охраной закона. По мнению Совета по делам морей, еще не приняты все
воспитательные меры. Между прочим, вчера он убил кита, а на той неделе
ворвался на рыбную плантацию - каким-то чудом он разведал, что там на одном
участке ослабли силовые поля. Плантации больше не существует. Костя спросил:
- И вы идете его уговаривать не делать больше глупостей?
- На этот раз разрешено применить капсулы. - Он сделал испуганные
глаза: - Кэп! Спасайся, ребята, в левую дверь!
Все пассажиры стояли и сидели под тентом на мостике, любуясь морской
гладью и дельфинами. Кроме нас с Костей и академика, на остров ехала целая
группа ученых разных специальностей, изучающих море, и ботаник Кокиси
Мокимото.
Павел Мефодьевич ходил, перешагивая через ноги сидевших в шезлонгах,
улыбаясь и поглядывая по сторонам. Он был явно доволен сегодняшним днем и
блестяще проведенной операцией по освобождению дельфинов.
Океанариум в Коломбо соединялся с морем длинным каналом. С год назад
доверчивых дельфинов заманили через канал в океанариум и закрыли выход
решеткой. Действительно, в океанариуме, по людским представлениям об
удобствах для живых существ другого вида, было сделано все возможное:
проточная вода, обильная пища, относительно просторное помещение. И все-таки
приматы моря чувствовали себя как в тюрьме. Они выражали свой протест, но
ботаники его не слышали, вернее - не понимали, так как не искали с ними
контактов.
Ученый секретарь дендрария Кокиси Мокимото был буквально подавлен
натиском академика Поликарпова. Японец только шептал извинения, прижимая
левую руку к груди, и болезненно улыбался, показывая, как он огорчен
случившимся. Наконец он вымолвил:
- Простите... Нам казалось, что мы не посягаем на их свободу. Мы делали
все, чтобы их жизнь была приятной. Они даже могли включать и выключать по
своему желанию музыку, специально написанную для них. Извините, не помню
фамилии композитора. Жаль, у нас не было средств, облегчающих контакты.
Разговор происходил в павильоне-оранжерее, служившем лабораторией
ученого секретаря.
- Не было средств для контактов! - загремел академик и взял с полки,
уставленной приборами, небольшую желтую коробку. - Последняя модель
"ЛК-8006"! Пока выпущено всего тысяча приборов, и один из них почему-то
прислан сюда. Мне думается, что вам должно быть известно о возможностях
этого изобретения?
- О да-да...
- Позвольте усомниться в этом. И если я неправ, то прошу прощения, но
все же нелишне напомнить, что с помощью "ЛК-8006" - надо же придумать такое
дурацкое название! - мы можем разговаривать с марсианами, если, конечно, они
там еще обитают. Можем обмениваться информацией с пришельцами невесть
откуда, будь у них углеродная, фтористая, кремниевая или бог весть какая
иная основа. Надеюсь, я не утомил вас такой пространной речью об истинах,
известных школьнику первого цикла?
- О нет! Даже очень интересно, хотя...
- Хотя вам все это хорошо известно? Так вот, чтобы не терять дорогого
времени, идемте и немедленно освободим несчастных узников. Кстати, я научу
вас пользоваться "ЛК-8006", этим замечательным изобретением с дурацким
названием...
Академик зашагал к океанариуму, а мы с Мокимото едва поспевали за ним
следом.
Ученый секретарь шепнул мне:
- Очень оригинальный ум! Его метод вести беседу оставляет довольно
сильное впечатление...
Костя и Вера плескались в воде, окруженные дельфинами. Вера неожиданно
вскочила на блестящую спину дельфина и, смеясь, помчалась на нем, описывая
круги.
- Безобразие! - крикнул академик. - Вы превратили их в забаву! Надо
немедленно покончить с этим издевательством! - Он опустил в воду гидрофон,
что-то сказал, и в тот же миг все дельфины бросились к нему.
Вера полетела в воду и стала, давясь от хохота, что-то объяснять Косте.
Я впервые слышал не на телеэкране диалог между человеком и дельфином.
Академик говорил напыщенным языком старых информационных листов:
- Приветствую вас, братья моря! Дельфин отвечал ему в том же стиле:
- И мы приветствуем вас, братья Земли!
- Мы пришли просить у вас извинения за то, чти, хоть и не по злой воле,
так долго ограничивали вам свободу передвижения.
- Нам было трудно в этой мелкой круглой луже, но у нас нет плохого
чувства к вам.
- Сейчас будет поднята решетка, закрывающая выход в море, и вы можете
следовать в любом направлении. Со своей стороны я предлагаю вам совместное
путешествие к юго-западу на один из плавучих островов. Там живут и трудятся
вместе с нами на общее благо много братьев моря. Согласны ли вы?
- Мы согласны...
Павел Мефодьевич назвал место встречи - выход из гавани...
Мокимото, прижав руки к груди, согнулся в прощальном поклоне. Он не
сказал ни слова, и это немое признание своей вины растрогало академика.
- Извините меня, старого грубияна. - Внезапно он хлопнул Мокимото по
спине: - Послушайте, коллега, а не поехать ли и вам ко мне на остров? Я
понимаю, что у вас работа, мало свободного времени, и все же очень бы вас
просил об этом одолжении.
Кокиси Мокимото обвел взглядом свой зеленый кабинет, улыбнулся,
протянул руку.
И вот мы все покачиваемся на пологих волнах Индийского океана,
встречный ветер умеряет тропический зной.
Павел Мефодьевич останавливается возле кресла, о котором, полузакрыв
глаза, лежит Мокимото.
- Надеюсь, что вы не очень сетуете на меня, дорогой коллега?
- О-о, мистер Поликарпов! Я так благодарен вам! Очень давно мне не
приходилось совершать такие приятные перемещения в пространстве. Я так люблю
море! Мои предки были рыбаками из Киото. Между прочим, на гербе этого города
- золотые дельфины.
- Знаю. Существует много легенд по этому поводу. Но достовернее всего
та, в которой говорится о спасении дельфинами одного из основателей города.
Возможно, вашего предка?
- К сожалению, у нас в семье нет таких романтических преданий.
Они помолчали. Потом Мокимото сказал:
- Удивительный покой охватывает душу, когда ощущаешь красоту мира и
единство начал жизни!
- Я с вами согласен и могу только добавить, что такие мысли чаще всего
приходят не во время путешествий на ракетах, не на сверхэкспрессах и не на
адских земноводных амфибиях, где мы сидим в закрытых футлярах и нас с
неимоверной скоростью перебрасывают с материка на материк, а когда мы вот
так идем по древней дороге и можем протянуть руку и пощупать океан, землю,
горы.
- В этом преимущество исторических видов транспорта, - улыбнулся
Мокимото. - К сожалению, сейчас так мало пользуются ими! Даже мы,
посвятившие жизнь изучению природы, предпочитаем скоростные машины и,
выигрывая в скорости, подчас совершенно ненужной, теряем главное - ощущение
величия нашей планеты.
- Ну, я не жалуюсь. - Академик расправил плечи. - Мне приходится
большую часть времени проводить вот здесь, - он широко развел руки, - в этой
колыбели всего живого, где слишком большие скорости просто невозможны и не
нужны...
Ко мне подошел Костя и потянул за руку. Он отвел меня на самый край
мостика, нависшего над водой.
- Ну что ты слушаешь эту старческую болтовню! - сказал он. - Сейчас
разговор пойдет о подводных городах... Так и есть! Вот тот, в зеленых очках,
полгода прожил в "Поселке осьминогов" на коралловой отмели, сейчас он
закатит доклад миль на триста. Пошли лучше вниз, поболтаем с дельфинами
через бортовой гидрофон.
Увлекая меня вниз по трапу, он сказал:
- Меня все больше интересует наш метр. Интересная, оригинальная и
загадочная личность. Тебе не приходила мысль, что он похож на биологического
робота? Я все время думаю об этом. Такого же мнения и Вера. Не улыбайся,
пожалуйста, у нее совершенный слух, и она уловила в нем работу какого-то,
видимо, не совсем отлаженного датчика, ну, как у старых "кухонных" роботов.
Конечно, он бесконечно совершенен... А тебе ничего не показалось?
Я ничего не ответил Косте, хотя ясно вспомнил, что и меня настораживали
глухие ритмичные толчки, когда я стоял в библиотеке "Альбатроса" рядом с
загадочным академиком.
СОЛНЕЧНОЕ УТРО
Ровно в шесть меня разбудила Пенелопа. Она стояла возле кровати и
бесконечно повторяла тусклым голосом:
- Пора вставать. Пора вставать. Шесть часов. Шесть часов.
Я натянул на голову одеяло и попытался заснуть, но скоро понял, что при
таком соседстве заснуть не удастся. Пенелопа может стоять целую вечность и
вот так бубнить и мигать своим единственным глазом. К тому же я сам приказал
ей разбудить меня ровно в шесть. Мы условились с Костей, что будем вставать
теперь с восходом солнца. Внезапно вся моя постель поехала вбок, и я
очутился на полу: тоже мое распоряжение, если я не встану в течение пяти
минут. Спать можно было и на полу, но я не знал, на что еще способна
Пенелопа:, у нее, судя по инструкции, нанесенной на ее спине, был запас
"логических решений". Что это такое, я чуть было не испытал на себе. Только
я успел вскочить, как Пенелопа сгребла постель своими рычагами, пошла с нею
к двери. Я едва успел нажать желтую кнопку на плече исполнительной служанки,
прервав цепь ее логических решений.
- Ты что хотела сделать с постелью? - спросил я, натягивая плавки.
- Ты сказал: если не встану, то хватай меня и волоки в лагуну.
Пенелопа принялась было наводить в спальне порядок, но я отправил ее
будить Костю. Он сам попросил меня об этом. Его комнаты находились рядом с
моими. Оттуда послышалось бормотание робота, затем заспанный голос Кости,
умоляющий оставить его в покое. Я не стал дожидаться развязки.
К стенам нашего домика вплотную подходили заросли тропических растений.
Я побежал по тропинке в сумеречном туннеле, холодные капли росы падали с
листьев на спину. До берега лагуны было не больше двухсот метров, , но я
довольно долго петлял по зеленому лабиринту, иногда вырываясь на небольшие
полянки с зеленым или голубым газоном, засаженные цветами, наткнулся на
сетку теннисного корта и наконец пересек бамбуковую рощицу и очутился возле
вышки для прыжков в воду.
Когда я, тяжело дыша, забрался на последнюю площадку вышки, еще стояло
короткое прохладное утро тропического дня. Горизонт закрывала тяжелая стена
серо-золотых облаков. Солнечные лучи прорывались в трещины стены и били по
упругой поверхности океана, тоже золотисто-серого. Пассат толкал меня в
спину. Пришлось покрепче схватиться за поручни. Внизу кто-то в голубой
шапочке уже плавал посреди лагуны в сопровождении двух дельфинов. Несколько
приматов моря с огромной быстротой пронеслись к выходу из лагуны,
поравнявшись с черно-желтым буем, они сбавили скорость, развернувшись,
выстроились в линию и опять ринулись, теперь уже в лагуну. Должно быть, они
тренировались, готовясь к состязаниям. Серые, быстро движущиеся тела во всех
направлениях пронизывали толщу воды.
Я вертел головой во все стороны, стараясь не пропустить ни одного
предмета, запомнить все, что нас будет окружать много месяцев: разноцветные
пятна китовых пастбищ, полей, засеянных водорослями. Меня привлекала туча
морских птиц у северной части острова, какие-то движущиеся пятна у самой
стены облаков, загораживающих солнце. У входа в лагуну кто-то взмахнул
перламутровым крылом; наверное, пронеслась стая летучих рыб. Остров
интересовал меня меньше, я воспринимал его как гигантское сооружение,
замаскированное под атолл, другими словами - очень простую и не особенно
остроумно выполненную машину. Только много позже и как-то незаметно величие
и простота этого создания человеческого гения стали внушать невольное
уважение. А сейчас я видел только океан, только утро в блеске и славе
Гелиоса. Лучезарный бог вырвался из-за стены пылающих облаков и победно
поднимался к зениту. Как в эти минуты я понимал древних поэтов, наделивших
природу трепетными человеческими чувствами! Меня охватило радостное и в то
же время тревожное чувство ожидания необыкновенного, как в детстве, когда я
глядел на звездное небо и видел черные таинственные провалы в глубинах, где
тоже жили галактики, солнца, планеты, а может быть, и люди.
Я совсем забыл про своего друга, а между тем он стремительно поднимался
ко мне, подтягиваясь на руках и перепрыгивая через пять ступенек, прямо
возносился ввысь, как невесомый. В этой стремительности не было ничего
необыкновенного - медлительный Костя иногда проявлял чудеса энергии. Но вот
он вскочил на площадку, и я увидал его красное, потное лицо, ссадины на лбу,
прищуренные глаза и понял, что произошло что-то из ряда вон выходящее.
- Пенелопа? - спросил я, стараясь сдержать улыбку. Костя сверкнул
глазами:
- Ах, он еще смеется! Натравил эту безмозглую дуру и скалит зубы...
Обыкновенно я прыгал только с десяти метров, а на этот раз впервые
ринулся с пятнадцати, не чувствуя страха, распластав руки, как крылья. Летел
и улыбался, представив себе удивленную физиономию моего друга. Вынырнув и
поглядев вверх, я увидел на вышке Костю, сидящего на корточках. Он погрозил
мне кулаком и, сбежав вниз, прыгнул с пятиметрового трамплина, сделав
тройное сальто.
Вынырнув, Костя долго кашлял, пяля на меня горящие нетерпением глаза.
Наконец сказал:
- Хлебнул водицы, - и, засияв, добавил: - Какой прыжок!
У Кости импульсивный характер, у него необыкновенно легко меняется
настроение. Но такого еще не бывало! Простить мне так скоро ссадину на лбу и
даже по достоинству оценить мой прыжок! Я скромно сказал:
- Да, прыжок, видимо, получился сносно. Только, кажется, я недостаточно
прогнулся?
- Ха-ха! Ничего себе сносно! Да ты шлепнулся, как камбала с утеса. Вот
я действительно крутанул сальто. Пять оборотов!
- Три от силы.
- Пять! И даже с половиной! А как вошел в воду? Гвоздиком!
К нам подплыли три дельфина и остановились, разглядывая нас большими
умными глазами.
- Доброе утро! - Костя шлепнул одного из них по спине.
В то же мгновение все они скрылись под водой и больше не подплывали к
нам.
- Обиделись, - проворчал Костя, плывя бок о бок со мной. - Ну что я
такого сделал?
Я сказал, что, видимо, они не терпят грубого и фамильярного отношения к
себе.
- Никакой фамильярности, просто дружески ударил тихонько по плечу. -
Костя фыркнул, выплевывая воду, я быстро поплыл к противоположному берегу.
И по его тону, и по поведению было видно, что он крайне недоволен
собой. Меня же не оставляло приподнятое, солнечное чувство. Я только
улыбнулся Костиным огорчениям. Вечно с ним что-нибудь приключается.
"Наверное, сказывается наследственность, - думал я, медленно плывя
вдоль берега лагуны. - Ведь он сам первым страдает от своих необдуманных
поступков. Надо как-нибудь незаметно подсунуть ему запись лекций психолога
Вацлава Казимежа. Конечно, и я мог бы кое-что ему посоветовать, да разве
Костя примет во внимание мои рекомендации!.." В ту пору мне казалось, что я
полон всевозможных добродетелей, прямо фонтанирую ими, как артезианский
колодец.
От педагогических мыслей меня оторвал дельфин: озорник ткнул носом в
мою пятку. Ему было не больше года, совсем маленький дельфиненок. Он
вынырнул метрах в десяти и пронесся рядом со мной, обдав брызгами. В
кильватер за ним промчалась целая ватага невесть откуда взявшихся таких же
сорванцов, издававших пронзительный свист.
За моей спиной послышался смех. Обернувшись, я увидел мокрое
улыбающееся лицо молодого человека в голубой купальной шапочке. Он сказал:
- Сейчас им влетит. Харита засадит их на "балкон" минут на десять.
Представляешь, каково этим вулканическим созданиям просидеть хотя бы минуту
на одном месте! Но с Харитой шутки плохи, она запретила малышам появляться
среди двуногих во время их утренних довольно неуклюжих манипуляций в воде.
Могут быть неприятности, и виноваты, конечно, будут не они: уж слишком мы
неповоротливы в их родной стихии.
Симпатичного юношу в голубой шапочке звали Петя Самойлов. С
нескрываемой гордостью он сообщил, что уже второй год работает здесь
китодоем. О своей научной практике он сказал как-то вскользь, с легким
презрением:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг