Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
породы, выбрал наиболее легкий путь: на экране появилась лужица темной
жидкости, заметно выделяющаяся на светловатом фоне.
   - Просто не везет сегодня,-сказал Березкин,-Ни на шаг не подвинулись!
Ну что это такое -темное? Он спрашивал самого себя, и я промолчал.
   - Может, кровь?-предположил Басов.-Наверное, не с почестями их в эти
хоромы провожали.
   - А может, и чернила. Знаете, которые приготовляли из дубовых
чернильных орешков и металлических опилок?-сказал Лука Матвеевич.-Всякое
предположить можно.
   - Что же, давайте проверим обе догадки.-Я говорил Березкину, и тот
повернулся в мою сторону. - Как проливаются чернила?.. Сразу. Ну а
кровь-она же сочится из раны по каплям или течет струйкой, постепенно
расползаясь по полу...
   Березкин, не тратя лишних слов, молча сформулировал новое задание. Его
пришлось несколько раз уточнять, потому что уж очень много времени минуло
с тех пор, как загадочная жидкость пролилась на пол, но все-таки ответ
пришел:

   темная жидкость, разбрызгиваясь, каплями падала на камни; видимо,
раненый находился на лежанке.
   Выключив хроноскоп, Березкин поколдовал возле него, и экран вновь
засветился.
   Мы увидели неожиданное: на экране совместились падающие капли с фигурой
каменщика...
   - Кто же... этого... типа?-медленно выговаривая слова, спросил Басов.
   - Каменщика-то? - Березкин,. покусывая нижнюю губу, смотрел на экран. -
А никто. Если хотите, вот вам пример рисуночного письма, вновь открытого
электронной машиной. Вопрос я поставил так: пролилась ли кровь сразу же,
как только закончили строить темницу, или много позднее...
   Каменщик-помните?-спешил, и я подумал, что если кровь попала на
незастывшие брызги раствора, то хроноскоп сможет ответить. И он
ответил-совместил фигуру каменщика и падающие капли...
   - Здорово! - не выдержал Басов. - Вот здорово! Теперь бы про того типа
хоть что-нибудь узнать!
   - Про того типа,-машинально повторил Березкин.- Значит, темницу спешно
заканчивали для раненого... А мы точно установили, что в темнице сидели
Пересвет и Владислав. Уж не для них ли старался каменщик?
   - Для них, я же говорил-для них,-почти свирепо сказал Басов.
   - Можешь считать, что твои вчерашние мысли получили еще одно
подтверждение, - чуть иронично, но без улыбки сказал мне
Березкин-Хроноскоп проиллюстрировал их. Впишем себе в актив столь
выдающееся достижение...
   Березкин закурил, глубоко затянулся, а потом швырнул папиросу.
   - Знаешь, на сегодня хватит. Не по себе мне что-то...



   Глава восьмая,
   в которой рассказ о заключительных сеансах хроноскопии содержит также
один чрезвычайно "оригинальный" вывод: оказывается, у человечества за всю
его многовековую историю сложились не только те традиции, о которых
говорилось в главе шестой!


   Мы с Березкиным возвращались к Луке Матвеевичу молча, думая каждый о
своем, а старички краеведы о чем-то шептались позади. Потом они ускорили
шаг, догнали нас, и Плахин спросил, не может ли хроноскоп выяснить, как
был ранен человек, кровь которого осталась на камнях подземелья.
   - Узнать бы, в бою Пересвета ранили или позднее подручные князя
постарались,-сказал Плахин, посматривая то на меня, то на хмурого
Березкина.

   Но по следам крови установить, как был ранен человек, хроноскоп,
конечно,не мог.
   - А разве Константин Иванович воевал в том году, когда Пересвета и
Владислава в темницу засадили?- спросил я в свою очередь.
   - Так он почти каждый год с кем-нибудь воевал. И в том году на соседа
пошел, да только сосед шибанул его здорово...
   Я остановился так внезапно, что Лука Матвеевич едва не наскочил на меня.
   - Вот тебе ответ, почему братьев в темницу упрятали, - быстро сказал я
Березкину.-Князь их туда после проигранного сражения засадил. Теперь все
становится на свое место. Константин Иванович жаждал реванша и требовал от
Владислава гигантскую катапульту. Константин Иванович заботился о своей
подмоченной славе и требовал хвалебную песнь от Пересвета: раз плохи дела,
так пусть хоть песни хороши будут!
   - И для верности братьев-в темницу, чтобы не удрали, - поддержал меня
Лука Матвеевич. - А заупрямился Пересвет - так его и второй цепью
приковали.
   - А ранен Пересвет в бою был, - подхватил Плахин. - Не резон князю
гусляра протыкать, если он песню от него ждет. Да и кровь сочилась
медленно-затянувшаяся рана, наверное, открылась...
   - Но цепи не помогли, и однажды разъяренный князь, зайдя в темницу,
взмахнул мечом - помните след рубящего предмета? - да промахнулся в тесной
камере, - сказал я, мысленно дивясь тому, как великолепно сыграл роль
кристаллизатора совсем небольшой штрих.-Ну а потом- лотом замуровать
гусляра велел, да не вышло ничего.
   - Складно у нас получилось!-воскликнул Лука Матвеевич. - Одна голова
хорошо, а три лучше!
   Три, конечно, лучше, но была еще четвертая "голова", Березкин, и он
наконец высказал свое мнение.
   - По-моему, у нас всего два незавершенных дела, - сказал Березкин. -
Сплошная хроноскопия стен и хроноскопия замурованной двери. Что, если не
откладывать на завтра? Больше все равно ничего не придумаешь.
   После того как Березкин сам же прервал работу, предложение его
прозвучало несколько неожиданно. Но я понимал, что наши догадки, к которым
Березкин мысленно присоединился, не оставили его равнодушным. Логика была
теперь на нашей стороне, узнали о братьях мы почти все, что вообще
рассчитывали узнать, и не имело смысла откладывать последние сеансы
хроноскопии на следующий день.
   Итак, мы вернулись к прерванной работе, и вновь засветился экран
хроноскопа.

   Сплошное обследование стен не сулило ничего увлекательного. На экране
действовал все тот же каменщик, действовал по-прежнему неторопливо, когда
укладывал нижние камни, и поспешно, когда укладывал верхние... Короче
говоря, мы настроились на долгое и скучное сидение перед хроноскопом.
   И мы сидели долго, сидели упорно, и старички краеведы уже стали
шептаться о чем-то постороннем, как вдруг в поведении каменщика
обнаружилось нечто странное: он стоял и вертел в руках внушительного
размера камень.
   Реакция Березкина, за секунду до того казавшегося мне сонным, была
мгновенной: он выключил хроноскоп.
   - Что за черт! - донеслось до меня, когда Березкин уже бежал в
подземелье.
   Краеведы, на полуслове прервавшие разговор, ничего не понимая, смотрели
вслед Березкину, а я стремительно помчался за ним. Я знал, почему Березкин
выключил хроноскоп: он хотел выяснить, какую часть стены обследовал
"электронный глаз" в тот момент, когда изменилось поведение каменщика.
   - Вот, - сказал Березкин, увидев меня, и положил руку на стену чуть
ниже следов от вырванных колец.- По-моему, должен быть тайник.
   Мне, собственно, пришла в голову та же самая мысль, но произнесенное
вслух слово "тайник" произвело на меня почти ошеломляющее впечатление.
   - Спокойнее, спокойнее, - сказал Березкин, сказал не мне, потому что я
не сделал ни одного движения, а себе, и мягко провел рукою по влажной
холодной стене. - Не будем волноваться, и спешить не надо.
   Мы не спешили, мы действовали методично, аккуратно, и лишь часа через
два нам удалось слегка повернуть камень, за которым оказалось небольшое
пустое пространство.
   Нужно ли говорить, как взволновала нас находка тайника?
   И вот яркий луч фонаря осветил его, и мы увидели пролежавшие там
несколько столетий какие-то бурые листы, прижатые плоским камнем...
   Я слышал за своей спиной учащенное дыхание краеведов и откуда-то
появившегося Локтева, мне самому не терпелось узнать, что это за листы, но
я помнил, что они могут рассыпаться от прикосновения, и тогда уже никакой
хроноскоп не поможет нам.
   Осторожно залив листы скрепляющим составом, который мы всегда возили с
собой, я предложил закончить хроноскопию стен: все равно нужно было ждать,
пока листы пропитаются и подсохнут.
   Только мы с Березкиным продолжали следить за экраном, на котором
по-прежнему трудился каменщик. Разговоры вокруг становились все шумней и
восторженней, мы невольно прислушивались к ним, но ни меня, ни Березкина
они не отвлекали от главного. Как и следовало ожидать, Лука Матвеевич все
твердил про "Слово", которое-он не сомневался!-найдено нами. Плахин
поддакивал ему, поздравлял, а я думал, что если мы действительно
обнаружили "Слово", то вовсе не то, на которое некогда рассчитывал князь,
и сам волновался, предчувствуя открытие огромного значения для истории
древнерусской литературы.
   Хроноскопия стен ничего нового не дала, и тогда Березкин перешел к
обследованию замурованной двери. Прежде всего нам хотелось узнать, кто
замуровывал ее-тот же каменщик, что строил темницу, или кто-нибудь другой.
   И хроноскоп дал ответ: на экране появился тот же самый каменщик.
   - Не понимаю, где в это время находился Пересвет,- сказал Березкин.-
Если бы каменщик его замуровал, он там и остался бы навсегда. Казнь не
могли доверить одному каменщику. Были и палачи, и стражники, и они,
конечно, заметили бы, что камера пуста...
   - Переходи к общей хроноскопии,-предложил я.- Гадать бесполезно.
   Замуровывая дверной проем, каменщик работал иначе, чем при
строительстве темницы, - быстро, но как-то небрежно, и я заподозрил, что
небрежность его была умышленной: по щелям в камеру еще некоторое время мог
поступать воздух...
   Моя догадка противоречила уже сложившемуся у нас отношению к каменщику,
и я не сразу рискнул высказать ее вслух.
   - Видишь ли, тайник - он тоже в пользу каменщика говорит,-ответил мне
Березкин, когда я поделился с ним своими соображениями.- Сложнее все, чем
мы поначалу решили. Думаю, что нас ждет еще одна неожиданность...
   - Без помощи каменщика Владиславу не удалось бы спасти брата? Это ты
имеешь в виду?
   - Да. И еще я думаю, что хроноскоп действительно не случайно выделил
каменщика после общей хроноскопии темницы. Он нашел того "третьего",
которого тщетно искал ты... Ты искал его в темнице, а он был на свободе.
Он был союзником братьев, твой "третий"...
   - Значит, каменщик...-начал я.
   - Смотри! - резко перебил меня Березкин. Каменщик творил на экране
непонятное. Сначала он заложил камнями верхнюю часть проема, но почти
тотчас вынул их снова, причем мы отчетливо видели, как твердая поверхность
плохо отесанных камней крошит, обламывает уже начавший затвердевать
раствор. А затем нечто длинное и узкое протиснулось в образовавшееся
отверстие; глядя на экран, нельзя было понять, что это такое, но теперь
остатки раствора частью ссыпались с наружной стороны стенки, а частью - в
пазах - уплотнялись под нажимом чего-то мягкого и упругого, а на неровных
краях камней застревали и обрывались волокна ткани... Когда узкое длинное
тело протиснулось в отверстие - а им могло быть только тело человека -
каменщик уложил вынутые камни на место и торопливо замазал щели свежим
раствором...
   - Вот тебе и ответ, - сказал Березкин. - Улучив момент, каменщик
разобрал часть стены, помог Пересвету бежать, а затем вновь заложил
отверстие и замазал щели, чтобы не вызвать подозрений... Конечно, ему
помогал Владислав... А Константин Иванович до конца дней своих был уверен,
что расправился с поэтом.
   - Можете гордиться своим коллегой, - сказал я Басову. - Он был
настоящим человеком. Березкин посмотрел на часы:
   - По-моему, пора.
   Последний раз спустились мы в подземелье и бережно извлекли из тайника
полуистлевшие листы. Они оказались берестой со слабо различимыми следами
отдельных букв.
   Увы-время погубило текст, и даже хроноскоп ничем не смог помочь: на
экране, правда, возникали то буквы, то даже целые слоги, но составить их в
слова хроноскопу не удавалось...
   Пожалуй, я не испытывал еще подобного разочарования, а на Луку
Матвеевича было жалко смотреть... Березкин, нервничая, ставил перед
хроноскопом все новые и новые задачи, но открытие, к великому нашему
сожалению, не состоялось...
   Немалая собранность, внутренняя дисциплинированность потребовались от
Березкина, чтобы переключиться на другое: он поставил перед хроноскопом
задачу выяснить, один человек или разные люди выбивали монограмму и писали
на бересте...
   Имелись, разумеется, существенные различия между работой зубилом и
работой гусиным пером, и Березкину пришлось помудрить над формулировками
задания.
   Но, в конечном итоге, хроноскоп дал положительный ответ: да, один и тот
же человек, и мы вслух назвали его - Пересвет.
   Хроноскоп воспроизвел нам его облик-восстановил по почерку. Так,
заканчивая сложное расследование, мы увидели нашего главного героя,
человека, если верить хроноскопу, гармонично сочетавшего в себе мягкость и
суровость, грубость воина и большую нежность поэта...
   Гимн свободе, сложенный Пересветом в темнице, не дошел до нас. Но разве
другие поэты не продолжили его песнь?
   - Не знаю, найдется ли когда-нибудь "Слово" Пересвета, - сказал я
совсем приунывшему Луке Матвеевичу, - но если и найдется, то не в
Белозерске.
   - Отдайте мне хоть листочки Пересветовы,-попросил Лука Матвеевич, и я
молча протянул ему куски бересты.
   - Ну вот, жил-жил ты своей мечтой, а она-прахом обернулась, - не без
грусти сказал Локтев.
   - И все же - была мечта! -Лука Матвеевич бережно упаковывал драгоценные
для него лоскуты.-Да и не кончилась она. Мечты-они не кончаются.
   ...Березкин отбыл в Москву на вертолете, а я решил проплыть на
теплоходе от Белозерска до Череповца, посмотреть на северные края, на
северные реки.
   В день моего отъезда резко похолодало; шел дождь, дул сильный ветер.
Озеро было мутным, в белых гребнях. Волны его-невысокие, тяжелые от
песка-гасли на мелководье, не достигая дамбы, отделяющей канал. Там, на
дамбе, высился серый обелиск над чьей-то братской могилой, стояли
бревенчатые домики с петушками на крышах, росли исхлестанные дождями и
ветрами деревья...
   Я смотрел на братскую могилу и думал о Пересвете, о Владиславе, о
каменщике... Нет, я не отказывался от своих прежних суждений о поэтах,
каменщиках, оружейниках. Но сейчас я думал о другом: в трудные эпохи, в
годы произвола они объединялись. Не всегда открыто, не всегда явно, и все
же не раз выступали они в едином строю.
   Впрочем, могло ли быть иначе?..
   К вечеру, миновав шлюз с поэтичным названием "Чайка", теплоход вышел из
Белозерского канала в Шексну.
   Дождь продолжал моросить, падали редкие серые хлопья снега, но я не
уходил с верхней палубы и любовался широко разлившейся рекою, невысокими
холмами с деревнями, буйными зарослями нежно-золотистого ивняка и цветущей
черемухи...
   В сумерках открылся нам Горицкий монастырь. Навсегда уже отзвонили в
нем колокола, - лишь белое здание по-прежнему высилось на холме,-я у меня
почему-то возникло ощущение покоя, простора и света, и думалось о людях,
некогда живших здесь, и еще об обманчивости этого самого ощущения покоя.
Не было его, покоя, хотя так хотелось верить в вечную тишину, в вечный
покой, глядя на растворяющиеся в сумерках очертания монастыря, на тихую
широкую Шексну... Сложная, трудная, богатая событиями жизнь бурлила по
берегам спокойных северных рек,- и разве не свидетельство тому судьба
Пересвета и Владислава, двух братьев, связанных вечной дружбой, судьба

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг