в черном круге
кострища, а сухие, разогретые березовые поленья. Сыч подоткнул костер
босой ногой и потянулся, с хрустом разведя руки:
- Ну что ж, детушки. Пора это непотребство, что по телевизору показывают,
прекращать. Будет, натешились. Надобно вам дар великий от всякой скверны
очистить. - Сыч хмыкнул, некая торжественность в тоне исчезла, и он ткнул
Кия в бок локтем: - Слышь, Кий, сколько себя помню, первый раз Map так
быстро согласие свое дал.
- То-то и смущает, - задумчиво ответил тот, - если уж такая медная голова
опасность увидела, как бы не опоздать.
- Не опоздаем, - беспечно возразил Лавритас и по-особому свистнул, на него
тут же свалился ошарашенный перепел. - Ты смотри! - расплылся волхв в
улыбке. - Не забыли заговор-то, по сю пору отзываются.
- Ты давай не отвлекайся, - толкнул Сыча Кий, - объясняй детям, что делать
надобно.
- Вот что, братья Перуновы, - заговорил Сыч, - порешили волхвы, что
терпеть больше нельзя. Край пришел. Коль сегодня Собор не возродить, мало
надежды, что это когда еще произойдет. А действовать втайне уже не
получится. Сами знаете, какие непотребства про нас по телевизору
показывают. - Он помолчал. - Да и для того, чтобы нас замарать, что еще
надобно, кроме как Зверя на экраны впустить, а такой у них есть. Про то
нам ведомо.
Иван несколько минут переваривал услышанное. И тут раздался осторожный
голос Конрада:
- Мы же поубиваем там всех...
- Нет, дети, - отозвался Лавритас, - мы будем рядом и умножим ваши силы.
Вы сможете остановить себя. - Он окинул всех ласковым взглядом, что-то
фыркнул важно сидевшему на плече перепелу, и тот с каким-то взъерошенным
видом, будто спросонья, пискнул во все горло и шумно взлетел.
Волхвы несколько мгновений еще разглядывали воинов, Иван почувствовал, как
что-то его потянуло бросить взгляд в сторону, он старался удержаться, но
все-таки покосился. И тотчас посмотрел обратно. У костра остался один Сыч.
Некоторое время все сидели молча, потом Иван поднялся и начал собирать
шампуры, сумки, казаны из-под мяса. Эльха стала ему помогать. Через минуту
все убирали за собой. Но не было обычного шума, шуток, воспоминаний. Все
понимали, что наступает новое время. Вернее, уже наступило. Время, когда
нельзя совершать ошибок, потому что их невозможно будет исправить. И мысли
воинов уже были далеко от этой поляны. Через час они вышли на опушку и
двинулись к дому Ивана. Фил, чуть улыбнувшись какой-то своей мысли, сказал:
- У нас не принято устраивать барбекю в глубине леса, а зря, я понял, что
такие барбекю интересно заканчиваются.
7
Порфирий Исакович сидел в кабинете и, тупо глядя в одну точку, пытался
ухватить за хвост хотя бы одну мысль. Всю свою жизнь: сначала одного из
тысяч провинциальных мастеров спорта по самбо, потом тренера в ДЮСШе,
затем наставника областной сборной - он рвался вверх. Когда началось
увлечение всем русским, он стал одним из пионеров славяно-горицкой борьбы.
Это позволило ему засветиться на самом верху. И наконец, когда в прессе
пошла шумиха по поводу "Собора Перуна", он первым уловил, откуда ветер
дует, и создал "Школу Собора". О, это было его любимое детище. Не только
из-за того, что благодаря школе он заработал Имя. Он никогда не был
хорошим тренером, но действительно был неплохим администратором, или, как
теперь говорили, менеджером: знающим, настойчивым, оборотистым. И имя он
заработал потому, что эта школа действительно вобрала в себя все то, чего
он достиг за свои сорок пять лет. А главное, он был горд тем, что, так
сказать, сказку сделал былью. "Собор Перуна" с сухих, полуистлевших
страниц греческого пергамента "Сказания об обровом побоище" вышел в мир.
Конечно, он понимал, что если что и было правдой о ТОМ Соборе, оно вряд ли
чем-то напоминало то, чем занимался Порфирий Исакович сейчас. Это был не
более чем суррогат. Но суррогат эффектный. И вот все рушилось...
Порфирий Исакович протянул трясущуюся руку к бутылке "Смирновской" и,
налив полстакана, тяпнул, даже не поморщившись. Вот зараза, даже водка не
берет! В дверь просунулась голова Чумного. Тот был в школе чем-то вроде
мальчика на побегушках.
- Э, хозяин, тут к вам, это, пришли.
Порфирий Исакович, мгновенно вспыхнув, швырнул в него недопитой бутылкой,
та пролетела по воздуху, брызгая водкой во все стороны, и звонко хрястнула
о дверь, залив ее остатками водки. Эти кретины не понимали, как ему сейчас
было страшно. Чумной выждал пару секунд и вновь возник из-за двери:
- Хозяин, это иностранцы.
Иностранцы - это было серьезно. Хотя подобной шушеры вокруг школы
околачивалось последнее время множество, но всемерное почтение ко всему
"импортному" он впитал еще с незабвенной памяти пионерско-комсомольского
возраста. Порфирий Исакович подосадовал на себя: дернул же черт с утра
столько высосать. Он недовольно уставился на лохматую голову Чумного,
перетянутую над бровями кожаным ремешком. В школе, даже в мелочах,
соблюдался славянский антураж. Это нравилось журналистам, спортивным
функционерам и тем же иностранцам.
- Скажи, что я сейчас приму, - буркнул Порфирий Исакович.
Голова Чумного исчезла за дверью. Порфирий Исакович тяжело встал, отрезал
солидный шмат копченого сала, наболтал себе стакан особого
чесночно-медового раствора и переоделся в простые, холщовые порты и
вышитую льняную рубаху. Имидж надо соблюдать. Крепкими короткими пальцами
пригладил волосы и выпустил из вольера позади кабинета здоровенную
кавказскую овчарку. Что ж поделаешь, раз у воинов Собора были боевые
тотемы, вместе с которыми они вступали в бой, приходилось возиться с
дрессировкой. Впрочем, основные усилия надо было прилагать не к тому,
чтобы заставить пса вступить в схватку, а к тому, чтобы он занимался
только другим псом. Если собака нападает на человека, это плохо смотрится.
Тем более что у каждой из "звезд" Порфирия Исаковича были свои поклонники.
А на экранах сверкали исключительно его "звезды". У других, полукустарных
секций и клубиков, не было ни средств, чтобы пропихнуть хотя бы одного
своего бойца, ни даже методики, чтобы такого бойца подготовить. Впрочем,
оттуда он набирал неплохой материал "мальчиков для битья" для первого
круга показа, когда надо было подчеркнуть разительное превосходство ЕГО
школы, или "мясо" для подпольных бойцовых клубов по всему миру. Только его
мысли коснулись этой темы, как он вздрогнул и повел плечами, сгоняя
холодный пот между лопатками. Все, хватит, так можно тапочки откинуть
раньше, чем хозяин решит с ним покончить. Он подошел к двери, цыкнул на
Булата, который обычно встречал гостей на пороге хриплым угрожающим
рычанием, что также работало на имидж, и открыл дверь. Первое, что его
поразило, так это то, что Булат и не подумал рычать, а, наоборот, как-то
жалобно пискнул и попятился. В следующее мгновение и сам Порфирий Исакович
замер. Перед ним стоял высокий, крепкий скандинав с крупной выдрой на
плече, будто сошедший со страниц "Сказания об обровом побоище", а за его
спиной еще несколько человек, в том числе и женщина, но главное... Главное
были звери. Выдра, волк, медведь, ласка и сокол. Все как в "Сказании"!
Вокруг, с некоторой опаской, толпились все, кто в этот час находился в
зале. Порфирий Исакович почувствовал, как восторженно раздуваются ноздри,
но тут же взял себя в руки:
- Добрый день. Прошу в кабинет.
Они молча прошли внутрь. Звери остались в тренировочном зале. Когда эти
пятеро проходили мимо, Рудый на мгновение испугался, ему вдруг показалось,
что это древние воины ожили в своих могилах и пришли наказать его за
спекуляцию их памятью и искусством. Но он взял себя в руки и, прикрыв
дверь, уселся на свое место. Булат по-прежнему вел себя странно, он вжался
в дверцу вольера и поскуливал, прося пустить его внутрь, подальше от
необычных гостей, но сейчас это было не важно.
- Чем я могу быть вам полезным? Девица - чистокровная еврейка по виду -
мило улыбнулась и начала говорить:
- Я являюсь секретарем-переводчиком господина Фила Сноурта. - Она
кокетливо ткнула пальчиком в сторону сорокалетнего мужчины с красным,
загорелым лицом. Тот небрежно кивнул. Девица вновь расплылась в улыбке и
продолжила: - Русские коллеги подарили ему качественный перевод "Сказания
об обровом побоище", и он увлекся вашим Собором. Он потратил свои
средства, чтобы собрать людей, у которых по тем или иным причинам жили
животные, упомянутые в Соборе, и которые могли бы оставить свои дела и
прибыть в Россию, чтобы попытаться заняться обучением по вашей уникальной
методике. Насколько он помнит, у вас пока используются только
тренированные собаки. Так что он надеется, что вас заинтересует его
предложение.
Девица опять улыбнулась, давая понять, что закончила. Порфирий Исакович
пребывал в состоянии восторженного транса. Это был тот случай, который
поможет ему восстановить рухнувшее реноме в глазах хозяина. Пятеро! С
тотемными животными! Настоящее Перуново братство! Только все надо сделать
тайно, чтобы удивить хозяина в последний момент. А то он вполне может
перепоручить это кому-нибудь другому. Несмотря на все громогласные
заявления о собственной роли в возрождении искусства Собора, Порфирий
Исакович ясно осознавал, что тут много поработали гораздо лучшие
методисты, тренеры и дрессировщики, чем он. Его вознесли на вершину,
потому что он был управляем и... импозантен. А главное - знал свое место.
Но сейчас ему позарез нужно было как-то реабилитироваться, а тут...
Поневоле поверишь в Бога или богов, как в Соборе.
- Ну что ж, я благодарен господину Сноурту за предложение и должен
отметить, что он поступил на редкость разумно, обратившись ко мне. У меня
лучшая школа, работающая исключительно по древней, первозданной, так
сказать, методике. Никто в мире не знает лучше, что такое Собор! -
патетически воскликнул Порфирий Исакович, но, заметив, как гости, в том
числе и не говорящий по-русски иностранец, переглянулись иронично, решил
убрать патетику из голоса. - У нас действительно используются в основном
дрессированные собаки. Но только в показательных боях. Я думаю, каждый из
вас знает, сколько сил надо затратить, чтобы получить результат при
дрессировке и обучении, скажем, сокола или выдры. Поэтому для работы с
этой категорией у нас создан специальный учебный центр под Красногорском.
Я предлагаю вам организовать занятия там. - Он сделал паузу, ожидая, пока
девица переведет все на английский, потом вкрадчиво осведомился: - У вас
есть где поселиться?
Девица ответила:
- Да, мистер Сноурт снял небольшой дом в пригородной зоне.
- А проблемы с транспортом?
- О, все нормально.
- Ну что ж. - Порфирий Исакович был разочарован потерей возможного дохода.
На базе под Красногорском стояло два бревенчатых дома, за которые он драл
втридорога наличной валютой, а в смете показывал как оплачиваемое жилье за
счет школы. - В таком случае сейчас проедем на место, посмотрите дорогу -
и с завтрашнего дня начнем.
На базу они приехали в шестом часу. Начиная от поворота на
трехкилометровый аппендикс дороги, ведущей к базе от шоссе, все работало
на создание имиджа школы. Мимо проезжавших проносились вкопанные на
обочине каменные скульптурные изображения тотемных животных, вырезанные из
дерева идолы, а у самых ворот стояли трехметровые статуи дружинников
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг