растет. Воспитание, конечно, не то, хотя я к нему всей душой. Но и сам по
себе он слишком впечатлительный, и воображение у него чересчур развито.
Хотя я понимаю, конечно, что всего этим не объяснишь... С детства у него
странности. И теперь тоже.
Андрей Григорьевич в покойной позе сидел в кресле, сложив пухлые руки
на полном брюшке и время от времени поощрительно кивал. На губах его
застыла доброжелательная полуулыбка, так хорошо знакомая всем его пациентам
и располагающая к откровенности.
- С чего же все это началось?
- Вы знаете, Андрей Григорьевич, мой дом на горке стоит. И акации у
горки растут. Гнезд сорочьих много. И вот недавно смотрю - сидит на
пригорке мой племяш и что-то бормочет. Бормочет и руками машет.
А я как раз белье на огороде вешала. У меня там за хатой между
грушами-дичками веревка натянута. Вот я и вешаю, значит, на нее белье.
Вешаю я, вешаю и так оказалась совсем рядом с мальчишкой. Слышу - бормочет
что-то. Прислушалась. "Ой, сорока-белобока, научи меня летать". Помолчит и
снова повторяет те же слова. И больно чудно говорит. Настойчиво так, словно
убеждает кого-то. Подобралась я к забору, раздвинула кусты сирени: мальчик
на холме сидит, а кругом него на акации сорок ужас сколько, ветки гнутся. А
пацанчик все бубнит да бубнит одно и то же и руками машет. И вдруг... -
глаза Таисии Ивановны округлились, и она выдохнула, словно всхлипнула, - и
вдруг мальчик мой отрывается от земли! Я так и обмерла вся. С места
двинуться не могу. Так испугалась. Он же поднялся метра на три. Мог упасть,
расшибиться. Но ничего - обошлось. Повисел недолго и на землю опустился. Я
тихонько отступила назад, сама не знаю, как в доме оказалась. И про выварку
с бельем забыла. Сижу за столом, делаю вид, что шью. А иголка дергается,
дергается! Какое там шитье?! Но он не заметил ничего. Прошел мимо меня
задумчивый, ровно потерянный...
- Ну-ну, - Андрей Григорьевич похлопал по столу пухлой ладонью.-
Успокойтесь. Хочу вам сказать, милейшая Тасенька, что в этом случае
возможны только два варианта: либо вы психически больны, либо вы наблюдали
реальное событие. Но я склонен скорее поверить в чудо, нежели в ваше
сумасшествие. Однако, прошу вас, продолжайте. Больше ничего подобного вы не
видели?
- В том-то и дело! Не кончились на этом чудеса!
В дверь заглянул молоденький сержант милиции, держа двумя пальцами
папочку.
- Андрей Григорьевич!- воодушевленно закричал он с порога.- Снова
водитель под мухой. Я хочу его на степень опьянения. Отбрехивается черт,
признаваться не хочет.
- Погодите,- нахмурился психиатр.- Видите, я занят. Скоро освобожусь.
А тетка начала излагать еще одну странную историю.
- Еще такой случай был. Стоит мальчик во дворе на тропинке и руками
размахивает. Будто дирижирует. Подошла я к нему, глядь, а на земле буквы.
Два слова они образовали: "Ура! Каникулы!" Погода тогда теплая стояла. Не
такая, как теперь, конечно, хоть и начало августа. Поверьте, из насморков
не вылажу. За сегодня третий платок меняю.
- Вы хотели что-то рассказать о буквах,- терпеливо напомнил Андрей
Григорьевич.
- Буквы?..- переспросила Таисия Ивановна. - Буквы из муравьев были
составлены! Из живых! Стоят они ровнехонько друг за дружкой, и буквы
получаются. Муравьи по его команде по тропинке взад-вперед ползают, и
кажется, что слова туда-сюда сами собой бегают. Скажите, доктор, я в
здравом уме?
Андрей Григорьевич будто невзначай посмотрел на часы, засопел и
покачал головой.
- Успокойтесь. Таких галлюцинаций медицина не знает. При шизофрении,
правда... Но для шизофрении характерна эмоциональная тупость. О вас этого
не скажешь. Ближе всего к вашему видению стоит комплексная, так называемая
синестетическая галлюцинация Майер-Гросса. Но снова же не сходятся концы с
концами. Я смею уверить, что нет у вас ни галлюциноидов, ни галлюцинозов,
ни псевдогаллюцинаций, ни прочей дребедени. У вас на удивление здоровая и
выносливая психика. Ей ничего не страшно.
Похоже, утешительное сообщение это вызвало обратную реакцию. Брови
фельдшерицы поползли вверх, губы округлились, образовав как бы букву- чо",
а пальцы принялись теребить уголок простыни.
- Как это не страшно? Почему не страшно? Что же я, и с ума сойти не
имею права, как все прочие граждане?!
- Имеете, имеете,- поспешил успокоить ее Андрей Григорьевич,- все, что
вы видели,- объективная реальность. В нашем городе возможно все. Наш
городок особенный. Поверьте мне, старому человеку, тут всегда творились
странные вещи. Взять хотя бы кладбищенского сторожа Михалку. Все считают
его дегенерирующей личностью, а я по роду своей работы имел с ним несколько
бесед и... был потрясен. В его памяти хранится тысячелетняя информация! Я
его спросил, почему он пошел работать кладбищенским сторожем? "Мне все
надоели, и все надоело. Ни в чем я не смог добиться совершенства. Поэтому
ничто для меня не имеет смысла. Меа culpa, mea maxima culpa!1
Но Михалка - случай единичный. Его можно объяснить причинами
биологическими. А вот пятнадцать лет назад словно прорвало плотину. Хлынули
чудеса и диковины. И большинство жителей к этому привыкли. Почему же вас
удивляет то необыкновенное, что вы замечаете за вашим племянником? Не
удивляет же никого, что в хорошую погоду при хорошем настроении пассажиров
и водителя местный автобус поднимается в воздух и перепархивает от
остановки к остановке, словно мотылек. Пассажиры поют, водитель поет, а
кондуктор вместо билетов раздает цветы. Никого не удивляет к тому же, что
на улице Киевской живет четырнадцатилетняя фея с золотистыми крылышками за
спиной. Это всем известная ученица средней школы номер два Феня Моргана.
Мне пришла как-то в голову любопытнейшая мысль. Существует местное
предание, в котором говорится, что раз в сто лет в нашем городе рождается
чудесный Мальчик. С его появлением пышным цветом распускаются чудеса.
Мальчик этот наделен тонкой натурой, чистой душой и чрезвычайно сильным
воображением. И все, что рождает его воображение, становится реальностью.
К чему я это все говорю? Сопоставьте две цифры: пятнадцать лет назад
родился мальчик, и пятнадцать лет назад чудеса посыпались, как из решета.
Даже Феня Моргана родилась через несколько месяцев после рождения Мальчика.
Вам понятна моя мысль?
- Понятна! Мысль эта очень даже понятна. Но я сомневаюсь, конечно.
Сомневаюсь... Странно очень все, что вы сказали, - затараторила Таисия и
вдруг неожиданно выпалила: - А вы сами за собой никаких странностей не
замечали? Ну, пока. Спасибо. А то у меня уже, наверное, куча вызовов
набралась.
Проговорив это на едином вдохе, Таисия Ивановна заторопилась на
"Скорую".
5
Папа и мама Фени были самыми обычными людьми. Летать по воздуху,
естественно, не могли, телепатическим даром не обладали, телекинезом не
владели. Дедушки и бабушки Фени Морганы как по отцовской, так и по
материнской линии тоже были люди как люди.
Был у Фени старший брат. Он уже второй год служил во Владивостоке и
писал, что его назначили инструктором по водолазному делу в учебке. От
своих сверстников он отличался разве что непомерной физической силой да
непоколебимым спокойствием.
Еще была у Фени младшая сестренка полутора лет. Она капризничала и
смеялась, требовала "ням-ням" (редко) и от пищи отворачивалась (часто),
постоянно стаскивала со стола скатерть и упорно мочила колготки. Словом,
делала все, что полагается ребенку ее возраста, и не более того.
А вот Феня Моргана со дня рождения проявила себя ребенком необычайным.
Еще в роддоме акушерка заметила на спине у девочки какую-то полупрозрачную
пленку. Попытались пленку снять. Оказалось однако что пленка прочно сращена
с лопатками и частично со спиной вдоль позвоночника. Решили с удалением
пленки повременить до года. Когда пленка подсохла, то, к удивлению
медперсонала, оказалась небольшими золотистыми крылышками, похожими на
стрекозиные.
Едва родившись, девочка принялась с интересом рассматривать
окружающих. Акушер-гинеколог, встретив ее внимательный, изучающий взгляд,
только и смогла, что в полнейшей растерянности пробормотать:
- Ну и ну!
Выписывая роженицу и новорожденную домой, она в недоумении разводила
руками и говорила коллегам, которые, прослышав об интересном случае, битком
набили ординаторскую:
- Что за взгляд у нее! Ну что за взгляд! Даже если учитывать
акселерацию... Дети раньше месяца не в состоянии фиксировать взгляд на
предметах. Поистине необычайный ребенок! И эти крылышки... Такого я не
встречала ни в литературе, ни в жизни. Хвостик там, избыточное оволосение,
зубы у новорожденных - такой атавизм встречается. Но крылышки!..
И, хотя девочка была абсолютно здорова, в выписке написали, подчеркнув
слова эти красным карандашом: "Требуется постоянное наблюдение участкового
педиатра. Через месяц консультация всех узких специалистов".
Девочка росла быстро, вес набирала хорошо и улыбалась всем, кто бы к
ней ни подходил.
В возрасте полутора месяцев она стала пытаться произносить отдельные
слова. Заметив, что попытки эти повергают родителей в изумление, а иногда и
вызывают настоящий испуг, она стала упражняться ночью и в то время, когда
родителей рядом не было. Но ее достижения в этом недолго оставались тайной.
Однажды, когда Фенечке исполнилось три месяца, мама почему-то решила,
что ребенок поел плохо. Она стала настойчиво заставлять девочку высосать
еще немного молока. Крошка кривилась, морщилась, что было сил
отворачивалась, чуть не выворачивая шею. Мать была неумолима. После одной,
особо настойчивой попытки Феня не выдержала и, пустив струйку молока углом
рта, раздраженно заявила:
- Перестань! Не хочу больше! Я уже сыта! Неужели непонятно?!
Услыхав это, мать изменилась в лице, побледнела, опираясь рукой о
постель, с трудом встала на ослабевшие ноги и, пятясь, выскочила за дверь.
Там она прислонилась к косяку, чтобы отдышаться и не упасть, и закричала
шепотом читавшему газету мужу:
- Павлуша! Она заговорила!
- Да? - рассеяно отозвался глава семейства и перевернул страницу.-
Ничего удивительного. Для женщин разговор - форма существования.
После описываемого события молоко у матери пропало, и ребенка стали
кормить из бутылочки.
Как-то раз, месяц спустя, мать, зайдя в комнату, заметила что девочка
пристально смотрит в одну точку. Она посмотрела туда же и похолодела:
бутылочка с молоком рывками двигалась к краю стола. Еще мгновение, и она,
свалившись вниз, с глухим стуком раскололась. Девочка, глядя на
расплывающуюся белую лужицу, тоненько и жалобно заплакала.
- Снова ты за фокусы свои взялась! Что ты наделала?! - воскликнула
мать, у которой возмущение перебороло удивление.
- Я есть хочу,- всхлипывая, оправдывалась пятимесячная малютка.
- Позвать надо было, попросить.
- Я звала, но ты не услыхала.
И тут мать вспомнила, что несколько минут назад, когда она на огороде
подсапывала картошку, в голове ее будто раздался шелестящий шепот:
- Мама, я хочу есть.
Так обнаружилось, что у Фени, помимо всего прочего, есть способность и
к телепатии.
Родители постепенно привыкали к необычным способностям ребенка. И
когда в пустой комнате невидимая рука переставляла предметы в поисках
утерянной игрушки, родители хладнокровно замечали:
- Осторожно, Фенечка. Не разбей чего-нибудь, ради бога.
И знали, что Феня, где бы она ни находилась, слова родительского
увещевания услышит.
К пятнадцати годам она выросла в очаровательную девушку - стройную,
гибкую, живую. На первый взгляд это была самая обыкновенная девушка, добрая
и приветливая. Но помилуйте, что это за обыкновенная девушка, которая
платья носит со специально обработанными проймами, через которые продевает
крылья? Что это за обыкновенная девушка, которая... Однако все по порядку.
Каждое утро в половине восьмого жители Киевской, окна которых выходили
на улицу, могли видеть юную фею, спешащую в молочный магазин с пузатым
облупленным бидоном в руках.
Ходить за молоком для младшей сестренки было постоянной обязанностью
Фени. Вначале, только получив эту нагрузку, она попыталась было забирать
молоко из магазина, используя свои сверхъестественные возможности, нежась в
постели, потягиваясь и позевывая.
Но тут, к ее удивлению, на нее ополчились с двух сторон. С одной
стороны - молочницы, которых в серые утренние часы самодвижущиеся бидоны
повергали в испуг. С другой - отец, который, со значением трогая ремень,
заявил:
- Не позволю бездельничать. Хорошо помню: труд из обезьяны человека
сделал.
Суровый тон отца, стальной блеск в его очах вызвали у Фени бурю
протеста. Тонкий, будто солнечный лучик, ударив из глаз дочери, угодил в
глаза отцу. Он внезапно подобрел, заулыбался и проворковал:
- Прелесть ты моя, голубушка. Трудись, золотце. Работай, солнце мое, а
не то отлуплю.
Услышав последние слова, Феня вздрогнула от неожиданности и поникла
золотистой головой.
Если отец Фени был принципиальным противником телекинеза, то мать
возненавидела телепатию.
- Нехорошо это,- говорила она, ни к кому не обращаясь и нарочито гремя
кастрюлями.- Кто читает чужие письма, о том говорят - непорядочный. А
мысли, мысли! В них тайного больше, чем в письмах. Нечаянно и гадкие
выплывают. Зачем это знать другому?!
Мальчик жил во Втором Киевском переулке, девочка - по Киевской улице.
Ему скоро должно было исполниться шестнадцать, ей было пятнадцать с
небольшим. В этом возрасте девочки зачастую превращаются в очаровательных
девушек. Вечерами, испытывая непонятное томление, они безудержно стремятся
из дому, собирают открытки с ликами киноартистов и с большим пылом
переписывают в свои альбомчики сентиментальные стихи.
6
Но наши герои были не такими. Дружба их продолжалась, в ней, правда,
появились новые трепетные оттенки. Раньше Феня была просто симпатичной
девочкой, теперь она стала красивой девушкой, и это невыразимо волновало
Мальчика - теперь уже юношу. И, бывало, он смущался, умолкая на полуслове,
и как воришка, пойманный на месте преступления, терялся, если случайно взор
его падал на маленькую девичью грудь.
Но все же они по-прежнему понимали друг друга. Стоило Фене посмотреть
на кого-то, кто показался ей забавным, и чуть-чуть прищуриться, как ее друг
покатывался со смеху. А если он кивком указывал на то, что казалось ему
смешным, то Феня тут же фыркала в ладошку.
Вместе они ходили в школу, вместе возвращались и всю дорогу весело
болтали - общих тем у них было предостаточно. Несмотря на издевки
одноклассников, он неизменно нес оба портфеля.
- Закат вчера был чудесный, правда? - говорила Феня, не сомневаясь,
что он его наблюдал.
- Полнеба пылало!
- Как тысяча костров горело,- кивала она.
Вообще-то ему мечталось, чтобы Феня видела в нем настоящего мужчину, а
не долговязого подростка, которым он и был на самом деле. Хотелось ему,
чтобы в ее зеленоватых, с зернышками глазах не только искрились смешинки
или светилось простое дружеское расположение к нему. Хотелось чего-то
большего. Восхищения. А может... и любви.
И, чтобы казаться старше и сильнее, он ходил, смешно выпятив грудь и
развернув худые плечи.
Чтобы сделать такую осанку привычкой, он пытался сохранять ее и дома.
Тетка, однажды заметив это, с немалым удивлением высказалась:
- Петух!
Мальчик побагровел, но позы не сменил.
- Лопух,- добавила она, начиная что-то понимать. Щеки его запылали.
Тетка, поразмыслив еще немного, жалостливо заключила:
- Бедный.
На глазах у него появились слезы, и он убежал на свой холм. Тетка
неопределенно покачала головой и вернулась к своей прополке, к своей
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг