меня.
- Темница была пустой, когда ее замуровали. Мы топчемся на месте.
- Пустой? - встрепенулся Лука Матвеевич. - А зачем же пустую
замуровывать?
- Неразумно, - согласился Плахин.
Собственно, Березкин высказал вслух мысль, которая уже давно была
очевидна:
если бы в темнице замуровали человека, то какие-то останки его уцелели
бы.
После того как собранный Березкиным прах обернулся шумящей зеленой
сосной, мы поняли, что Пересвет каким-то чудом вырвался из заточения.
Хроноскопию же мы продолжали в надежде узнать что-нибудь конкретное о его
судьбе.
- Тот, кто приказал замуровать темницу, не знал, что она пуста, -
ответил я краеведам. - Видимо, Пересвету удалось бежать.
-А сосна?-вспомнил Плахин.-Что бы она могла означать?
Ему никто не ответил. Березкин один спустился в подземелье, и вскоре мы
увидели на экране ровную стену и массивное металлическое кольцо. Потом
кто-то, не видимый на экране, вставил в кольцо железный прут и, действуя
им как рычагом, вырвал кольцо из стены.
- Вот как это произошло, - сказал я Плахину и Луке Матвеевичу. - Видели?
- Видать-то видали,-ответил Лука Матвеевич,- а только маловато узнали.
- Не очень много, - согласился я: - И все-таки кое-какие итоги можно
подвести.
Я прошелся вдоль вертолета, дожидаясь, пока выйдет из подземелья
Березкин, и остановился перед краеведами.
- Итак, давайте вспомним все по порядку. Во-первых, нам удалось
доказать, что найденная темница-та самая, в которой находились в заточении
Владислав и Пересвет, и это не так уж маловажно; помимо всего прочего,
свидетельство летописи получило материальное подтверждение. Во-вторых, мы
убедились, что сохранились кольцо и цепь, к которым приковывали именно
Владислава. Это опять же совпадает со свидетельством летописи: Владислав
соорудил гигантскую катапульту, и князь выпустил его из темницы. Но
летописи, Лука Матвеевич, молчат о Пересвете, и мне придется сказать за
них: не ищите "Слово"
Пересветово, не было оно создано. Будь иначе, князь отпустил бы
гусляра, чтоб пел он хвалебное "Слово" на площадях, на базарах, на
свадьбах... Ведь для того и нужно было "Слово" князю, не так ли?.. Одно
дело- механик, другое дело - поэт. Поэт творит лишь под чистым небом да
под зелеными соснами...
Под теми самыми соснами, между прочим, ветви которых приносил в темницу
Владислав, приносил, чтобы напомнить брату о вольной воле, о шуме ветра...
И еще одно я могу сказать вам, Лука Матвеевич: пересилил гусляр князя,
бежал-таки...
- Один не убежал бы,-почти шепнул Плахин.
- Владислав помог,-твердо сказал Лука Матвеевич.- Не изменил брат брату.
Пренебрег Владислав И княжьей милостью, и своим благополучием...
- Да, и пришел на помощь в момент смертельной опасности, когда
разъяренный князь велел живьем замуровать поэта... Мало это или немало, но
разве не приятно вам было узнать, что песни Пересвета и после заточения
еще долгие годы звучали на Руси?..
"Третий"
Глава шестая,
в которой содержатся рассуждения о некоторых исторических традициях,
имеющих - пусть косвенное - отношение к заинтересовавшим нас событиям
далекого прошлого
Мне уже не раз приходилось, заканчивая рассказ о наших исследованиях,
признаваться, что результаты хроноскопии по тем или иным причинам нас не
удовлетворили. Вероятно, мне и в дальнейшем придется неоднократно виниться
в том же самом перед читателями. Но в тот день, когда нам удалось выяснить
судьбу Пересвета, мы с Березкиным определенно знали, что не сделали всего,
что можно и нужно сделать Да и старики краеведы не были довольны
результатами хроноскопии. Лука Матвеевич все рассуждал о "Слове"
Пересвета, спорил со мною, а Плахина почему-то взволновала возникшая на
экране сосна.
Его тоже не устраивало мое объяснение, он полагал, что я упростил
проблему и что сосна - это не просто сосна, а некий не понятый нами
символ, созданный хроноскопом.
Я пытался убедить Плахина, что хроноскоп способен истолковывать
некоторые символы, но никогда не научится "объясняться" символами, творить
их...Сам же я продолжал размышлять о таинственном "третьем", хотя у меня и
не было строгих доказательств, что он вообще существовал.
...Вечер закончился неожиданно по двум причинам. Во-первых, к Луке
Матвеевичу заявился Локтев. Во-вторых, позднее пришел бригадир каменщиков
Басов.
- На побывку и-сразу к вам,- сказал Локтев, плотно прикрывая за собою
дверь.
Они с Лукою Матвеевичем трижды, по-старинному, расцеловались, и Лука
Матвеевич даже прослезился на радостях.
Наше присутствие ничуть не удивило Локтева.
- Знаю, что приехали, - сказал он. - Выходит, такие же вы одержимые,
как и мой дядюшка? - Пожимая, он энергично встряхивал наши руки. - Хоть и
не верю, что найдете вы "Слово", а приезду радуюсь. Места мои родные
посмотрите.
Здесь начинал...
Лука Матвеевич с супругою жили добротно, по-старому. Не успели мы
оглянуться, как на столе уже появились бутылочка рябиновой, квашеная
капуста, грибки, огурчики, моченая брусника...
- Я ненадолго,-рассказывал Локтев.-Выкроил несколько деньков и-сюда.
Нехудо на родине побывать.
О наших делах он был осведомлен отлично-в городе все о них знали,- и он
принялся добродушно подшучивать и над Лукою Матвеевичем, и над нами...
Лука Матвеевич тотчас начал возражать, и я быстро понял, что спор их
давний, что он обоим доставляет удовольствие и что они по-настоящему любят
друг друга...
- Нет, меня ты не переубедишь,-чуть растягивая слова, говорил Лука
Матвеевич.-Я понимаю, размах у тебя другой. Вон ты куда взлетел!.. Пусть
мы с Плахиным поменьше, а только без истории, без мечты еще меньше были
бы...
Выйду вот я на Белоозеро, закрою глаза и сраженья богатырские вижу,
богатырей вижу, топот слышу и звон слышу, а все гусли перекрывают, все
гусли заглушают- Пересвета моего гусли...
Локтев слушал его с доброй понимающей улыбкой- знал, наверное, что
легко можно обидеть сейчас старика. А потом погрустнел...
- Виноват я, Лука Матвеевич, перед тобою,-признался он. - Отговаривал
хроноскоп везти сюда. И думаю теперь-зря. Надо тебе хоть на старости лет
фантазии свои...-тут Локтев сделал рукою рубящий жест.-Под корень. Легче
жить будет.' - Не-е, - сказал Лука Матвеевич. - Ничем мечты мои не
порубить... Ну а ты?
Порох-то есть еще в пороховницах? Не слабеет память?
Локтев рассмеялся.
- Проверь.
- И проверю.
Оказалось, что Локтев помнит наизусть не только "Капитал", но и другие
книги. Лука Матвеевич извлек с этажерки какой-то весьма потрепанный томик,
и они с увлечением занялись своеобразной игрой.
Ее прервал бригадир каменщиков Басов, заявившийся уже в десятом часу
вечера.
Был он почему-то мрачен и в одной руке комкал кепку.
- Из-за этого типа я, - сказал Басов. - От имени всей бригады...
- Какого еще типа? - спросил Березкин.
- Ну, который темницу строил... Узнать бы, что это за тип.
- Каменщик и каменщик.- Березкин пожал плечами.- Тут и выяснять нечего.
- "Каменщик"!-презрительно сказал Басов.-Человека замуровывал. Я б
такого на выстрел к камню не подпустил, чтоб работу свою не позорил...
-Да ты садись,-пригласил Лука Матвеевич.-Чего стоишь-то? Гостем будешь.
Как и все, Лука Матвеевич ничего не понял из слов Басова, а я вспомнил
две строки из стихотворения Брюсова, процитированные Басовым, когда на
экране хроноскопа появился каменщик, и вспомнил выражение его лица. Тогда
меня чуть-чуть удивила профессиональная неприязнь ребят к человеку,
строившему темницу, но хроноскопия заканчивалась, надо было подводить
итоги, и я забыл о Басове и его бригаде... Теперь же, присматриваясь к
хмурому бригадиру каменщиков, я поразился глубине угаданной им проблемы,
глубине, которую он, вероятно, и сам не до конца сознавал.
- Прекрасная идея, - сказал я. - Постараемся завтра что-нибудь
выяснить. Не стоит забывать, что общая хроноскопия закончилась фигурой
каменщика.
Ей-богу, тут есть над чем помудрить.
- Мудрить-то и не придется, - возразил Березкин. - Увидим еще раз, как
он складывает стену. Но я не возражаю.
Басов, явно довольный нашим согласием, ушел, и тогда Березкин сказал:
- Выкладывай, что у тебя на уме.
- Ребята мне понравились. Новые они какие-то. Понимаешь?
- Ничего не понимаю.
Я мог в двух словах изложить поразившую меня мысль - мысль, из-за
которой я и согласился столь поспешно на хроноскопию,- но вдруг понял, что
хроноскоп ничем не сможет ни дополнить ее, ни уточнить...
- Новые, - повторил я. - Уж и не знаю, как тебе еще сказать. Отношение
к своей профессии у них новое. Представь себе, что поэт служит своей музой
то народу, то тем, кто из народа жилы вытягивает... Что ты скажешь о таком
поэте?
- Сам знаешь, что скажу, - у Березкина это прозвучало весьма
внушительно.
- Знаю... А оружейник?.. Допустим, он изготовляет шпаги, мушкеты или те
же катапульты и продает их враждующим сторонам. Вспомни хотя бы знаменитые
толедские клинки; с ними испанцы шли на французов, французы-на испанцев...
Или миланские рыцарские доспехи-они расходились по всей Европе... Но
разве пришло кому-нибудь в голову обвинить оружейников в беспринципности?
Разве мы, потомки, клеймим их презрением?.. Нет, мы клеймим поэтов,
торговавших своим искусством, и прощаем оружейников, которые тоже
торговали своим искусством... И прощаем каменщиков-тех, которым все равно
было что строить:
тюрьму или жилой дом... Не хочу сейчас анализировать, почему так
получилось, но с поэтов всегда спрашивали строже, чем с кого бы то ни было
другого... Но разве, по большому счету, безразлично, кому служит искусство
оружейника или каменщика? Разве тут нет грани между принципиальностью и
беспринципностью? А тому каменщику, что Пересвета замуровывал, безразлично
было, к чему свое искусство приложить... Этого-то Басов ему и не простил.
Потому и сказал я про ребят, что они - новые.
- А я б не забывал все же, что Владислав Пересвета в беде не
бросил,-сказал Лука Матвеевич.-Может, он и не тому служил, кому следовало,
а брата не бросил.
- С помощью хроноскопа тезис твой не разовьешь. Да и нужно ли его
развивать?
- сказал Березкин.
- Конкретизация не помешала бы. Но ты прав - хроноскоп тут нам не
помощник, и я это тоже понял. Правда, с некоторым опозданием.
- Вы что же, от хроноскопии отказываетесь? - забеспокоился Лука
Матвеевич.
- Нет, не отказываемся. Начнем завтра с "этого типа", как выразился
Басов. А там видно будет.
Глава седьмая,
которая не содержит ничего увлекательного или таинственного, но которую
мы просим все-таки не пропускать
На следующий день хроноскопию, не надеясь, впрочем, узнать что-либо
ценное, мы действительно начали с каменщика.
Вызвав запечатленный в памяти хроноскопа образ, мы затем перешли к
детализации, решили посмотреть, как строил каменщик. Задачи такого плана
уже неоднократно ставились перед хроноскопом, и Березкин, не любивший
повторений, без всякого энтузиазма отправился в подземелье к "электронному
глазу".
Не скажу, что нам посчастливилось тотчас обнаружить нечто удивительное,
но хроноскоп сумел как бы разложить действия каменщика во времени.
Кажется, я выразился слишком мудрено, хотя и точно; начиная складывать
стену, каменщик работал неторопливо, аккуратно, тщательно замазывая пазы
раствором; потом, где-то в средней части стены, он стал действовать иначе:
на экране хроноскопа каменщик заспешил, словно кто-то торопил, подгонял
его; разумеется, он по-прежнему клал камни уверенно, прочно, но не было
уже той тщательности, аккуратности...
Новая деталь, выявленная хроноскопом, сама по себе не имела особого
значения, но ребята-каменщики окончательно разгневались на своего древнего
коллегу.
- Спешит Пересвета засадить,-авторитетно заявил Басов. - Сразу видно.
- И ничего-то не видно, - возразил Лука Матвеевич. - Темницу могли на
сто лет раньше построить.
Лука Матвеевич был абсолютно прав, и нам ничего не оставалось, как
продолжить хроноскопию.
- Внешний облик каменщика тебя не интересует?- спросил я Березкина.
- А! Праздное любопытство,-сказал Березкин, но все-таки подошел к
хроноскопу.
Дать хоть какое-нибудь представление о внешнем облике каменщика могли
лишь камни, которыми он складывал стены, а они уже хранились в памяти
хроноскопа, и Березкин мог не спускаться в подземелье. Он сформулировал
задание, и мы увидели на экране весьма условную человеческую фигуру и
совершенно реальные руки: большие, грубые, в шрамах и мозолях; Березкин
уточнил задание, включив в него дополнительную информацию, и на экране
появился богатырского сложения человек с окладистой бородою, подстриженный
"кружком"; густые прямые волосы были обвязаны лентой - чтобы не мешали при
работе (это уже детализация Березкина).
- Любуйтесь, - сказал Березкин. - Красавец мужчина!-и выключил
хроноскоп.-Есть еще предложения? ' - С кольцами, что ли, помудрить? -
сказал я. - Давай уточним, в одно время их укрепляли в стене или нет...
Предлагая подвергнуть кольца хроноскопии, я не знал, пригодится ли она
нам.
Но в самом задании не заключалось ничего трудного для хроноскопа: он
легко мог различить, вгонялись ли штыри в паз со свежим раствором или
после того, как тот уже давно затвердел.
Хроноскоп дал ответ: два кольца укрепили в стене при строительстве (в
том числе-сохранившееся), третье- позднее.
- Доволен?-спросил Березкин.-Подскажи-ка лучше, что дальше делать.
- Темное пятно,-сказал я.-Совсем мы про него забыли.
Березкин сформулировал новое задание.
Нам самим так и не удалось найти темное пятно в камере: оно совершенно
не выделялось на общем темном фоне пола, лежанки и стен. Но зоркость
"электронного глаза" значительно превосходила нашу, он "видел" пятно и
передал информацию о нем хроноскопу.
- Попробуем установить происхождение пятна,-сказал Березкин. - Но не
знаю, получится ли. Боюсь, что выразительных средств у хроноскопа не
хватит. Да и химический анализ ему все-таки не под силу.
Если так позволительно определить происшедшее на экране, то я бы
сказал, что хроноскоп, подражая некоторым представителям человеческой
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг