- Боялись навлечь на себя подозрение сотрудников музея?
Блинов наклонил голову.
- Я не думал, что это серьезно, - начал он, шмыгнув носом.
Диомидов оттопырил нижнюю губу и позвонил. Ему не хотелось слушать
излияния Блинова. В дверях появился конвоир. Блинов понял, встал и,
ссутулившись, пошел из кабинета.
- Дерьмо, - сказал Диомидов генералу, заинтересовавшемуся результатом
допроса. - Подсадная утка. Но каков фрукт этот неуловимый эмиссар! Какая
адская предусмотрительность! Словно он с самого начала знал, что мы пойдем
по его следам.
- А не кажется вам, - заметил генерал, - что он с самого начала стал
дурачить Хенгенау?
Диомидов удивленно поднял брови. Генерал пояснил:
- Кто дал телефон музея Бергсону? Хенгенау. Откуда Хенгенау получил
номер? Только от своего эмиссара. Спрашивается, почему этот самый эмиссар
тратит столько усилий на добычу "подсадной утки", как вы выражаетесь?
Почему он избегает прямого контакта с Бергсоном, посланцем своего шефа?
Ответ однозначен: у него есть причины не доверять Бергсону, а вместе с ним
и шефу. На сцену появляется "подсадная утка" - Блинов.
- Но, - сказал Диомидов, - я не понимаю. Ведь эмиссар имеет какой-то
канал связи с Хенгенау.
- Имел, - поправил генерал. - Видимо, в том-то все дело. Представьте
себе простейший вариант. Этот эмиссар, по словам Бергсона, наглухо
законспирирован. Он живет под чьей-то личиной. Живет давно, не поддерживая
связи со своими хозяевами, ничем не проявляя себя. И вот однажды он
получает письмо. Обыкновенное письмо "до востребования". Местное,
московское. А бросил это письмо в почтовый ящик на улице какой-нибудь
работник посольства по поручению Хенгенау. В письме задание: разработать
новые условия связи. Агент подчиняется и разрабатывает: вербует Блинова,
сообщает номер телефона, по которому его надо искать. Каким-то способом
передает эту информацию человеку из посольства. Тот отправляет сведения
Хенгенау. Бергсон едет в Россию. Все?
- Все. А Ридашев?
- Тут какая-то путаница, - задумчиво произнес генерал. - Нам еще
придется повозиться.
- С Хенгенау у вас вышло логично, - похвалил Диомидов.
- Я назвал простейший вариант, - подчеркнул генерал. - Их могут быть
сотни. Тут весь вопрос в существе дела. Когда неизвестный эмиссар
знакомится с Блиновым? Два месяца назад. Говоря другими словами, задолго
до известных событий. Он еще не успел побывать в Сосенске. Но "подсадную
утку" уже стал готовить. Причем нашел именно в том музее, где хранились
дневники Беклемишева. С Блиновым повезло. И он дал его телефон Хенгенау, а
тот Бергсону. Если бы в музее не нашлось Блинова, этот эмиссар придумал бы
что-нибудь другое. Какой же вывод из всего этого следует?
- В Сосенск он явился под именем Ридашева, - заметил Диомидов.
- И с документами на его имя, учтите.
- Да. - Диомидов задумался. - Что же выходит?.. Выходит, документы на
имя Ридашева у него были готовы... Что за черт? Не могу поймать мысль.
Ридашев тут, Ридашев там... Стоп! А Бергсон? Бергсон, который шел к
Ридашеву?
- И пришел к Ридашеву, - усмехнулся генерал.
- Но не к тому, к кому шел. Вот чертовщина! Никак не уловлю сути...
- А ловить надо, - заметил генерал. - И возможно скорее, ибо где-то тут
собака зарыта.
- Задачка, - Диомидов нахмурился.
- А не действует ли тут третья сила? - предположил генерал.
- Не понимаю, - сказал Диомидов.
- Да я все о том же. Сдается, что эмиссар дурачит своих хозяев, и
давненько. Зачем бы ему это делать?
- Не верю.
- Я тоже. Но исключать нельзя ничего. Мы в общем-то на правильном пути.
И неплохо бы "походить" еще вокруг музея. Не может быть, чтобы этот тип не
оставил там следов, кроме Блинова, Откуда он, например, узнал про дневники
Беклемишева? На этот вопрос следует найти ответ как можно скорее.
- Есть, - сказал Диомидов, покидая кабинет генерала.
Постановка этого вопроса закономерно вытекала из всех имеющихся в
распоряжении следствия материалов. Но одно дело - поставить вопрос. И
совсем другое - получить на него ответ. "Подсадная утка" помочь не могла.
Она сыграла свою роль. Живые птицы улетели, а деревянная чурка осталась
плавать на поверхности воды. Она не знала, зачем ее бросили в болото.
Клубок беклемишевского дела оказался не только запутанным. Он весь
состоял из обрывков. Сосенская ниточка дотянулась до ямы в лесу. Ромашов и
Беркутов разматывали сейчас тонкий, как паутинка, кончик, ведущий
предположительно от трупа вора к личности эмиссара. Они скрупулезно
просеивали жизнь вора через сито следствия, отбирая нужные факты. Фактов
пока было очень немного, и Диомидов опасался, как бы и этот кончик нитки
не оборвался. Сам он за это время выдернул из клубка два толстых куска с
узлами. Бергсон, Хенгенау, Блинов. Эти узелки были уже частично развязаны.
Из мотка выглядывал новый кончик. Показания Блинова были ценны только тем,
что указывали на этот самый кончик. Существовали источники, из которых
Ридашев-Клепиков получил в свое время информацию о дневниках Беклемишева.
Надо было эти источники найти.
Факты свидетельствовали, что эмиссар Хенгенау побывал в музее раньше,
чем в Сосенске. Получив задание разыскать беклемишевское наследство, он в
первую очередь занялся Блиновым. Что это может означать? Весьма
сомнительно, что он мог предвидеть все последствия своей поездки в
Сосенск. Трудно, пожалуй, невозможно предположить, что он знал о свойствах
предмета, который должен был изъять у Беклемишева. Судя по рассказу
Бергсона, сам Хенгенау об этом не был осведомлен. И все-таки этот эмиссар
готовит "подсадную утку" именно в том музее, где лежат дневники
Беклемишева. Это не простое совпадение. Над дневниками работает подлинный
Ридашев. Эмиссар знает это. Мало того, он едет в Сосенск с документами на
имя Ридашева. Что это, случайность? Генерал высказал мысль, что эмиссар
решил одурачить своих хозяев. Какой в этом смысл? "Этот человек не
продается, учтите, Бергсон", - говорил Хенгенау. Как понимать эту фразу?
Вопросов было много. Чтобы ответить на них, нужно было начинать поиск.
Но с чего? В какую сторону следовало сейчас направить шаги?
Диомидов задумчиво листал папку с делом об убийстве Беклемишева. Она
здорово распухла за эти дни. Но главного в ней еще не было.
Музей? Почему агент Хенгенау вышел на этот музей? Не содержалось ли на
этот счет указаний в данном ему задании? Как ему вообще удалось найти
Беклемишева? Ведь, зная только одну фамилию, невозможно практически
разыскать нужного человека в такой огромной стране, как Советский Союз. А
эмиссар относительно быстро сориентировался. Несомненно, указания были.
Хенгенау знал, как найти Беклемишева. Следовательно, Беклемишев, кроме
расписки на жертвенном камне, оставил в Южной Америке еще какие-то следы
своего пребывания. Причем такие, которые не стерлись за пятьдесят лет.
Могла, например, сохраниться официальная переписка. Или адреса?
Адреса? Что ж... Это вполне вероятно. Но чьи? Родственников? Знакомых?
Или самого Беклемишева? Тоже вполне возможно. Но тогда при чем тут музей?
Может, Беклемишев переписывался с этим музеем? Придется поднимать архивы.
Ничего не поделаешь...
Вечером в кабинет к Диомидову заглянул Ромашов.
- Ну и накурили вы, Федор Петрович! - сказал он еще от порога. - Не
только топор, стул можно подвесить.
- Ладно, - миролюбиво буркнул полковник. - Подвешивайте и садитесь.
Рассказывайте.
- Рассказывать нечего, - устало откликнулся Ромашов. - Никто этого
Петьки в компании с убийцей не видел. Завтра вот еще с Настей побеседую, и
конец. Настю я на закуску оставил. Петькина первая любовь. Словом, никаких
надежд.
- Ну, ну, - сказал Диомидов. - Так уж и никаких. Надежды, брат, юношей
питают и нам отраду подают. Без надежд жить нельзя. Скучно. Вот так...
Так, значит. А вы говорите: "никаких надежд".
Глаза Диомидова смеялись. Ромашов вопросительно смотрел на него.
Неужели полковник что-то нашел?
- Нет, - сказал Диомидов в ответ на его молчаливый вопрос. - Ничего
пока нет. Кроме вот... Надежд, что ли?
И он многозначительно постучал согнутым пальцем по папке. Потом
рассказал Ромашову о своих размышлениях.
- Переписка, это понятно, - заметил Ромашов. - А вот адреса? Где их
искать?
- Да тут же, - Диомидов поднял папку и, как бы взвесив ее на руке,
вновь опустил на стол. - Пройдемся еще разок и поищем. А начнем мы... - он
полистал дело. - Начнем хотя бы с этого товарища.
Ромашов проследил за пальцем полковника. Палец упирался в фамилию -
Мухортов.
Следы вели в Сосенск. Аптекарь снова выходил на сцену.
В лаборатории полным ходом шел ремонт. В углу лежала куча мешков с
алебастром. Рабочие неторопливо устраняли разрушения, причиненные
взбесившимся памятроном. Все лишнее было вытащено в коридор, на пульт
памятрона накинули брезент. И теперь в пустом обширном помещении голоса
звучали гулко и непривычно.
Шум, поднятый сообщением Лагутина о неизвестной субстанции с
необыкновенными свойствами, постепенно заглох. Паломничество любопытных,
приходивших поглазеть на трещину в стене, прекратилось. Директор издал
приказ, в котором особым пунктом оговаривалось строжайшее соблюдение
тайны. Приказ, впрочем, являлся превентивной мерой. Все в институте
понимали, что произошло событие, которое, несомненно, повлечет за собой
цепь новых масштабных открытий, возможно перечеркивающих современные
представления о веществе и поле. Памятрон, созданный как инструмент для
биологических исследований, внезапно оказался не тем, за что его принимали
до сих пор. Это было странно, загадочно и даже страшно. Грубо говоря, это
выглядело так, как будто из носика кипящего чайника вместо пара вдруг
вырвался лазерный луч.
Биологи обратились за разъяснениями к физикам из ведомства академика
Кривоколенова.
- Ваша работа, - сказал Лагутин руководителю проекта памятрона. - И
вообще тут, кажется, по вашей части.
- Работа-то наша, - задумчиво почесывая лысину, заметил руководитель. -
Идеи ваши. Н-да... Значит, эта музыкальная шкатулочка на квантах показала
зубки. Любопытно. А на каком режиме вы ее гоняли?
Лагутин положил перед руководителем проекта лабораторный журнал. Лысая
голова склонилась над столом.
- Н-да... Частотная характеристика?.. Гм-м... Плотность потока? Так...
Модуляции?.. Вы что? Все время шли по нарастающей кривой? Да? Нет, ничего
нет... Кругом сплошная норма. Прибор должен работать как часы. Понимаете?
- Нет, - сказал Лагутин, вкладывая в это слово возможно больше
проникновенности. - Он не работал как часы. Эта штука поползла из него,
как тесто. И потом, знаете, были еще привидения. Хотя привидения были
раньше. А тесто уже после.
- О привидениях не слышал, - сказал руководитель проекта. - Расскажите.
Лагутин рассказал. Потом с минуту подумал и заговорил о том, что
услышал от Диомидова: про опыты Хенгенау в сельве, про храм, странную
пленку с изображением кошкочеловека, трость Беклемишева и сны Бухвостова.
Про рыжую цыганку, притягивающую гвозди, он тоже упомянул.
- Теперь можете потрогать мой лоб, - закончил он. - Потому что я хочу
сделать один вывод. Боюсь, он покажется вам несколько опрометчивым. Но я
все-таки скажу... Дело в том, что нам придется работать в тесном контакте.
И вы должны знать мое мнение...
- Я догадываюсь. Только, честно говоря, пока не вижу, где вы
усматриваете связь между... между этими фактами. Все они... как бы это
получше?.. За рамками наших представлений, что ли...
- В том-то и дело, - вздохнул Лагутин. - Кривоколенов не верит в рыжую
цыганку. Хотя яму в лесу он, например, видел. В Сосенск он направлял целую
комиссию для изучения ямы в саду. Но комиссия увидела только яму. И все.
Исследования обломков ножа пока ничего не дали. Тросточку-жезл еще не
нашли, Следовательно, с этой стороны подступиться не к чему. Было и
сплыло. Но есть другие стороны.
Лагутин сделал паузу, потом медленно сказал:
- Да, другие стороны. Можем мы, например, хотя бы умозрительно
представить, что такое эта трость и откуда она взялась?
- Космические пришельцы? - усмехнулся собеседник.
- Я никогда серьезно к этому не относился, - заметил Лагутин. - Если
даже предположить, что миллионы лет назад Землю посетили разумные
существа, то сомнительно, что мы сейчас могли бы обнаружить какие-либо
следы их пребывания. К тому же я не сторонник антропоцентризма. И больше
чем уверен, что если на других планетах и есть жизнь, то, вероятнее всего,
пути эволюции разума там иные, чем у нас. Homo sapiens хорош на Земле. И
заметьте, хорош только с точки зрения самого Homo sapiensa. Природа
поскупилась, объективно говоря, создавая человека. И ему приходится
прилагать много усилий для того, чтобы покорять эту самую природу. Теперь
зададим вопрос: почему только человеку свойственно стремление к труду?
Почему, скажем, обезьяны, существующие параллельно с человеком, никогда не
испытывали этой потребности? За миллионы лет они не подвинулись к человеку
ни на шаг. А ведь обезьяны тоже эволюционируют, и, вероятно, современная
обезьяна мало похожа на свою "прапра". Больше того, находки последних лет
отодвигают границы существования "человека разумного" все дальше в глубь
веков. Кроманьонцы, оказывается, жили рядом с неандертальцами. И даже
раньше последних.
- Что же вы хотите сказать? - спросил руководитель проекта.
- Я уже сказал, - улыбнулся Лагутин. - Мне кажется, что мы крайне
примитивно представляем себе эволюцию. Или, точнее, мы знаем только
несколько частных законов эволюции жизни на Земле. Мы охватываем взглядом
относительно малый отрезок времени. Земля же существует миллиарды лет. Что
происходило на ней за эти миллиарды лет? Какие катаклизмы? На этот вопрос
мы ответа не имеем. Но случается, возводим частные закономерности в общее
правило. Другими словами: лезем с постулатами эвклидовой геометрии во
вселенную. И удивляемся, почему у нас не сходятся концы с концами. Или
наступаем на собственные следы, глубокомысленно объявляя их следами чужого
разума.
- Простите, я не очень отчетливо понимаю вашу мысль.
- Ну, хотя бы эта пресловутая трость, или, точнее, жезл. Он,
безусловно, имеет земное происхождение. У этого предмета или прибора есть
свойство включаться в определенные моменты. В частности, когда вблизи от
него умирает человек. Значит, можно сделать заключение, что мозг человека
и механизм прибора взаимодействуют. Значит, есть тут некая, непонятная
пока зависимость. Могла ли она быть, если бы этот жезл достался нам от
космических пришельцев? Вряд ли. Во-первых, дико думать, что пришельцы
могли оставить такую вещь или потерять ее. Во-вторых, чрезвычайно мала
вероятность, чтобы этот прибор мог настраиваться на человеческий мозг.
Логичнее предположить, что этот жезл - продукт земного разума.
- Не понимаю, куда вы клоните?
- Видите ли, мне кажется, что эволюцию нельзя рассматривать как простое
восхождение. Нельзя изобразить процесс развития жизни на Земле в виде
этакого кустика, в корнях которого запутались простейшие, а на ветвях, как
ягоды, развешаны в строгом порядке пресмыкающиеся, рыбы, птицы и, наконец,
млекопитающие. Мы еще очень мало знаем о так называемых низших и высших
формах. И еще. Не слишком ли много у "дерева" эволюции "боковых" ветвей?
- Выходит, вы отрицаете Дарвина.
- Нет. Это, если хотите, отрицание принятых на вооружение взглядов на
эволюцию как на непрерывный поступательный процесс. Помните, я говорил о
катаклизмах. Сейчас доказано, что Земля за миллиарды лет существования
перенесла их немало. Так не было ли в промежутках между катаклизмами
чего-то такого, что сохранилось только в нашей наследственной памяти?
Почему обезьяна за свои обезьяньи признаки цепляется всеми четырьмя
лапами? В ее наследственном коде четко записано, что она обезьяна, а не
крокодил. Другое дело, если этот код изменить насильственно. Но этого
вопроса я пока не касаюсь. Выскажу вам только свою самую "крамольную"
мысль. Я, видите ли, полагаю, что человек появился на Земле гораздо
раньше, чем принято думать. Возможно, даже раньше самой обезьяны.
- Значит, все с ног на голову?
- Почему? Я не отрицаю ту частную закономерность развития, о которой
упоминал в начале разговора. Миллионы лет эволюция человека, вероятно, и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг