туда маг. Через некоторое время с неба падают отрубленные руки и ноги
ребенка".
- Это же элементарный фокус! - кричал он. - Фокус!
Пришлось его высечь и отпустить, но скольких сил это потребовало.
- Ну, что там? - хмуро глядя на дежурного, спросил епарх.
- Пришел таксиарх исаврийской сотни, которая охраняет особый...
- Ну!
- ...особый арсенал. Он говорит, что...
- Господи! Скорей говори, понимаешь, скорей!
- Чертовщина...
- Что?
- Он говорит, что в арсенале завелись демоны.
- Он, наверное, пьян, - зло сказал епарх и запахнул халат.
- Гони его в шею.
- Но...
- ???
- Он говорит, что исчезли трубы и заряды для "огня".
Взбешенный и одновременно испуганный, а чем больше испуганный, тем
больше взбешенный, епарх прибыл к особому арсеналу; могучие исавры стояли
перед взломанной дверью, похожей на широко раскрытый черный рот. Епарх в
сопровождении таксиарха прошел в помещение, где хранились трубы и уже
готовые заряды.
Из сбивчивого рассказа таксиарха он узнал, что вскоре после первой
стражи караульный, стоящий у ворот, заметил странного юношу, который
словно что-то искал. В руках у него был большой и, видимо, тяжелый бурдюк.
Оказалось, что юноша только сегодня прибыл в столицу и заблудился, а в
бурдюке у него (после тщательной проверки, конечно) было обнаружено
прекрасное критское вино.
- А вы откуда знаете, что оно было прекрасным, - спросил епарх и
подозрительно поглядел в глаза таксиарху.
Тот опустил глаза.
- Дальше! - приказал епарх.
Качество напитка выясняли все, даже те, которые стояли в карауле. Скоро
весь караул крепко спал, а один любитель вина был оглушен ударом по голове
и уже несколько часов не приходил в сознание.
- Что украдено?
- Десять больших корабельных труб и заряды к ним, - четко доложил
таксиарх.
Ночной епарх, кляня все на свете, вернулся к себе в канцелярию и тут
вспомнил, что надо бы дать приказ обыскивать повозки, выезжающие из
города. Он вызвал дежурного:
- Приказываю обыскивать все повозки, покидающие пределы
Константинополя. Подозрительных задерживать.
- Уже сделано, - молодцевато доложил дежурный. Теперь он не казался
смущенным.
"Каков, бестия, - подумал епарх, - явно метит на мое место". Но
дежурный во время отсутствия епарха успел побывать на его месте на диване
рядом с прекрасной наездницей и остался весьма доволен.
Через десять дней приказ был отменен, таксиарх исаврийской сотни
отправлен в сирийские каменоломни, бравые исавры спешно переведены в
отдаленный гарнизон на фракийской границе, бывший дежурный стал ночным
епархом, бывший епарх вместе с прекрасной наездницей уехал в Египет. Весь
случай был отнесен к разряду необъяснимых. Одним словом, чертовщина,
15. ПТИЦЫ УЛЕТЕЛИ И КОШКА УБЕЖАЛА
Старейшина Фарнгет сделал последние распоряжения и прошел в спальню
молодого князя. Последний представитель древнейшего княжеского рода вторую
ночь плохо спал. Он говорил, что ему снится похожее на огромного вепря,
только без щетины, страшилище с острым рогом на носу. Фарнгет приказал
поить мальчика на ночь сонными отварами, но это мало помогло. Вот и сейчас
он не спал.
- Что не спишь, Добрынюшка? - ласково спросил старик.
- Я, дедуня, думаю.
- Ночью спать надо, а не думать.
- Погоди, я думаю, что им от нас нужно?
- Кому?
- Полянам, конечно. Ты же сам рассказывал, что раньше мы жили с ними в
мире.
- Мы и сейчас с полянами не воюем.
- А кто же осаждает Коростень?
- Князья и бояре. Этим мы мешаем. Силу в Киеве взяли норманны, а у этих
с нами давние счеты.
Мальчик лежал на спине, заложив обе руки за голову, внимательно слушал.
- А когда отец вернется? - внезапно спросил он.
Фарнгет не умел лгать, но что было делать?
- Скоро. Спи лучше.
Он наклонился, поцеловал мальчика в теплую щеку и почувствовал влагу.
Добрыня беззвучно плакал.
- Я знаю... знаю... - быстро зашептал он. - Отец скоро приедет и
прогонит их. Он сильный, он не умер. Скажи, он не умер?
- Нет, что ты, глупенький, - как мог успокаивал его старик.
- Он в походе и скоро вернется. А знаешь, деда, мамкина кошка убежала.
- Найдется.
- Нет, она насовсем убежала, потому что все птицы улетели, вот и она за
ними убежала.
Глаза мальчика начали закрываться, и скоро он уже спал.
Голод стал хозяином в городе. Если в княжеском замке, где в подвалах
хранилось все необходимое, чтобы выдержать многолетнюю осаду, он почти не
ощущался, то среди многочисленных беженцев из окрестных сел уже начались
болезни, предвещающие мор.
Фарнгет вспомнил слова мальчика о сбежавшей кошке. "Я сам, как кошка",
- подумал Фарнгет. Старик чувствовал, что город обречен. Чувствовала это и
голубая египетская кошка, поэтому и ушла. Но куда уйти человеку?
16. СИЛА ДОЛЖНА ДЕЙСТВОВАТЬ
Человек одинок. Мал убедился в этом на собственном опыте. Всегда и
всюду осужден человек на одиночество. Потому Что нельзя жить с людьми и не
врать.
Люди походят на оборотней, а жизнь на колесо превращений. Сплошное
волхвование: был он князь, а стал узник по доброй воле, был воин, стал
раб, хотя это очень сладкое рабство, к которому он всю жизнь стремился.
Люди не те, за кого они себя выдают. Девочка со славянским именем
Прекраса вдруг превратилась в великую княгиню Ольгу и теперь осаждает его
родовое гнездо. Но это не так просто. Он почувствовал, что впервые за
много лет подумал о ней как о чужом человеке и испугался. Неужели все
кончено?!
Словно в горячке метался Мал по своим покоям, не находя места. В
который раз вспоминал свою встречу с Якуной.
- Она с войском стоит под Коростенем, - признался Якуна, избегая
смотреть в глаза Малу.
Они сидели за широким белодубовым столом. Оба широкоплечие и чем-то
неуловимо похожие.
Мал смотрел на большие, еще очень сильные руки Якуны и представлял,
сколько крови пролито этими руками. Зачем?
- Зачем? - не сдержав свои мысли, повторил он вслух.
В ответ короткий колючий взгляд, который красноречивей слов.
- В нашей земле хозяйничают норманны. Они правят в городах, они
возглавляют войска, а мы, славяне, мыкаемся по свету. Добываем славу в
чужих землях; в Царьграде, в Риме, в Хазарии и Булгарии. Все дальше
расходимся мы, перестаем понимать язык друг друга, теряем силу. Мы один
народ - славяне! Кто объединит могучие славянские племена. Так думал князь
Олег, то же завещал и Ольге.
- Разве объединять можно только силой?
- Сегодня да, а завтра?.. Завтра, может, будет и другое средство. Но
пока сила решает все.
"Он прав, - подумал тогда Мал, - сила только тогда сила, когда она
действует. Жаль, что я поздно это понял, а то не сидеть бы мне в этом
тереме".
На следующее утро, взяв деньги, меха, оружие драгоценное, Якуна в
сопровождении своих озоров выехал в Киев. Когда прощались, Мал сказал:
- Увидишь Ольгу, передай, что за сына моего, Добрыню, она в ответе.
Якуна молча кивнул и вышел во двор.
Мал слышал, как заскрипели ворота и по мосту через крепостной ров
громко простучали копыта застоявшихся сытых жеребцов.
"Если даже она обманула, - подумал тогда Мал, - то верить нельзя
никому. Значит, человек всегда должен оставаться один".
17. ГОРЯЩИЕ ПТИЦЫ
Дважды родился молодой месяц, прежде чем вернулось тайное посольство.
За это время некогда могучий Якуна как-то сразу состарился, бессильно
опустились широкие плечи, взбухли на руках похожие на синие канаты вены.
Старик загрустил, перестал брить голову и, когда миновали Киев, слег.
Командовать отрядом стал Вакула. Он тоже изменился - возмужал, в голосе
появились властные нотки, а во взгляде еще большая холодность. Его снова
стали мучить кошмары. По ночам, лежа на дне лодки, он вспоминал
Константинополь, библиотекаря Диогена, книги, которые успел прочесть. А
еще учебу под руководством греческих инструкторов, которые показывали
русам, как пользоваться "огнем". Он видел силу этого оружия и, как и все,
был потрясен. Но еще больше он был потрясен, когда Якуна приказал удавить
греков - нельзя было оставлять свидетелей. И он это сделал!
Смерть шла за ним по пятам. Он чувствовал ее холодное дыхание, видел ее
в остекленевших глазах задушенных греков, в окаменевшем лице Якуны, в
самом себе.
Когда миновали Киев и вошли в устье Припяти, навстречу вышли четыре
ладьи, переполненные воинами. На одной, которая шла впереди всех, он
заметил Мистишу. Ладьи стремительно приближались, и спасения, кажется, не
было. Двум десяткам озоров не справиться с доброй сотней.
Кто-то сказал:
- К берегу нужно. Там можно спрятаться.
"Спрятаться?" - подумал Вакула, с каким-то болезненным интересом
вглядываясь в приближающиеся ладьи. Он видел, как отдавал приказания
Мистиша, как выстроились на корме лучники, вооруженные тяжелыми луками,
как они вложили первые стрелы и ждали только, чтоб лодки подошли ближе.
- Прятаться не будем, - обернувшись к воинам, сказал Вакула. - Давай
трубу и заряды!
Казалось, озоры его не поняли. Они стояли молча, никто даже не
шевельнулся.
- Живей! Давай "огонь" сюда! - закричал Вакула.
Все засуетились: кто-то побежал за зарядами, кто-то лихорадочно
укреплял на носу большую деревянную трубу на тяжелой медной подставке,
снабженной устройством для установки трубы в нужном направлении. Прикинув
расстояние до передней ладьи, Вакула установил трубу на нужную высоту и
вложил в нее зажигательный заряд, похожий на небольшой глиняный горшок.
"Действительно, вулканов горшок, как называли его венеды", - подумал он
и зажег трут. Из трубы вырвался небольшой горящий шар и со свистом полетел
в направлении первой ладьи. Вакула проследил за его полетом, слегка
уменьшил уровень наклона трубы и сам себе скомандовал:
- Огонь!
Ударившись о борт ладьи, заряд разорвался, превратив ладью в большой
костер.
- Огонь! Огонь! - снова и снова кричал Вакула.
И река горела, и не было спасения! Густой черный дым на какое-то время
скрыл из виду ладьи; когда он рассеялся, все увидели обгоревшие остовы
лодок. Людей видно не было.
Победа не радовала. Всего полтора десятка зарядов потребовалось для
того, чтоб уничтожить сотню людей, которые только что были живы, гордились
своей силой, умом, красотой, а теперь, превращенные в уголь, плыли по
реке.
Вакула вспомнил рассказ Диогена о гибели Содома и Гоморры. Он показывал
ему выписку из древней летописи, где говорилось: "...пустил господь камни
горящие и потопил их..." Содом и Гоморра погибли от такого же оружия,
которым сейчас владел Вакула. "Ум человеческий развращен, и сердца наши
слепы", - говорил Диоген. Любые достижения человеческого ума оборачиваются
во зло людям. Никто не хочет увидеть в "огне" только оружие для
разрушения.
Скоро, сменив ладью на коней и уложив трубы и заряды на повозки,
подошел маленький отряд к Коростеню. В лагере было неспокойно. Свенельд,
потрясенный гибелью сына, не выходил из своего стана. Святослав после
гибели Сунильды замкнулся в себе и все реже появлялся в шатре у матери.
Они становились чужими людьми. Ольга осталась одна со своим горем и своей
надеждой.
Той же ночью Ольга перевезла к себе в шатер больного Якуну.
- Что с тобой? - спрашивала она у старика. - Может, болит где?
- Ничего у меня не болит, - слабым голосом отвечал Якуна. - Сломался я,
душа задыхается в старой клетке.
Ольга как могла утешала старика, но он не слушал ее.
- Я сделал все, что ты приказала, - тихо, одними губами говорил он. -
Обменял веру на "греческий огонь" и привез тебе. Я знаю его силу -
Коростень будет взят.
- Ты видел Мала? - спросила княгиня.
- Видел. Он ничего, только сильно опечалился, когда узнал, что ты
хочешь взять Коростень. Просил спасти сына Добрыню.
Старик надолго умолк. Он лежал с закрытыми глазами, пугая Ольгу своей
неподвижностью.
- Прощай, Прекраса! - сказал он, усилием воли открыв глаза. - Не хочу
ждать смерти. По нашему старому обычаю пойду сам ей навстречу. - Он
глубоко вдохнул воздух и задержал дыхание. Все было кончено.
Тело Якуны еще не успело остыть, когда десяток огненных игл, пронзив
тьму, вонзились в стены Коростеня, растекаясь огненной жижей по камню.
Ольга видела, как они возникали на холме, расположенном за болотом,
пролетали больше двух тысяч шагов и взрывались в граде. Она, оцепенев,
сидела на стуле перед шатром, не замечая, как руки ее все сильнее сжимают
пушистое тельце кошки, приблудившейся недавно к лагерю. Животное,
взвизгнув, вонзило коготки в ее руку. Ольга пришла в себя. Траурным
костром полыхал Коростень. Кровавую тризну справляла она, окончательно
похоронив свое прошлое, а в нем Вещего Олега, Якуну, Игоря и даже Мала.
Теперь ничего нет, как нет девочки Прекрасы и женщины по имени Ольга, а
есть только Великая княгиня, которая в крещении получит имя Елены. Она
услышала чьи-то тихие шаги. Это был Асмуд.
- Любуешься, - усмехнулся он. - Вот пришел высказать восхищение твоим
умом. Ты не только великая, но и мудрая.
В его узеньких глазках плясали огоньки пожара.
- Только ты забыла об одном.
- О чем ты?
- Что, если люди узнают, какой ценой взят Коростень?
- Чего ты хочешь? - нетерпеливо спросила Ольга.
- У Свенельда погиб сын, Мистиша, он хочет отомстить...
- И тогда вы будете молчать?
- Да. Отдай ему Вакулу и его людей, а мы будем молчать и что-нибудь
придумаем, например, как с помощью птичек ты сожгла Коростень.
- Пусть берет, - коротко произнесла Ольга. - Уходи!
- Истинно государственный ум, истинно... - забормотал Асмуд и неслышно
исчез.
Утром Святослав привел к ней Добрыню. Старейшина Фарнгет, когда город
загорелся, спрятал его в пещерах над рекой, где мальчика отыскали
дружинники Святослава. Добрыня смело посмотрел на княгиню, и в этом
взгляде Ольга узнала Мала.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг