знак.
Тот камень, что на поляне лежал, голубым показался Горыне, и коль скоро
день долгий клонился к вечеру, валун сей огромный медленно терял свой
свет. Под ним уставший богатырь и решился ночь провести. На завтра, даст
Бог, до Мурома доедет, а там и до Солнцеграда недалече. Сотворив молитву,
и укрепившись духом святым, поскольку никакой живности в округе Горыня не
обнаружил, лег почивать богатырь на своей накидке. Коня же опять пастись
пустил.
Как минуло полночи длинной, поднялся вдруг над лесом ветер сильнейший.
Зашумели, закачались сосны вековые, поляну великокаменную окружавшие.
Очнулся Горыня от шума в природе происходившего, и в небо звездное глянул.
Померещилось ему, будто звезды на небосводе ночном замерцали вдруг, словно
свечи в горнице на ветру. Пригляделся Горыня и почудилось ему, будто
кружат над поляной птицы огромные с глазами горящими.
Сел богатырь на накидке и за ухо себя ущипнул, убедиться хотел, что не сон
сие действо небесное, ибо птиц столь огромных на Руси отродясь не
водилось. И только он сотворил сие, как с диким воем с небес на поляну
стая коршунов обрушилась. Едва успел Горыня свой меч выхватить, да на ноги
вскочить, как птицы ужасные устремились на него прямо, растопырив когти
вострые.
Ударом первым богатырь рассек коршуна страшенного, что быстрее всех на
него бросился. и столь силен был замах богатырский, что меч, пройдя сквозь
тело птицы по рукоять в землю ушел. Едва успел Горыня его выдернуть, чтоб
второго коршуна приголубить, отрубил ему голову великую с клювом крови
алчущим. С той минуты разгорелся на поляне камня бирюзового бой великий
богатыря русского с тварями бесовскими, невесть откуда явившимися в самом
сердце земли славянской. Едва успевал Горыня рубить мечом направо и
налево, став спиной к камню, чтобы тыл оборонить, а коршунов в небе над
поляной все прибывало. Совсем уже свет звезд затмили они крыльями своими
черными. Кому голову узкую, кому крыло жесткое или когти острые отсекал
Горыня. Кого сразу насмерть разил его меч богатырский, а кого лишь
калечил. Уже много птиц дьявольских устлали телами своими поляну, а кои
пораненные ворочались в крови собственной, перья же их летали повсюду.
Воздух лесной чистый вонью и смрадом пропитался. Тяжко Горыне дышать стало.
Уже и силы его иссякать стали, как вдруг оставшиеся в живых коршуны в небо
поднялись и стали кружить в вышине не пытаясь Горыню жизни лишить более.
Опустил меч богатырь, дух перевел, и уж решил, что отвадил он гостей
непрошеных, как вдруг упал камнем с неба коршун такой огромный, что вдвое
более прежних богатырю показавшийся. Был он один-одинешенек. Опускаясь,
крылом своим могучим сосну перешибила птица сия. Подивился Горыня силе
дьявольской, и меч свой, кровью замаранный, поднял для защиты. А коршун
тот со всего маху о землю ударился, да оборотился черным воином. Лицо его
зверское смутно Горыня разглядел, ночь была, лишь заметил богатырь нос
горбатый с клювом схожий, да глаза горящие огнем диким, а на волосах его
черных - корону, мерцавшую, словно уголья костра.
- Силен ты, богатырь, - прорычал сей истукан, - да только я сильнее. Не
ведаешь ты, против кого пошел, человечина. Много воинов моих погубил мечом
своим, да только меня им не возьмешь.
Сказавши так, протянул он вперед руки свои с пальцами, более на когти
походившими, и ударила из них молния ветвистая. Почудилось Горыне, будто
тысячи копий вражеских в тело его вонзились. Выронил он меч свой из рук, и
пошатнулся. Поплыло все перед глазами, свет белый померк, и рухнул Горыня
словно дуб, подкошенный силой дьявольской, перед камнем великим бирюзовым.
Уж долго лежал он то в бреду, то в беспамятстве. Казалось, будто в голове
били колокола пудовые. Тело богатырское ныло нещадно, а руки и ноги не
слушались. Богатырским усилием растворил глаза свои Горыня, да в небо
посмотрел. Где-то там, далеко, висели тяжелые серые тучи. "Где же я, -
подумал богатырь, - али помер уже("
Он поднатужился, и сел, обхватив руками окровавленную головушку.
Оглядевшись вокруг, узрел Горыня тысячи мертвых коршунов, от коих дух
смрадный уже поднимался в небо, и вспомнил все. "Как же жив я остался, -
удивился богатырь, - ведь одним сапогом уже в могиле топтался. Видно, не
пришел еще мой час". А сказавши так, встал на ноги Горыня, поднял голову,
да тут же чуть обратно и не сел от удивленья. Увидал богатырь, что камень
бирюзовый, пол поляны занимавший, ярким светом горел голубым, затмевая
свет дневной.
- Так вот, значит, кто мне жизнь спас, беду из тела моего вывел, -
воскликнул Горыня с радостью, и на колени перед камнем повалился, -
спасибо тебе, бирюза-заступница, век тебя помнить буду.
Подошед к камню, отбил Горыня от него кусочек махонький и в мешок к себе
положил. А сам подумал: "послужит мне камень сей оберегом от напастей
всяческих, кои встречу еще". Кликнул коня своего Горыня. Сел в седло и
далее в путь двинулся в Солцеград великий, но сперва через Муром проехать
было надобно.
К вечеру спустился богатырь с холмов лесистых на поле перед городом
лежащее. И только конь его ступил на дорогу, к воротам ведущую, открылся
богатырю вид ужасный. На сколько глаз хватало, всё поле усыпано было
мертвыми русичами, что еще сжимали в руках своих оружье теперь ненужное.
Стаи воронов вились над городом Муромом, а сам он, недавно красивый столь,
в руинах лежал и в дыму.
Въехал Горыня в город в том месте, где ранее ворота стояли, и не узнал он
Мурома. Ни одного дома не оставили целым злодеи неизвестные. Все дотла
выжгли. Медленно переступал конь богатырский по головешкам дымившимся,
боясь наступить на мертвых русичей. И вдруг средь моря смерти, услыхал
Горыня плач по матушке, над развалинами зазвучавший. И увидел Горыня
красну девицу, чудом смерти избежавшую, что склонилась над своею матушкой,
растерзанной врагами проклятыми. И при виде их налилось сердечко
богатырское лютой ненавистью к поганым извергам. Вздыбил коня своего
Горыня богатырь, повернул его на восток и погнал прямиком в Солнцеград.
Дни и ночи скакал богатырь по лесам и полям, и везде видел только смерть
царившую. И росла в нем ненависть великая, горы сокрушить готовая. "Не
бывать мне счастливу, покуда не изведу всех тварей поганых, на землю мою
явившихся", - думал богатырь коня погоняя.
К рассвету дня нового, скачки без сна и отдыха, взлетел Горыня на вершину
холма высокого, что в десяти верстах от Солнцеграда находился. Взглянул
богатырь на город златоглавый, что в дали виднелся, и узрел он полчища
несметные вражеские, полукольцом его охватившие. Словно тучи черные,
парили в небе коршуны, в них узнал Горыня друзей своих, давешних и
осклабился довольно: будет случай счеты свести.
Спрыгнул богатырь с коня и воткнул в землю меч свой великий. Рукоять его
была в виде креста изготовлена. Ибо богатыри русские, подобно князю своему
верили отныне в Бога единого. Пал на колени Горыня и молитву сотворил.
Апосля нее, достал богатырь из сумки своей оберег бирюзовый, сел на траву,
лицом к Солнцеграду, сжал камешек в ладони, и молвил тихо:
- Встану я рано, утренней зарей, умоюсь холодной водой, утрусь сырой
землей, завалюсь за каменной стеной. Ты, стена бей врагов супостатов, а
был бы я цел и невредим. Иду я в кровавую рать, бью врагов супостатов; а
был бы я цел и невредим. Вы, раны тяжелые, не болите; вы, мечи бойцов,
меня не губите, вы, стрелы, меня не разите, а был бы я цел и невредим.
Заговариваю я раба божьего Горыню ратного человека, идущего на войну, сим
моим крепким наговором. Чур, слову конец, моему делу венец!
Встал Горыня во весь рост, плечи расправил широкие, и почуял будто силы в
нем поприбавилось. Вскочил богатырь на коня, выдернул меч из земли сырой и
над головой его вскинул. Блеснул меч богатырский на солнце, будто средь
бела дня звезда на небе вспыхнула. И пустил коня своего Горыня с холма
вскачь.
Глава восьмая
Предсказание Зувейле
В рассветный час дня первого, месяца, что в народе травным зовется,
пробудилась в своем логове волчица серая от земли содрогания. Пробудилась
она, щенят оглядела, и наружу подалась, сведать отчего земля не спокойна
стала. А жила волчица далеко от стаи, на обрыве высоком, и нора ее
смотрела прямо в море черноводное. Как взглянула серая на берег морской,
то предстало пред ней диво дивное, доселе невиданное. Много тысяч судов
чернотелых заполонили море широкое и воды не видать стало до того места,
где небо с нею сходится. Развевались на кораблях стяги черно-серебристые,
а носы венчали головы резные. И почуял зверь, что беда пришла. То достигли
брегов моря черного корабли первые Кабашоновы, что несли в себе отряды
дужарские во главе со жрецом их Ражханом. И как только ударился о дно
песчаное первый корабль, спрыгнул вниз Рыжхан, облаченный в шкуру
тигриную, и звериный крик раскатился по всему брегу широкому. Сорвались с
веток птицы сидевшие, всполошились в лесах звери дремавшие. Показалось им,
что зашло солнце раннее, не успев на небо взойти еще.
Вслед за первыми кораблями, вторые о землю ударились. И посыпалось с них
на брега широкие воинство мавританское. Среди первых были здесь югорды,
выше всех почитавшие царицу змей Гаджу, были и саршары-лучники, человечье
мясо поедавшие. Многие тысячи их разбежались тотчас по брегу в поисках
поживы легкой, держа наготове луки страшенные, из коих стреляли они без
промаха. Вслед за саршарами, остальное воинство мавританское начало смерть
дарить всему встречному. И спустя полдня на десятки верст окрест не
осталось ни одной души живой человечьей и звериной даже. Не щадя ни
старых, ни малых, убивали всех мавританские изверги, предавая огню
селения, пашни и леса плодовитые. Затянуло дымом черным прибрежные земли,
мертвыми усыпанные. И тогда с небес, на падаль многочисленную, на тела
человечьи, в коих жизнь недавно теплилась, обрушилась лавина черных
коршунов звериного царя Эрманарихома, терзая все, что надежду еще имело.
Растеклось скоро по земле прибрежной черное воинство, расползлось, словно
тучи саранчи. А к закату дня первого, месяца, что в народе травным
зовется, приняла в себя земля обгоревшая, корабли последние, в коих плыл
сам Кабашон со свитою сарацинскою. Как ступил он на землю кровь впитавшую
- возликовало сердце его злобливое. Смерти вид глаза обрадовал. Окинул
Кабашон взглядом горы прибрежные, из-за коих дым от селений горящих
подымался, подозвал сына своего и молвил: "Смотри сын мой и радуйся - так
умрут скоро все народы, мне непокорные."
Но не весел был сын его Арсен, хоть и напросился сам в поход далекий
воинский. Не о том, чтобы врага умертвить думал он, а совсем другую думу -
тайную и заветную. Вспоминал Арсен те годы недавние, когда пришлось ему
побывать вместе с сарацинами по приказу отцовскому в сердце пустыни
бескрайней, провести дни долгие в поисках сокровищ богатейшего султана
Бендина. Город султана меж хребтами горными лежал, восточным Эргом и
западным, там, где простиралась пустыня великая африканская, что нет шире
во всем мусульманском свете и даже за священной горой Каф. Затерялся город
в самом сердце пустыни и неведом был никому из чужаков, ибо заколдован и
всегда в мираж превращался, едва лишь караван или войско иноземное
появлялось в песках пограничных. Назывался он Золотым городом. Но узнал
Кабашон хитрый от людей Бендина, пойманных во время похода дужарского, где
стоит сей сказочный город, несметными богатствами и чудесами разными
полный. Рассказали под пытками пленники, как идти туда и самому живому
вернутся. А потом велел Кабашон отрубить им головы и стервятникам бросить
на съедение, чтоб вовек не узнал никто, как нашел Кабашон дорогу тайную,
сквозь нагорье Ахаггар прямо к Золотому городу султана Бендина.
Много месяцев шли воины Кабашоновы, мавры верные, чтобы злата добыть,
каменьев и чудес невиданных для властелина своего. Вел их предводитель
сарацин великий воин Иорнанд из рода Алабесов, и с ним был Арсен. По
приказу Кабашона должен был видеть Арсен смерь врагов отца своего и
твердеть сердцем. И вот, на тридцатый день, увидали они, солнцем и
горячими ветрами измученные, город с башнями белыми, что вырос перед ними
на рассвете. Окружен был город высокими стенами зубчатыми, минареты его
резные, полумесяцами увенчанные, прямо в небо упирались, купола обширные
над стенами высились, а ворота городские широкие казались из чистого
золота. За стенами виделось множество зданий богатых и прекрасных, с
крышами тускло-блестящими. Увидав сие, посланники кабашоновы почуяли
поживу великую.
Только лишь взошло солнце на небосвод - засверкал Золотой город жаром
крыш своих, ибо сделаны были они из чистого золота, как и говорили
предания. А еще говорили предания, что живут в этом городе затерянном лишь
мастера-ремесленники и нет у них подмастерьев, ибо все они творят только
лучшие творения, что не может повторить ни один человек во всех землях
арабских и африканских. Собрал их тут силою сто лет назад со всей Африки
султан Бендин, водивший дружбу с джиннами, и построил для них город
великий тайно, для того, чтоб они трудом своими умножали богатство его
ежечасно. А чтобы врагов не боялись, велел султан Бендин джиннам
заколдовать Золотой город заклятьем сильным, так чтобы людям встречным
город миражом виделся и не могли они дороги к нему найти ни днем, ни
ночью, сколь не старались бы. С тех пор затерялся Золотой город в пустыне
обширной, хранимый джиннами, и не знал забот и напастей.
Лишь только раз в году, на рассвете, теряло заклятие силу свою на один
день. В тот день позволял султан Бендин своим мастерам увидеться с детьми
и женами. Снимали заклятие джинны послушные и возникала тотчас дорога
каменная прямо от домов родни сквозь всю пустыню к городу Золотому
ведущая. То не простая была дорога. Лишь ступит на нее человек и, где бы
он ни был, принесут его джинны прямо к Золотому городу за мгновение малое.
А как истечет день единственный, тем же путем унесут его великие джинны
обратно. Так и не узнает никто и никогда, где стоит город сей несказанно
богатый.
Приходят в тот день по дороге каменной дети и жены мастеров и остаются с
ними до утра следующего, пока не выйдет срок. Весь день, что мастера с
женами проводят, джинны спят и заклятие не висит над городом. А как
истечет время, Бендином отпущенное, исчезает дорога и умирают те, кто уйти
из города не успел, убивает их заклятье тяжелое, снова в силу вступившее с
первым лучом солнца.
В одном из походов дальних Кабашон, водивший дружбу с
джиннами-вероотступниками, захватил много жен и детей мастеров, пытал их и
правду выведал, а затем убил. И теперь слуги его точно знали, что утром
исчезнет заклятье джиннов и останется беззащитным город Золотой ровно на
один день. Так и случилось. Лишь только воссияло солнце африканское белое
над песками пустыни бескрайней, увидали мавры кабашоновы, на холмах
окрестных находившиеся, чудо, объяснимое лишь повелением джиннов -
появилась вдруг из воздуха дорога каменная из дали поднебесной прямо к
воротам городским, которые тотчас отворились бесшумно. Множество женщин и
детей на дороге той показалось и возникло скоро у ворот городских великое
столпотворение. Безмолвная, до той поры, пустыня наполнилась криками
радости искренней.
Но недолгой была та радость. Увидав, что заклятие потеряло силу, Иорнанд,
предводитель Алабесов, велел войску своему умертвить всех женщин и детей,
а затем разграбить Золотой город. Словно стаи шакалов голодных выскочили
сарацины из своего укрытия и набросились на людей у городских ворот. Крики
радости сменились воплями о пощаде, но сарацины не знают пощады.
Засверкали клинки-полумесяцы на солнце, покатились головы, полилась кровь
на дорогу каменную и песок, не успевший еще раскалиться от лучей
солнечных. Впереди всех скакал Иорнанд на горячем коне, рядом с ним был
Арсен в одеждах белых, но клинка не вынимал он, не желая крови в душе
своей. Лишь едва научившись сидеть в седле, смотрел Арсен молодой на все
глазами ужаса полными, но отца ослушаться он не смел.
- Смотри как гибнут эти собаки, Арсен, - кричал ему Иорнанд чернобородый,
указывая мечом окровавленным на трупы женщин убитых. - Твой отец будет
доволен нашим походом!
Умертвив всех женщин и детей, ворвались сарацины в город. От увиденного
засверкали глаза у них и наполнила сердца жадность бесконечная. Все дома
были в городе из камней дорогих монолитных построены, решетки искусные на
окнах и крыши золотом убраны, фонтаны из мрамора и других камней пестрых
сделанные источали прохладу. По улицам узким, коврами устланным, ступали
плавно павлины важные, хвосты распустив. Бросились сарацины грабить
Золотой город и убивать мастеров, что встречались им на порогах жилищ
своих в ожидании жен и детей. Велел Иорнанад привести в захваченный город
караван из двух сотен верблюдов, что стоял за холмом, и грузить их мешки
седельные золотой утварью и каменьями драгоценными, на радость Кабашону.
Растеклось мавританское воинство по узким улицам, смерть неся на остриях
клинков своих изогнутых.
Меж тем Арсен отстал от Иорнанда, и ехал медленно на коне своем по
опустевшим узким улицам Золотого города в одиночестве, хоть отец его и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг