Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
   - Забыл, - усмехнулся Федор Петрович. -  Ну,  так  чем  порадуете?  Как
поживает первая любовь Петьки Шилова? Настя, что ли?
   - Бегает Настя. По магазинам. Про Петьку не вспоминает и ничего  о  нем
не знает.
   - Да, - протянул полковник.  -  Четыре  сбоку,  значит.  И  наших  нет.
Грустно, одним словом. Надо Беркутову сказать, чтобы с музеем закруглялся.
Ничего мы в музее не найдем. Адресок обнаружился в другом месте.
   Ромашов оживился, снял очки и близоруко уставился на Диомидова,  ожидая
продолжения рассказа. Но тот только махнул рукой.
   - Говорить-то, собственно, нечего, - сказал полковник. - Те следы давно
травой  поросли.  Позарастали,  в  общем,  стежки-дорожки.  Остались  одни
цветочки, как выражалась в свое время некая княгиня,  специализировавшаяся
на индпошиве чуней из портьер. Понятно?
   - Нет.
   - Дело обстоит так... -  И  полковник  красочно  обрисовал  чаепитие  в
ванильном домике, не забыв упомянуть даже о  том,  как  Беклемишев  бродил
босиком среди диких индейцев, змей и пантер.
   - Теперь понятно? - спросил Диомидов. - Кругозор расширился?
   Ромашов повертел очки и водрузил их на нос. Полковник, не глядя,  ткнул
сигаретой в пепельницу, не попал, чертыхнулся и стал мрачно листать  папку
с делом. Потом откинулся в кресле, потянулся и сказал:
   - А может, спать пойдем? У меня дома кот с  утра  не  кормлен.  Мявкает
сейчас, наверное, скотина. Куплю ему сыру. Он сыр  уважает.  А  завтра  на
свежую голову мы с вами кое-чем подзаймемся. Между прочим, вы у Насти этой
интересовались, например, на чем Петька Шилов  спать  любил?  У  меня  вот
диван-кровать в квартире  стоит.  Удобная  штука.  Сейчас  приду,  раскину
бельишко и завалюсь. Приятно после такого денька в подушку  уткнуться.  А?
Вы что-то спросить хотите?
   - Я... я не совсем понимаю...
   - Вы что же? Считаете, что я знаю больше?  Просто  у  нас  нет  другого
выхода. Нет, - подчеркнул полковник. - Петька Шилов - единственный, о  ком
мы знаем, что он не только соприкасался с эмиссаром. Я уверен, был бы  жив
Петька, он нам порассказал бы много интересного. Но он мертв.
   - Я не понимаю, при чем тут кровать, на которой спал Петька?
   - А при том, - сказал полковник. - Нам надо знать о нем все. Чтобы он и
мертвый заговорил.
   - Но мы, кажется, и сейчас знаем все.
   - Это только кажется. Вы с Беркутовым изучили одну сторону  его  жизни.
Вы искали прямые намеки на связь Петьки с агентом. Так ведь?  Кроме  того,
вы не были уверены, что избранный вами  путь  -  единственный,  ведущий  к
цели. Где-то в тайниках души у вас таилась мысль, что Петька  -  случайное
звено в цепи следствия. Признаюсь, я тоже ушел  недалеко  от  вас.  Но  не
огорчайтесь. Никто не может сказать, что это ошибка следствия. Оно  вполне
логично вступает в новый этап. До сих пор мы шли  по  следам  неизвестного
эмиссара. И это закономерно. Мы многого не  знали,  многого  не  понимали.
Теперь  мы  видим,  что  этот  путь  исчерпан.  Эмиссар  затаился,  залег.
Надеяться, что он проявит  себя  каким-нибудь  новым  поступком,  было  бы
глупо. Следовательно, надо искать, пользуясь известными фактами. Вот мы  и
пойдем, но не по следам агента, а чуть-чуть наискось, чтобы пересечь их  в
некой точке. Точка эта - Петька Шилов.  Другой  в  распоряжении  следствия
нет. Понятно теперь? Ну-ка на пробу скажите мне,  в  какой  парикмахерской
предпочитал стричься Петька? Молчите? То-то. Мы обязаны  изучить  все  его
привычки, "хобби", знать, в какой бане он мылся, какую водку любил  и  чем
закусывал...
   - Значит, все сначала? А если?..
   - Никаких "если". Петька жил не в вакууме. И вообще пора спать. Уверен,
что сегодня мне приснится княгиня в чунях верхом на анаконде.  Никогда  не
видел живую анаконду. Говорят, встречаются экземпляры до тридцати  метров.
Не слышали?
   - Слышал, - сказал Ромашов, вставая. - Но не верю.
   - А я верю. Смешно, может быть. Но верю.
   На этом они и  расстались.  Диомидов  пошел  домой  пешком.  А  Ромашов
вскочил в попутный троллейбус. Он был молод и еще не понимал,  почему  это
некоторым людям пешее хождение доставляет удовольствие.



8. ПРИЗРАКИ ОБРЕТАЮТ ПЛОТЬ

   Лагутин нервничал  и  злился.  Прошло  уже  несколько  дней  с  момента
окончания ремонтных работ в его лаборатории,  а  физики,  "оккупировавшие"
ее, мягко, но настойчиво  не  подпускали  ученого  к  памятрону.  Им,  как
выражался лысый руководитель проекта, не все  еще  было  ясно.  С  помощью
целого ряда хитроумных  приспособлений  физики  установили,  что  странное
невидимое нечто возникает в камере, когда напряженность  магнитного  поля,
создаваемого  памятроном,  начинает   превышать   некоторую   определенную
величину.  Если  бы,  скажем,  можно  было  проследить  за  этим   "нечто"
визуально, то оно оказалось бы похожим на ползущую  гусеницу  трехметровой
толщины. Вокруг этой "гусеницы", по-видимому, образовывался ореол из поля,
в  котором  Маша  встретилась  с  фантомами.  Физики  настолько  увлеклись
загадкой, что  и  не  помышляли  уступать  "поле  боя"  биологам.  Лагутин
ругался, жаловался, требовал. Несколько раз он  заговаривал  с  академиком
Кривоколеновым. Но тот только отмахивался.
   - Потерпите, - говорил он. - Пекло создавалось не для вашего брата. Вот
понизим температуру, разберемся, что к чему, тогда милости просим.
   На третий день  стало  ясно,  что  "гусеница"  не  собирается  уползать
далеко. Она как  бы  топталась  на  месте.  Невидимое,  но  ощутимое  тело
пульсировало. Однако за  пределы  камеры,  расширенной  во  время  ремонта
установки, не распространялось.  Относительно  поля  ничего  определенного
сказать было нельзя. Мнения сходились только в одном:  природа  его  -  не
магнитная. Этого было мало. Экспериментировать,  не  опасаясь  осложнений,
было нельзя. Дирекция института категорически запретила кому бы то ни было
приближаться к камере памятрона. На дверях лагутинской лаборатории повисла
красная сургучная печать.
   Но дорога  науки,  как  известно,  вымощена  телами  нетерпеливых.  Был
Ломоносов, и был Рихман. Первый открыл закон  сохранения  энергии.  Второй
торопливо запустил змея в грозовую тучу и погиб, так и не  разгадав  тайну
электричества. И тем не менее мы  не  перестаем  его  уважать  за  научный
подвиг, совершенный наперекор обывательской пословице "не зная  броду,  не
суйся в воду".
   Однажды  Лагутин,  томимый   вынужденным   бездельем,   остановился   в
институтском коридоре  поболтать  с  сотрудницей  лаборатории,  в  которой
работал Тужилин. Разговор вертелся возле незначительных предметов. Отдавая
дань   вежливости,   Лагутин   поинтересовался    самочувствием    Василия
Алексеевича. Женщина заметила, что Тужилин по-прежнему "на  высоте",  хотя
очень недоволен переводом их  лаборатории  в  другое  крыло  институтского
здания.
   - А зачем, в самом деле? - спросил  вскользь  ученый,  думая  о  чем-то
постороннем.
   - Это вы виноваты, вернее, ваш памятрон. Камеру-то  расширили  за  счет
нашей лаборатории.
   - Вот что, - заметил Лагутин, разводя руками. - А я, знаете ли, об этом
и не подозревал. Ну и ну! Как же он теперь на новом месте? Тепло хоть там?
С Белкой, поди, пришлось повозиться. Рефлексы у нее, часом, не сбились?
   - Да они еще в старой  лаборатории  сбились.  Белка  уже  не  помощница
Василию Алексеевичу. Одичала...
   - Что же это она? - бездумно спросил Лагутин,  глядя  мимо  женщины.  -
Одичала, значит. Как же это?
   И вдруг острая мысль кинжалом вонзилась в мозг. Он схватил  женщину  за
руку и потребовал немедленно подробно рассказать  о  том,  почему  одичала
Белка. Не добившись толкового ответа на свои вопросы, он бегом  кинулся  к
Тужилину. Белку увидеть не удалось. Василий  Алексеевич  распорядился  еще
несколько дней назад отправить  собаку  ad  patres  [к  праотцам  (лат.)].
Лагутин  окинул  выразительным  взглядом  незадачливого  исследователя   и
попросил уточнить дату, когда это случилось. Тужилин,  не  понимая,  зачем
это все нужно, показал журнал, в  котором  был  зафиксирован  день  замены
Белки другой собакой. Это был тот день, когда  Лагутин  включал  памятрон.
Совпадали даже часы. И Лагутин и Тужилин тогда пришли в институт несколько
раньше  обычного.   Сомневаться   не   приходилось:   Белка   подвергалась
воздействию поля, создаваемого памятроном.
   - Под суд! - сказал Лагутин.
   - Кого? - недоумевающе поднял глаза Тужилин.
   - Ученых, которые... - начал Лагутин и,  оборвав  фразу  на  полуслове,
пошел к выходу. Гулко хлопнула дверь. Тужилин  хмыкнул  и,  оглядев  своих
коллег, молчаливо прислушивавшихся  к  разговору,  постучал  себя  по  лбу
согнутым пальцем. Но одобрительных смешков,  на  которые  рассчитывал,  не
услышал. В лаборатории царила похоронная тишина. Прыгая  через  ступеньки,
Лагутин взбежал на второй этаж  и  остановился  перед  приемной  директора
Мельника, Поправил  сбившийся  галстук,  потянул  ручку  и,  не  глядя  на
поднявшуюся ему навстречу секретаршу, не спрашивая, у  себя  ли  директор,
открыл дверь кабинета.
   У Мельника сидел академик Кривоколенов. Увидев Лагутина,  они  оборвали
разговор. У обоих были кислые лица, словно они проглотили по изрядной дозе
уксуса.
   - Простите, - сказал Лагутин. - Но я должен сообщить  вам  о  том,  что
получил  доказательства  непосредственного  воздействия  нашего  поля   на
память. Мне кажется, что это позволит изменить  точку  зрения  руководства
института на предмет, и мы  сможем  наконец  приступить  к  экспериментам,
которые по непонятным причинам сейчас прерваны.
   - Опять вы торопитесь, - сказал Кривоколенов. - Вы же сами  только  что
изволили упомянуть о  причинах.  Причины-то  непонятные.  А  что  касается
доказательств, то мы послушаем.
   Лагутин рассказал о Белке.
   - Вот видите, - назидательно поднял  палец  академик.  И  повернулся  к
директору. - Наши опасения подтверждаются. Не правда ли, Павел Игнатьевич?
   Мельник кивнул. Поворошил разложенные на столе бумаги и подал  один  из
листков Лагутину.
   - Тут, - сказал Лагутин, разглядывая листок, - тут только цифры.
   - Да, - торжественно, как показалось Лагутину, произнес Мельник. -  Тут
только цифры. Степан Александрович, - он наклонился в сторону академика, -
был так любезен,  что  познакомил  нас  с  некоторыми  формулами,  которые
заключают  в  себе...   которые   позволяют   нам   судить   о   некоторых
характеристиках этого поля.
   - Но я не математик, - сердито произнес Лагутин.
   Академик и директор переглянулись. Кривоколенов сказал:
   - Э, чего там! Просто его не должно быть.
   - Как это так? - возмутился Лагутин.
   - Как? - задумался академик. - Бог его знает. Расчеты  утверждают,  что
этого вашего поля не должно быть. Понимаете?
   - Как же я это могу понять? Поле-то есть. Значит, расчеты не годятся.
   - Вот эйнштейнова константа, - торжественно сказал академик.
   - Ну и что? - задал вопрос Лагутин.
   - А то, - буркнул Кривоколенов, - что другой константы я не знаю.
   - Но ведь не пойдете же вы против факта. Поле-то существует.
   - Вот именно, -  кивнул  академик.  -  Мы  некоторым  образом  замечаем
присутствие этого поля. Но его природа остается загадочной.  Ваш  памятрон
создавался как генератор электромагнитного поля большой напряженности.  Вы
начали с миллионов гаусс и до какого-то определенного  момента  непрерывно
усиливали поле. Добились же только гибели подопытных  животных.  Потом,  я
имею в виду прискорбный эпизод с Машей, памятрону был задан  такой  режим,
что напряженность поля достигла еще более колоссальной величины. Выражаясь
популярно, здесь-то и произошел скачок в новое качество.  Электромагнитное
поле переродилось. Высвободилась какая-то дополнительная порция энергии. И
на свет выползла ваша "гусеница".  Вы  только  что  информировали  нас  об
эпизоде с собачкой. Картина напоминает, я бы  сказал,  весьма  напоминает,
самую рядовую амнезию. Вызвало же ее это новое, неизвестное нам поле.  Оно
просто погасило все благоприобретенные собачкой рефлексы. Да, оно, как  вы
изволили заметить, взаимодействует. Но  только  односторонне.  Подуйте  на
свечку: она потухнет.
   - Нет, - сказал Лагутин. -  Тут  что-то  не  так...  Я  же  подвергался
воздействию поля. И Маша...
   -  Кратковременное  воздействие,  -  начал  академик,  но  его  прервал
телефонный звонок. Мельник поднял трубку.
   - Да, - сказал  он.  -  Да,  они  сейчас  здесь...  Что?  В  клинику?..
Диомидов?.. Хорошо... Скажу...
   Он положил трубку и повернулся к Лагутину.
   - Нам придется продолжить... м-мм... беседу в другое время. Звонили  из
управления КГБ. Ивана Прокофьевича желает видеть тот следователь, помните?
Диомидов. Он лежит в клинике.
   - Что с ним?
   Мельник развел руками.


   Сознание  возвращалось  толчками.   В   моменты   прояснений   Диомидов
соображал, что лежит на больничной койке, делал попытку поднять голову, но
тут же проваливался в зеленую тьму, где его окружали фиолетовые  чудовища.
Они  с  хохотом  набрасывались  на  Диомидова  и  душили  его.   Полковник
вскрикивал, просыпался в холодном поту. Потом снова куда-то  проваливался,
бродил по каким-то темным коридорам, пытаясь найти выход к  свету,  но  не
находил его, хотя знал, что идет по правильному пути.
   Прошли сутки, прежде чем он окончательно пришел в себя. Открыл глаза  и
увидел незнакомого  краснолицего  человека  в  белом  халате.  Краснолицый
усмехнулся добро и басом сказал:
   - Выкарабкались. Отлично. Только... Нет-нет,  вы  уж,  будьте  ласковы,
полежите спокойно, - быстро заговорил он,  заметив,  что  Диомидов  сделал
попытку приподняться на постели. - Прыгать еще раненько.
   - Что? - спросил Диомидов.
   Краснолицый понял:
   - Перелом ключицы, трещина в тазобедренной кости.
   - Все?
   - Ну и небольшая дырка в черепе. В районе теменной кости.
   - Где я?
   - У Склифосовского.
   - Сколько?
   Краснолицый показал один палец.
   - Сутки, - сказал он. - Точнее,  чуть  больше.  Но  сейчас  уже  все  в
порядке. Главное - не волноваться, лежать спокойно.
   - Да уж, - буркнул Диомидов и закрыл глаза. В его  положении  только  и
оставалось лежать спокойно. Надо же было этой  чертовой  стене  обрушиться
так некстати!
   - Попробуйте заснуть, - посоветовал краснолицый.
   - Мне надо поговорить с Ромашовым, - сказал Диомидов.
   - Это который в очках? Такой высокий молодой человек?
   - Да.
   - Нельзя. Кроме того, учтите, вы еще нетранспортабельны.
   - Ах вот оно что! - сказал  Диомидов.  -  Но  Ромашов  мне  нужен.  Он,
надеюсь, транспортабелен. Я должен задать ему один вопрос.
   - Ни одного! - отрезал краснолицый.
   - Я буду жаловаться, - погрозил Диомидов.
   Краснолицый  отмахнулся  от  него,  как  от  назойливой  мухи,  и  стал
сосредоточенно рассматривать на свет пробирку с синей жидкостью.  Диомидов
осторожно выпростал из-под одеяла  здоровую  руку  и  пощупал  повязку  на
голове.
   - Не валяйте дурака, - спокойно сказал краснолицый. - Вы что? Не верите
мне?
   - Мне нужно поговорить с Ромашовым, - упрямо сказал  полковник.  -  Мне
наплевать на ваши больничные порядки. Вы понимаете,  что  дело  не  терпит
отлагательства?
   - Дела остались там, - равнодушно сказал краснолицый, кивнув на окно. -
А если вам нравится грубить - грубите. Только не вертитесь и  не  сбивайте
тюрбан. В конце концов это ваша голова. Проявите о ней заботу.
   - Извините, - сказал Диомидов. - Я не хотел  грубить.  Но  я  не  смогу
спокойно лежать, пока не поговорю с Ромашовым.
   - Это серьезно? - подозрительно покосился краснолицый.
   - Даю слово.
   - Хорошо. Как только он появится, я пущу его  к  вам.  На  пять  минут.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг