заняться музыкой, а она недавно стала посещать дополнительные занятия по
биохимии: сказывается твое дурное влияние... Прости, через тридцать минут я
должна быть в студии... Нет, постой! Не забудь, что мы можем видеться по
средам от тринадцати сорока до тринадцати пятидесяти пяти...
Были среди провожающих и современные универсальные роботы из
пластмассы, полностью имитирующие человеческий облик. С этими роботами
происходило множество презабавных случаев, пока собеседник не догадывался, с
кем имеет дело. Из десятка таких роботов составился недурной хор-оркестр.
Костя получил напутственную информацию от полосатого робота также
довольно древнего происхождения.
- Ну, спасибо, Марфа, - сказал Костя. - Передай всем привет, а сейчас
отправляйся вместе с Васей. Он тоже исчерпал поток напутствий. Только не
вздумайте ехать в пассажирском поезде и флиртовать в пути с незнакомыми
людьми.
- Знаю, - вздохнул Вася грустно. - Какой там флирт - мы обязаны ехать в
ржавой трубе вместе с неодушевленными предметами!
Когда наши роботы направились в сторону грузовой подземки, мы с Костей
по мере сил стали принимать участие в обсуждении причин поражения нашей
сборной на последней Олимпиаде в Рио-де-Жанейро, попутно встревая в
разнотемный разговор соседей, приветствуя подходивших однокурсников и хором
скандируя: "Хорошей посадки!" - когда где-то из-под ног слышался
внушительный голос робота-диспетчера, напоминающего, что до отлета очередной
группы осталось десять минут. Подъезжал автокар такого же цвета, как и
посадочные жетоны улетающих; правда, на автокар редко кто садился из наших
ребят - они с гамом бежали, как первокурсники, по цветной дорожке, которая
стелилась перед колесами машины, направляя ее к посадочной эстакаде.
Биата вначале стояла с подругами, а когда они, щебеча, убежали, она
подошла к нам, взяла Костю под руку и отошла с ним в сторону. Костя искоса
посмотрел на меня, изобразив на своем лице сожаление и плохо скрываемое
торжество.
Вчера после замечательно начатого вечера у Биаты я с ней поссорился
самым глупейшим образом. И опять из-за Сверхновой звезды. Начал Костя в
перерыве между танцами, а я ввязался в спор и стал доказывать и доказал, что
ей лететь на спутник не следует. Большее оскорбление трудно было придумать.
И вот она ушла с Костей. В руках Биата держала сумочку, где должен был
лежать хрустальный флакончик со "Звездной пылью" (если, конечно, она не
выбросила его) и катушки с нитями магнитных записей, книг, музыки, фильмов.
Я подумал: "Хотелось бы знать, там ли фильм о нашей поездке во время зимних
вакаций? Наверное, и его постигла та же участь, что и "Звездную пыль". А
жаль". Особенно мне жаль "Звездную пыль".
Слава об этой ароматической поэме шла по всему институту. Мне покоя не
давали парфюмеры из Москвы, Воронежа, Риги и даже Парижа, требуя формулу,
рабочие записи, и приходили в ужас, узнав, что все это было брошено в
корзину для мусора. Конечно, я помнил кое-что, но это кое-что принесло
жалкие плоды. "Звездная пыль" была сложнейшим синтезом, где главный
компонент составляло мое чувство к Биате.
Так Биата стала обладательницей уникального соединения ароматического
ряда, названного ею "Звездной пылью".
До меня доносился нежно-грустный запах, в нем было что-то музыкальное.
"Пусть, - думал я, - пусть он ей вечно напоминает обо мне, о нашей нелепой
ссоре. Он неистребим, все ее вещи, она сама всегда будут излучать "Звездную
пыль".
Почему-то эта сентенция доставила мне горькое удовлетворение.
Биата что-то говорила Косте. Склонив голову, она пальцем трогала его
рукав.
По временам доносился гул стартовых дюз, низкие гудки буксиров,
отвозивших корабли от посадочных галерей к взлетным полосам, и шипение
автокаров, везущих мимо нас более солидных путешественников. Я с деланным
равнодушием повернулся спиной к Биате и Косте и тоскливо обводил глазами
зал, напоминающий крытый стадион для зимних соревнований по легкой атлетике,
только гораздо больше и красивей.
Я старался думать с критической горечью, что это здание, в которое
вложили столько труда, лишено теплоты, что в нем почему-то чувствуешь себя
одиноким, каким-то затерянным, словно вдруг очутился в редком уголке Сахары
или Каракумов, где еще не побеждены пески. Единственное, что радовало взор,
был золотистый паркет с просвечивающими пятнами и узором орнамента,
созданным мастерами школы Васильева, художника-психоаналитика. Стоило
вглядеться пристально в пол, как пятна и линии начинали формироваться в
реальные картины. Они рождались в подсознании и проецировались с
удивительной отчетливостью на полу. Я увидел портрет Биаты, словно на
витраже, созданном мастером прошлых веков. Лицо ее было таким строгим и
отрешенным, что у меня мороз пробежал по коже. Мне пришлось уже испытать
нечто похожее, когда я впервые оказался в состоянии невесомости. Все
привычное уходило из-под ног, руки ловили пустоту. Но тогда это необычное
состояние длилось недолго, несколько десятков секунд, я был подготовлен к
нему и быстро овладел собой. И пришло изумление перед необычным, быстро
сменившееся радостью нового ощущения.
Сейчас я не чувствовал этой радости. Мне вдруг стало страшно, как в
детстве, когда я, тайком пробравшись в библиотеку дедушки, стал
просматривать магнитные записи, взятые из Центрального исторического музея.
На маленьком экране я увидел поле, обломки машин, среди них стоял мальчик
одних лет со мной. К мальчику подошел человек в странной черной форме и
выстрелил ему в лицо...
Робот называл номер рейса и минуты, оставшиеся до отлета. Товарищи
хлопали меня по плечу, что-то говорили и с шумом усаживались в автокар или
убегали за скользящим пятном света. Кто-то сказал:
- Он погрузился в нирвану, не мешайте ему, идущему по пути
совершенства.
- Прощай! Ну прощай же! Костя, что с ним?
Биата смотрела на меня. Глаза ее были ласково-строги.
- Он дозревает, как йог, - объяснил Костя. - Его опасно выводить из
этого состояния.
И они захохотали. Подкатил сиреневый автокар. Такие автокары доставляли
пассажиров только на космодром.
Я сжал руку Биаты. Она сказала:
- Я пробуду там три недели. Ты понимаешь, как мне повезло. Только я
одна с нашего курса! Вот если бы при мне вспыхнула Сверхновая! Вуд уверяет,
что ждать недолго...
Она думала только об этой гипотетической Сверхновой звезде, которая, по
расчетам астрофизиков, уже взорвалась где-то в безмерной космической дали
тысячи лет назад. Ее микроосколки летят к нам, и лавина их нарастает с
каждым мгновением.
На автокаре стояла только одна Биата, строгая и отрешенная.
- Ждем тебя! - сказал Костя.
- Благодарю. Обязательно загляну на ваш остров. Мы бежали с Костей,
держась за поручни автокара. Внезапно она улыбнулась:
- Мы будем видеться, - и стала торопливо рыться в сумочке.
- Отойдите от автокара! Опасно! - прогремел робот Службы предохранения
от несчастных случаев.
Автокар остановился у ряда кресел, возле которых стояли высокий
сухощавый старик и пятеро студентов - две девушки и трое юношей в таких же
комбинезонах, как у Биаты.
Студенты, судя по значкам на груди, были из Томского университета, а
высокий старик - Джеймс Вуд, известный астрофизик, предсказавший вспышку
Сверхновой. Когда автокар тронулся, Биата взмахнула рукой, в воздухе что-то
блеснуло и со звоном покатилось по паркету.
Это были два металлических жетона. На одной стороне было написано:
"Астрономическая обсерватория "Космос-10". На другой стояло число "943" -
номер жетона и в скобках цифра "5".
Каждый жетон давал право на пятиминутный разговор с космической
станцией, то есть с Биатой.
Зажав по жетону в руке, мы с Костей провожали взглядом сиреневый
автокар. Он объехал чуть ли не весь зал и захватил еще с десяток пассажиров,
а затем скрылся в ярко освещенном входе в подземный туннель. Костя сказал в
раздумье:
- Одно время у меня была мысль заняться астробиологией.
- Еще не поздно.
- Да, но...
- Что значит это выразительное "но"? - спросил я.
- Видишь ли, она сказала, что ее привлекает с некоторых пор и океан.
Несколько минут мы стояли молча. Костя иногда улыбался, глядя в
пространство, а когда посматривал на меня, то в его взгляде я улавливал
прямо-таки материнское сочувствие. Костя удивительно простодушный парень.
Каждое движение его сознания или, как писали прежде, души проецируется на
его полном лике. И не надо быть тонким психоаналитиком, чтобы понять его без
слов. И в то же время он считает себя скрытным, загадочным человеком.
Особенно это мнение укрепилось в нем после того, как мы познакомились с
Биатой. Ему кажется, что он скрывает от меня свое чувство к ней, и это
мучает его. Меня он почему-то не принимает всерьез как соперника. Как-то он
сказал мне:
"Не обижайся, Иван, но ты и Биата несовместимы. Я это увидел сразу. Она
очень эмоциональная, тонкая натура, возвышенная и в то же время необычайно
целеустремленная. Я уверен, что из нее выйдет великий астрофизик. Ей нужен в
жизни спутник совершенно особого склада, который бы дополнял ее и в то же
время не выходил из ее поля. Ты же знаешь, что ваши поля чудовищно далеки. У
тебя не тот психокомплекс! Пойми и не огорчайся. Будь философом!"
Костя был ярким приверженцем модной теории психологического поля.
Действительно, с полями у нас с Биатой не ладилось, а кривая Кости
почти совпадала с ее кривой, и это окрыляло его. А возможно, что поля тут ни
при чем, тем более что они непостоянны. Главное не в этом.
"Не в этом! Не в этом! - мысленно повторял я. - Главное - что она дала
мне жетон. Значит, она думала обо мне... Но такой же кусочек никеля и у
Кости... Какое это имеет значение? Просто она поступила необыкновенно
тактично. Что мог подумать Костя, если бы оба жетона она отдала мне? Она
удивительная! И все удивительно на Земле!" Я залюбовался изгибом арок,
мерцающими в вышине витражами, на них изображалась история воздухоплавания и
завоевания космоса. Поразил удивительный аромат, вдруг окутавший меня
невидимым облаком. Да это же духи Биаты, мои духи, мой подарок! Запах
исходил от жетона, крепко зажатого в моем кулаке. Кто придумал обычай дарить
близким вещи, созданные только своими руками, разумом и любовью? Полгода я
искал это неповторимое сочетание молекул...
Я услышал голос Кости:
- Вот так квазиинцидент! Мы, кажется, безнадежно отстали. Слышишь, как
надрывается робот? Ротозеи несчастные! Тебе это еще простительно как
личности неуравновешенной, но на меня это совсем не похоже. Бежим, пока не
поздно! Хотя, если хочешь, беги ты, а я, пожалуй, поеду. Прощание как-то
расслабляюще действует на весь мой физиологический и психологический
комплекс.
Он ехал на площадке автокара, а я бежал по оранжевой дорожке,
скользившей по мозаичному полу.
ЗАГАДОЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Мы с Костей оказались последними из пассажиров. Робот-контролер сказал
при нашем появлении:
- Надо быть на своем месте не позже чем за минуту до закрытия люка. У
вас же осталось всего пять секунд... четыре... три... две... одна! - Круглая
дверь захлопнулась. Щелкнули автоматические замки. Робот продолжал тоном
брюзги: - Ваши места в круглом салоне под номерами девятьсот шестьдесят три
и девятьсот шестьдесят четыре, прошу занять их побыстрее, через девяносто
секунд "Альбатрос номер семьсот шестьдесят три дробь пять" выходит на старт.
- Понятно, старина! - сказал Костя. - Спасибо. Извини.
- Не отвлекайте посторонними разговорами. Задавайте только вопросы,
связанные с нашим полетом. Следуйте за мной. - Он покатился по зеленой
дорожке в проходе между кресел.
На нас с улыбкой смотрели пассажиры. Теперь робот не оставит нас в
покое, читая инструкции поведения в полете и предупреждая каждое наше
желание. Это было своеобразным наказанием за нарушение дисциплины.
- Вот ваши места. Девятьсот шестьдесят три и девятьсот шестьдесят
четыре.
- Хорошо, старина, спасибо, теперь иди подзарядись, - сказал Костя.
- Я получил энергии на весь рейс. Подзарядка в шесть тридцать пять, -
невозмутимо ответил робот и продолжал, уставившись на нас желтым глазом: -
Туалетные комнаты находятся в хвосте корабля, там же расположены кабины с
ионным душем и роботами-массажистами и парикмахерами...
- Мы все это знаем, старина, - сказал Костя, - можешь идти на свое
место.
- Полет продлится четыре часа сорок восемь с половиной минут.
- Он надолго! - простонал Костя. - Как бы отключить его?
Из-за высокой спинки кресла впереди нас показалось большеглазое лицо
девушки. Она сказала с видимым сочувствием:
- Не пытайся. Конструкторы учли этот вариант. Он не отключается.
Программа для пассажиров, нарушающих дисциплину, рассчитана на тридцать
минут. В следующий раз не будете опаздывать.
"Альбатрос" начал грузно покачиваться: нас буксировали на взлетную
полосу.
Костя завел разговор с девушкой. Робот все внимание переключил на меня
и почему-то перешел на интимный шепот:
- Круговая телепанорама дает возможность за все время полета наблюдать
за поверхностью Земли.
- О, так вы на Китовую ферму! - радостно воскликнула соседка.
Из репродуктора к боку робота, нацеленного мне в ухо, лился поток
сведений о корабле - его грузоподъемности, скорости, высоте полета:
- Грузо-пассажирский лайнер типа "Альбатрос", кроме двух тысяч
пассажиров, берет на борт триста пятьдесят тонн груза. Скорость на высоте
тридцати километров - пять тысяч...
Костя толкнул меня в бок:
- Вера советует рассредоточить внимание этого идиота. Иди к штурманской
рубке, а я пройдусь к институту коммунальных услуг. Она едет в цейлонский
дендрарий, тоже летняя практика, - добавил он и, вскочив, быстро пошел к
корме.
На левом полукружии экрана плыла ночная, залитая призрачным светом
искусственных лун Москва.
Когда и я встал, робот вздрогнул, его желтый глаз растерянно замигал:
он принимал решение. Через несколько секунд, свет, источаемый глазом робота,
стал ровным: решение было принято, он остался со мной. Я пошел в сторону
корабельной рубки, робот не отставал, бормоча полезные сведения. Между
прочим, я услышал от него, что на "Альбатросе" можно получить копию любой
книги не позже чем через полчаса после заказа в корабельной библиотеке. Я
вспомнил, что так и не удосужился захватить с собой "Язык и психологию
приматов моря". Эта необыкновенная работа произвела сенсацию в ученом мире и
была восторженно встречена читателями всех континентов.
Дельфины в генеалогическом древе жизни давно занимали второе место
после человека. Но это место, по установившейся традиции, считалось на много
ступеней ниже, чем заслужили наши морские братья по разуму. Я читал и слушал
книгу в отрывках, она вышла как раз во время цикла самопроверки знаний, но
мне до сих пор не удавалось прочитать ее всю.
Остров, куда мы летели, считался одним из главных центров по
комплексному изучению приматов моря, и не хотелось прослыть невеждой при
встрече с учеными, к тому же приматы моря всегда меня привлекали, и в ту
пору я серьезно подумывал, не внести ли и мне вклад в этот интереснейший
раздел науки.
Неотвязный робот проводил меня до дверей библиотеки, читая инструкцию о
поведении пассажира во время полета.
В небольшой комнате за пультом склонился высокий худой человек,
облаченный в какой-то невообразимо старомодный костюм. Он был абсолютно лыс,
темя прикрывала выцветшая тюбетейка, видимо, очень старой работы - такие я
видел в Самаркандском музее. Человек быстро нажимал на разноцветные клавиши,
посылая заказы на какие-то книги. Покончив с этим делом, он встал. Меня
поразило его лицо: очень загорелое, и, хотя на нем почти не было морщин, оно
казалось очень древним и, когда он молчал, застывшим, как у куклы или у
робота. Хотелось дотронуться до его щеки, чтобы убедиться, что она не из
пластика. С лицом контрастировали глаза - черные, живые, с иронической
искоркой.
Уступив мне место, он почему-то не уходил. Я в замешательстве
рассматривал аппаратуру библиотеки, мне еще не приходилось пользоваться
этими разноцветными клавишами с нанесенным на них шифром. К тому же меня в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг