пылать. Тесс пока что удавалось не давать воли таким мыслям, но и
избавиться от них совсем она Уже не могла или... не хотела. Между тем
князь уже говорил о чем-то с отцом. Тесс тихонько вздохнула и направила
лошадь по другую сторону подводы.
В село они въехали по живому коридору. Люди толкались, привставали на
цыпочках и вытягивали шеи, желая получше рассмотреть суверена. Матери
поднимали детей на вытянутых руках, а ребятишки постарше бежали рядом с
казачьим эскортом, бесстрашно ухватившись за стремена и возбужденно крича.
Отец медленно ехал, окруженный выутюженными и начищенными казаками конвоя,
величественно кивая и покровительственно помахивая рукой. Тесс оглянулась:
подвода князя ехала в самом конце колонны, но, как и всегда в таких
случаях, князя на ней уже не было. Девушка повертела головой и
нахмурилась. Еще когда они въезжали в предыдущую деревню, она дала себе
слово, что уловит момент, когда князь, по своему обыкновению, исчезнет с
телеги. И вот опять проглядела. Несмотря на свои размеры, князь обладал
прямо-таки сверхъестественной способностью становиться незаметным. Тут над
селом грянул колокольный звон, Тесс невольно вскинула голову и посмотрела
на колокольню. Народ восторженно закричал, в воздух полетели шапки. Сзади
грянул нестройный залп. Все было как всегда.
Вечером, после обильного ужина, накрытого крестьянами прямо на центральной
площади, Тесс, воспользовавшись тем, что мать была занята хлопотами по
устройству ночлега, незаметно выскользнула на крылечко добротного
священнического дома, торопливо оглянувшись, неслышными шагами пробежала
вдоль стены и осторожно, так, чтобы не скрипнуть, вошла в сад через
полуоткрытую калитку. Там, у конюшен, разместились офицеры из команды
князя. Тесс, пригибаясь, скользнула между деревьями и замерла, прижавшись
к стволу яблони в нескольких шагах от костра, вокруг которого сидели и
стояли офицеры.
Над костром висел полуведерный медный чайник, позаимствованный в одной из
деревень по пути. Тесс замерла, прислушиваясь к разговору.
- И все-таки, господа, они определенно из какого-то иного мира. Ну, не
может обычный человек делать то, что делают его сиятельство и Молчун.
- Ах, бросьте, ротмистр, по-моему, эти сеансы спиритизма у мадам Эшель, к
которой вы так часто захаживали, оказали на вас слишком большое влияние.
- Но факты, Сегж, факты!
- Какие факты? Вы вспомните себя еще три-четыре месяца назад. И что сказал
бы незабвенный капитан Нобук, который, помнится, отодрал вас как Сидорову
козу семь лет тому назад, в День тезоименитства после бала во дворце
генерал-губернатора? - Невидимый для девушки Сегж хохотнул. - Думаю, что,
повстречай вы его сейчас, он был бы очень неприятно удивлен. А ведь вы,
насколько я знаю, явились в этот мир на Питейной улице города Никеева. Или
я не прав?
- И что вы хотите этим сказать? По-моему, это только подтверждает мои
слова. Обычный человек просто не может знать все то, чему они с Молчуном
нас обучили.
- Ой ли? Во-первых, никто и не говорит, что они ОБЫЧНЫЕ люди. Но я, еще в
мирное время, бывал на лекциях профессора Кренинга о древних культах и
восточной магии. Интереснейшие, скажу я вам, были лекции. Так вот,
профессор утверждал, что существуют восточные бойцы, воспитанные в
секретных мистических орденах, которые обладают просто невероятными
возможностями.
У костра хмыкнули, в разговор вмешался новый голос:
- Ну, я бы не сказал, что его светлость или Молчун хоть чем-то похожи на
восточных бойцов.
- Оставьте-с, господа. Я же совершенно другое имею в виду. Если найти
хорошие методики, то научить можно даже медведя или хотя бы вас, поручик.
У костра грохнул смех. А юный голос смущенно произнес:
- Да ну вас, право, капитан. И снова взрыв смеха.
Когда смех поутих, все тот же голос уверенно заговорил снова:
- Так что я считаю - объяснение, которое нам дал князь, вполне имеет право
на существование. И вообще, господа, если уж быть до конца откровенным, то
мы должны не рефлексировать, будто барышни-курсистки, а радоваться тому,
что князь и Молчун на НАШЕЙ стороне. Каждый из них стоит, пожалуй, целой
дивизии.
У костра помолчали, потом кто-то задумчиво произнес:
- И все-таки, господа, ротмистр в чем-то прав. Я имею в виду то, как князь
относится к женщинам.
- То есть?!
- Что вы. этим хотите сказать?..
- Ой, господа, оставьте свое возмущение. Я имел в виду прямо
противоположное.
- Объяснитесь!
- А вам не кажется, что он их просто не замечает? Вернее, не совсем так.
Ему как будто совершенно все равно, что они - женщины.
Кто-то ехидно заметил:
- Ну, я бы не сказал, что кто-либо из нас позволяет себе оказывать им
сколь-нибудь заметные знаки внимания, - он фыркнул, - кроме поручика,
разумеется.
Все рассмеялись, послышался протестующий голос поручика:
- Господа, я бы попросил... Но его снова перебили.
- Да нет, господа, вы снова меня не так поняли. Я имею в виду даже не...
скажем так, бросающуюся в глаза свободу манер. Этим отличается и Молчун.
Вопрос в другом. Все мы, в том числе, кстати, и Молчун, и даже профессор,
все равно реагируем на то, что рядом с нами находятся женщины. Своей
речью, поведением, в конце концов, тем, что в присутствии дам мы
воздерживаемся от употребления некоторых выражений, обсуждения тех или
иных тем. Это же естественно. Такова наша мужская природа. А вот князь...
- И он замолчал.
Некоторое время у костра царила тишина, чувствовалось, что каждый заново
переосмыливает кое-какие штрихи в поведении князя, на которые раньше не
обращал особого внимания. Потом кто-то удивленно сказал:
- А ведь верно, господа... Похоже, он просто вычеркнул женщин из своей
жизни.
У Тесс от этих слов упало сердце. Может быть, поэтому она не заметила, как
у ее плеча выросла могучая фигура...
- Что вы здесь делаете, ваше высочество? - тихо спросил низкий голос.
Тесс вздрогнула и почувствовала, как у нее подкашиваются ноги, но широкая
мужская ладонь, на которую она, наверное, смогла бы усесться, будто на
табурет, мгновенно подхватила ее под локоть, и тот же голос произнес:
- Прошу прощения, но вам лучше вернуться в дом. Рука, державшая Тесс под
локоть, развернула ее, и она обнаружила, что идет по садовой тропинке к
дому священника. Сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди, глаза ничего
не видели, но Тесс каким-то чудом дошла до крыльца и даже ухитрилась, ни
разу не споткнувшись, подняться по крутым ступенькам. У самой Двери
девушка на мгновение замерла и, чуть повернув голову, бросила быстрый
взгляд через плечо. ОН стоял внизу и спокойно смотрел на нее. При свете
звезд невозможно было различить выражение его лица, но она готова была
поклясться, что он улыбается. И эта улыбка зажгла в ее душе огонек
надежды. То, о чем говорили офицеры у костра, просто не могло быть правдой.
Когда она забралась под одеяло, Атьяна, которую мать положила рядом с ней,
потому что кроватей в доме на всех не хватало, зашевелилась, придвинулась
к ней и зашептала на ухо:
- Где ты была? Маменька ужасно сердилась. Тесс обмерла. Ей вдруг
вспомнилось, что, когда она пробиралась через комнату, не думая ни о чем,
кроме своего приключения, мать даже не окликнула ее. Девушка приблизила
губы к уху сестры:
- И что?
Та хихикнула:
- Ничего, она высунулась в окно, фыркнула, а потом наказала нам немедленно
спать.
Выехав из леса, вахмистр остановил коня. Впереди виднелись окраины
Катендорфа. Он несколько мгновений рассматривал из-под ладони освещенный
закатным солнцем город, сплюнул, покосился на свои плечи, где темнели
следы от недавно споротых погон, поднял к глазам культю, которая уже
немного зажила, но выглядела страшновато из-за белой кости, торчащей
наружу. Вахмистр еще несколько минут оставался на месте, размышляя над
тем, что он задумал, и перед мысленным взором , снова возникли золотистые
косы. Он тронул коня.
У въезда в город его остановил "народный патруль" - дюжий мастеровой в
кожаной куртке и с кобурой барабанника на широком поясе да еще пара
каких-то типов со штуцерами:
- Стой, кто таков?
Вахмистр отвел глаза в сторону и тихо выдавил:
- Мне в Губкомод.
Мастеровой окинул его сумрачным взглядом, посмотрел на следы от погон,
лампасы и фуражку без кокарды, демонстративно плюнул на землю и,
презрительно скривив губы, с ехидством осведомился:
- Уж не в освободительном ли походе поранился, казачок?
Вахмистр угрюмо молчал. Мастеровой, не дождавшись ответа, продолжил:
- Ты чего, думаешь, что тебе там ручку подлечут? Казак дернулся, но
мастеровой предупредительно положил руку на застегнутую кобуру, а двое
других торопливо скинули штуцера с плеч. Вахмистр понял, что одной рукой
ему с ними не управиться. Он тоскливо оглядел караульных и глухо повторил:
- Мне надо в Губкомод, соратники. Тут вылез еще один, со штуцером:
- Какой я тебе соратник, казачья харя? Но старший перебил:
- Погоди, Драп... Значит, в Губкомод, говоришь? Ну что ж, это мы тебе
устроим. Даже проводим, только вот с лошаденки-то слазь. Пешочком пойдешь,
с нами.
От панибратского "лошаденки" по отношению к боевому коню вахмистра
передернуло, но он покорно перекинул ногу через луку седла и соскользнул
на землю. Мастеровой довольно хмыкнул, подхватил поводья и потянул коня за
собой.
Не успели они войти в фойе бывшей гимназии, в которой располагался
Губкомод, как к парадному крыльцу здания под охраной двух броневиков
подкатил открытый автомобиль. Мастеровой засуетился, отталкивая вахмистра
к стене и укрожающе бормоча:
- Стой тихо, сам соратник Птоцкий пожаловали.
Но вахмистра как будто какая-то сила потянула вперед. Он оттолкнул
мастерового, который от неожиданности врезался спиной в стену, и рухнул на
колени: - Ваш скродь, дозвольте слово молвить! Застигнутый врасплох
"соратник" застыл на месте уставившись на блестевшее от пота лицо казака:
- Ну, говори.
- Ваш скродь, я знаю, где сбегший суверен. Глаза "соратника" расширились.
- Точно? Откуда?
Вахмистр на мгновение стушевался:
- Я... это...
Но "соратник" не дал ему закончить. Он резко выбросил руку вперед и,
указывая на культю, громко спросил:
- Это сделал человек высокого роста, одетый в генеральскую шинель?
Вахмистр судорожно сглотнул и, кивнув, севшим голосом ответил:
- Да.
Птоцкий приблизил к нему свое лицо с лихорадочно блеснувшими глазами и
хрипло спросил:
- Имя? Ты знаешь его имя?
Вахмистр попытался ответить, но почувствовал, что от этого взгляда у него
в глотке пересохло и он не может произнести ни слова. А потому только
судорожно кивнул. Соратник Птоцкий выпрямился, повернулся к кому-то,
находившемуся у него за спиной, и, подбородком указав на вахмистра, все
еще стоящего на коленях, приказал:
- Этого - ко мне в кабинет.
- Это все ты видел собственными глазами?
- Все, все, как есть все! - И крестьянин, в подтверждение своих слов,
начал истово осенять себя святым кругом. Князь встал, обошел вокруг стола
и, наклонившись, несколько картинно обнял крестьянина и прижал к груди:
- Спасибо тебе, добрый человек. Господь и суверен тебя не забудут.
Лицо крестьянина расплылось в улыбке, по-детски простодушной, совершенно
очаровательно смотревшейся на его морщинистом лице, заросшем по самые
глаза редкой кустистой бородой. Прижимая к груди шапку, он с низкими
поклонами попятился к двери. Суверен провожал его ласковым взглядом.
Большинство же из находившихся в комнате, не обращая никакого внимания на
крестьянина, напряженно следили глазами за князем.
Слухи о появлении суверена начали расползаться по городам и весям еще с
месяц назад. Вернее, кое-какие слухи появились даже несколько раньше, но
около месяца назад, когда Комитет действия во всех крупных городах по обе
стороны Рудного хребта и дальше, почти до самого Приморья, объявили
вознаграждение за помощь в поимке "...опасного насильника и бандита
прапорщика Косика, выдающего себя за князя Росена", слухи набрали
небывалую силу. Одни говорили, что суверена освободила команда отчаянных
гвардейских офицеров-кавалергардов, половина из которых полегла при
штурме, другие утверждали, что все это чепуха и во всем повинны крестьяне
окрестных деревень, с косами и дубинами пошедшие на пулеметы, но были и
другие версии, как вполне правдоподобные, так и совсем уж бредовые. Эти
слухи заставляли одних нервно вздрагивать, других - лихорадочно метаться в
стремлении выяснить, где же действительно находится суверен и как можно к
нему присоединиться, а третьих - и таких было большинство - просто
возбужденно обсуждать, кто что говорит, прикидывая, к добру ли это или к
худу. А неделю назад прошел новый слух - что суверен не просто жив, но и
что он, чуть ли не с триумфом, сопровождаемый несмерными толпами народа
всех сословий, двигается на запад. И, в отличие от остальных, этот слух
все больше рос н крепчал, пока наконец однажды утром на окраине городка не
появился сам суверен. Когда за спиной крестьянина закрылась дверь, князь
повернулся к суверену и с коротким полупоклоном сказал:
- Прошу простить, ваше величество, но мне необходимо покинуть вас на
несколько минут.
Коней нахмурился, бросил на князя слегка растерянный взгляд, тут же снова
натянул на лицо величественное выражение и скупо кивнул. На лицах
остальных присутствующих, напротив, отразилось величайшее облегчение. Этот
неизвестно откуда взявшийся князь, по неизвестным причинам сидящий в этой
комнате, приобрел огромное влияние на суверена. И хотя за последние
несколько дней свита суверена приросла множеством достойных людей, столпов
купечества, титанов лесозаготовок, солезаводчиков, опор земства, а также
таких великих людей, как известные своими заслугами в борьбе против
"соратников" генерал Исток и атаман Друзь, влияние князя оставалось
абсолютно непоколебимым. И это не нравилось никому. Поэтому, когда князь с
неожиданной для столь крупного тела грацией стремительно вышел за дверь,
атаман Друзь, отличавшийся наименьшим терпением и наибольшими амбициями
среди всех собравшихся в комнате, довольно осклабился и повернулся к
суверену:
- Ваше величество, мы этих всяких там политесов не знаем, поэтому
дозвольте по-простому...
Пилот расположился в небольшой комнатушке под лестницей, в которой раньше
размещалась привратницкая, и в настоящий момент был занят тем, что пил чай
с лимоном.
Напротив него, скрючившись и втянув животы, чтобы уместиться за столом,
слишком большим для такого тесного помещения, тем же занималось еще трое
офицеров. Четвертый спал на нарах, устроенных в углу комнатушки,
накрывшись с головой шинелью. Снаружи охрану особняка несли совместные
посты казаков и сводного крестьянского батальона, сформированного из
крестьян - бывших солдат. Эти люди присоединялись к ним практически в
каждой деревне. Так что когда экспедиция наконец достигла этого небольшого
городка, прежде малочисленный отряд разросся чуть ли не до тысячи человек.
В самом особняке охрану несли по-прежнему офицеры из состава их изрядно
поредевшей команды. Несколько дней назад майор с пилотом пришли к выводу,
что настоятельно необходимо каким-то образом организовать эту пылающую
патриотическим огнем, но плохо управляемую массу. Поэтому людей разбили на
взводы и роты, а ротных и комбата пришлось назначить из офицеров команды,
что сильно уменьшило число людей, которых можно было использовать
непосредственно для несения охраны. Впрочем, все получилось как нельзя
лучше. Рядовой состав и унтера в батальоне были почти сплошь ветеранами, а
офицеры, кроме фронтовой закалки, за последние месяцы прошли хорошую
школу. Так что буквально через пару дней после переформирования батальон
начал превращаться в серьезную военную силу. А назначенные офицеры
получили задачу присмотреться к своим людям на предмет выявления достойных
для обучения у Молчуна. Пилот уже имел беседу с десятком кандидатов и
одобрил семерых. Однако непосредственно охрану им еще не поручали. Так что
нагрузка на оставшихся серьезно возросла.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг