тут помог: как-то раз он вновь позвонил мне и сказал, что у подножия
Танну-Ола начаты крупные археологические раскопки и он уже распорядился,
чтобы археологи предоставили нам для хроноскопии все, что нас
заинтересует. Эти дополнительные обстоятельства и склонили окончательно
чашу весов в пользу хаирханской пещеры.
Мы решили не лететь в Туву, а ехать на платформе, погрузив на нее
машину с хроноскопом. И мы поехали-дорогой, по которой мне приходилось
проезжать много раз .. Много раз . Но первый был-из Москвы на восток,
когда немцы подошли к столице и началась эвакуация детей и женщин,. Второй
раз-обратно в Москву, из сибирской деревни в университет... А потом, уже
студентом географического факультета,-в Туву. А потом-из Тувы.
Последнее-памятно. Был то первый послевоенный год-еще не кончился сорок
пятый - и поезда на сибирской трассе брались штурмом. Поезд нам с моим
спутником, уже немолодым геоморфологом, бывшим фронтовиком, взять штурмом
не удалось-мы захватили в Ачинске лишь переходную площадку, которые в то
время не прикрывались гофрированными стенками, как теперь. Где-то у Юрги
началась пурга - сильнейшая, со встречным ветром. Нас заметало, мы
коченели. И пытались согревать руки одной фляжкой - на каждой станции я
бегал за кипятком. И так-двести километров, до Новосибирска...
В Ачинске мы расстались с Транссибирской магистралью и свернули на
Абакан. А потом-знаменитый Усинский тракт, который я проезжал
дважды-второй раз зимой, на открытом грузовике,- и, наконец, Кызыл, тот
самый Кызыл, который позволил мне после трехлетней голодовки прикрыть
ребра...
...Тот же паром переправил нашу машину через Енисей. А у самого берега
случилось непредвиденное: колесо машины при съезде соскользнуло с настила,
и машину сильно ударило.
Березкин побледнел. А какой-то молодой человек-совсем мальчик на вид -
бросился к грузовику с явным намерением вынести его на руках... Руки
проявили самоуправство, руки не согласились поднять грузовик, и тогда
молодой человек подошел к нам.
- Я их тут всех распеку,-сказал он гневно.-Я им тут всем раздокажу...
Петя Скворушкин,-представился он.- Сахаров прислал меня встретить вас.
Несмотря на сравнительно юный возраст, Петя Скворушкин оказался деловым
человеком: он, не теряя ни минуты, договорился с шофером трехтонки, и тот
аккуратно вытащил нас на берег.
Но о том, чтобы немедленно своим ходом идти к Хаирхану, уже не могло
быть и речи. Березкин - а ему тут принадлежало последнее слово-сказал, что
сначала осмотрит и, если потребуется, отремонтирует хроноскоп, что проще
сделать в столице автономной области, чем в горах.
Итак, мы невольно задержались в Кызыле. В прошлый свой приезд сюда я
жил в конце гостиничного коридора, за раскрытой дверцей шкафа с
постельными принадлежностями, а теперь мы остановились за городом и
разбили лагерь.
Березкин пребывал в мрачности, я тоже, а симпатичный Петя Скворушкин,
студент философского факультета, почему-то посчитал, что в аварии виноват
он, и теперь пытался рассеять и развеселить нас. Он потчевал нас
всяческими рассказами, и от него мы узнали, что Сахаров-доцент
философского факультета, истматчик, что среди спелеологов есть еще
несколько философов. Это почему-то рассердило Березкина.
- С какой стати - философы? - спрашивал он.- Обычно математики или
физики увлекаются альпинизмом, спелеологией... А тут-философы!
Березкин сам понимал, чго гневается без причины, что физики или
математики не имеют никакого преимущества в исследовании пещер перед
философами или, тем более, геоморфологами и географами, и я подал Пете
знак, чтобы он не обращал внимания на воркотню.
Когда же Березкин выяснил, что хроноскоп от встряски не пострадал, мир
и согласие окончательно восстановились в нашем увеличившемся отряде.
...От Кызыла до Хаирхана-почти день пути. Зеленая долина Енисея
остается справа. Слева-степь, курганы. На курганах-орлы. Взмахивая
крыльями, они становятся похожими на маленькие радары.
А потом впереди возникает Хаирхан-зубчатый, обнаженный ..
- Вот и приехали,-говорит нам Петя.-Видите палатки?
Мы видим палатки и видим людей, бегущих нам навстречу.
...Чтобы не затягивать больше повествование о глиняных черепках, я
опущу рассказ о событиях, свидетелем которых не был.
Скажу лишь, что Сахаров и его товарищи-спелеологи обнаружили петроглиф
в том же первом зале хаирханской пещеры, где ранее нашли глиняные
черепки,-для этого им пришлось счистить со стены слой копоти.
В пещеру вел сравнительно широкий и высокий ход; кусты и небольшие
лиственницы скрывали его от невнимательных глаз, но все-таки пещера иногда
посещалась местными жителями - в зале кое-где валялись обрывки конской
сбруи, какие-то пестрые матерчатые ленты, виднелись следы недавних костров.
Сахаров сразу же подвел нас к стене, расположенной напротив входа. В
пещере было сумеречно, но мы без труда разглядели высеченный на скале
петроглиф Березкин, предсказавший его существование, выглядел именинником
- Ну конечно,-говорил он.-Эта пиктограмма значительно полнее той, на
глиняных черепках.
Действительно, перед нами была целая серия рисунков, последовательно
излагавшая ход событий. В левой части друг против друга стояли стрелки из
лука-примитивно изображенные человечки с треугольными головами; тетива
луков была натянута, и воинственные намерения стрелков не вызывали
сомнений. Далее были изображены несколько убитых стрелами людей, и лишь
потом уже знакомые нам сломанные стрелы На них пиктограмма не кончалась. В
правой ее части художник поместил двух воинов с поднятыми над головой
копьями; воины стояли в угрожающих позах, готовые метнуть копья в
невидимого врага.
- Мне приходят в голову лишь простейшие решения, и они меня не
устраивают,- сказал Сахаров.- Можно предположить, например, что петроглиф
рассказывает о воин-оком подвиге неведомого нам племени. В жестокой
схватке с врагом оно потеряло много убитых, лишилось своего основного
оружия - стрел, но мужественно продолжало сражаться копьями... Логично, не
правда ли? Но скучно и примитивно. Впрочем, слово за хроноскопом.
Березкин молча отправился к машине и вскоре вернулся с небольшим
"электронным глазом", за которым тянулся длинный тонкий провод.
- Да, совсем забыл,-неожиданно сказал Сахаров.- На стене есть еще один
рисунок... Правда, он как будто не имеет отношения к нашему петроглифу.
Сахаров пошарил лучом фонаря по стене и остановил его выше петроглифа.
- Олень, пораженный стрелами.
Действительно, на стене виднелось неполное изображение оленя с
запрокинутыми ветвистыми рогами; неполное потому, что стена в этом месте
осыпалась и уцелела лишь передняя часть рисунка. Две стрелы, пущенные с
разных сторон, застряли в туловище животного.
- Не будем отвлекаться и займемся петроглифом,- сказал Березкин.-Идите
к хроноскопу. Задание я уже сформулировал, и, как только "электронный глаз"
передаст импульсы, на экране появится изображение.
По обыкновению, Березкин прежде всего поручил хроноскопу выяснить, как
создавался петроглиф.
На экране возник старый, но еще, видимо, крепкий человек с зубилом в
одной руке и округлым булыжником в другой и приступил к работе. Он
подставлял зубило под острым углом к скале и ударял сверху камнем. В
действиях его не было ничего особенно интересного для нас, но я обратил
внимание, что мастер-старый. Раньше мы не придавали значения возрасту
художника, наносившего пиктограмму на глиняный сосуд, но теперь я
припомнил, что тот был молодым.
Когда Березкин вышел из пещеры, чтобы самому посмотреть изображение, я
указал ему на возрастные различия.
Березкин постарался уточнить задание, но результат остался прежним:
хроноскоп настойчиво утверждал, что петроглиф высекал старый человек.
Если хроноскоп не ошибался,-а мы уже привыкли верить ему,-то, значит,
разные люди стремились запечатлеть в хаирханской пещере одну и ту же мысль.
Мы не спешили с истолкованием нового факта, да и не так-то просто было
истолковать его. Мысль, что у неолитических художников существовала, так
сказать, "специализация", пришлось отвергнуть как явно несостоятельную, а
ничего разумнее предположить мы не могли.
- А хроноскоп... если его спросить?-Сахаров с надеждой смотрел на
Березкина.
- Чего захотели!-не очень-то любезно ответил тот.- Хорошо, если он
пиктограмму истолкует.
Но хроноскоп не оправдал наших надежд: он смог лишь проиллюстрировать
пиктограмму, и мы последовательно увидели стрелков из лука, условные
фигурки пораженных стрелами людей, затем сломанные стрелы и, наконец,
копьеметальщиков. Березкин для чего-то подверг хроноскопии и изображение
оленя, но оно лишь спроецировалось на экране. Пользы от чистого
иллюстрирования, как вы сами понимаете, мы не получили никакой.
Березкин задумался, изыскивая, очевидно, новые способы применения
хроноскопа, и спелеологи собрались вокруг нас.
- Зря вы мудрите, Константин Александрович,- сказал Сахарову Локтев,
человек, как мы уже знали, феноменальной памяти; он знал наизусть чуть ли
не целые главы "Капитала", мог точно сказать, на какой странице что
написано, и мне кажется, что Петя Скворушкин в душе чуть-чуть завидовал
ему...-Вы абсолютно правы,-продолжал Локтев,- и незачем разводить
философию на мелком месте. Вспомните о наскальных надписях царей Урарту,
Ассирии, Вавилона - именно так они стремились увековечить свои подвиги, и
наш петроглиф выбит в честь победы.
Никто не возразил Локтеву-да и трудно было что-нибудь возразить,-но
Петя Скворушкин все-таки решил противопоставить ему свою точку зрения.
- А может быть, все не так,- сказал он.- Может быть, мы зря не признаем
за неолитическим человеком способности к философским обобщениям?
Маленький, белобрысый, с веснушчатым носом, Петя старался держаться как
можно прямее, чтобы выглядеть выше и солиднее.
- Почему же - не признаем? - спросил Сахаров.- Впрочем, что вы имеете в
виду?
- Я думаю, что петроглиф-краткое изложение сути эпохи...
- Сути эпохи? - переспросил Сахаров, и печальные, казавшиеся абсолютно
черными в полусумраке пещеры глаза его как бы приблизились к Пете. ' -
Да,- продолжал Петя.- Вражда человека с человеком и борьба человека с
человеком-беспощадная, звериная, любыми средствами, до конца!
- "И вечный бой!"...-не без иронии сказал Локтев.- Не надо усложнять.
Неолитического вождя так же обуревала жажда бессмертия, как и многих
после него. Вот уж невидаль! Поэтому он и разбил недолговечный глиняный
сосуд. И поэтому велел высечь на стене петроглиф - надежней все же.
Я хотел возразить Локтеву, но Сахаров, понявший мое намерение, сделал
отвлекающий жест, и мы оба промолчали. Каждый из нас имел право на свое
истолкование петроглифа, а строго доказать свою правоту едва ли кто-нибудь
сумел бы. В ходе расследования и так уж пришлось отбросить не одну
скороспелую гипотезу.
И все-таки я думал, что Локтев, безоговорочно принявший первоначальную
версию Сахарова, неправ, и мне казалось, что я начинаю угадывать смысл
петроглифа. Я вовсе не настаиваю на своем выводе. Всякий прочитавший мой
очерк вправе высказать свое суждение, ибо в его распоряжении находятся те
же факты, которыми оперировали и Сахаров, и Локтев, и Петя Скворушкин, и я.
Правда, при исследованиях немалое значение имеет внутренняя
настроенность человека, то особое состояние души и ума, которое
складывается в процессе работы и которое искусственно не создашь. Быть
может, только поэтому, подводя итог, я выступаю со своим мнением.
Картина, которую я сейчас постараюсь набросать, возникла интуитивно,
как бы помимо конкретных размышлений. Я бы сказал, что она имеет
эмоциональное, а не рассудочное происхождение и лишь позднее обрела, как я
надеюсь, логическую законченность... Я постарался представить самого себя
на месте неолитического человека, хоть мысленно "пожить в его шкуре",
чтобы угадать, какие тревоги его волновали, какие заботы он старался
разрешить.
Вечером, когда все сидели у костра, я один пошел к пещере. Из черного
входа в нее веяло холодом и сыростью. Помедлив, я огляделся. Светила
полная луна, и желтовато-зеленый свет ее заливал всю необозримую,
теряющуюся в голубоватом тумане степную равнину. Я знал, что равнину на
юге замыкают хребты Танну-Ола, а на севере, сразу за Енисеем,-горы
Восточного Саяна. И я представил себе, как с гор на степную равнину
спускаются кочующие неолитические племена-не очень многочисленные,
враждебно настроенные друг к другу, видящие в каждом чужом человеке врага.
Они неизбежно встречались на берегах Енисея и, встречаясь, вступали в бой.
Они бились за жизненные пространства (точнее-за охотничьи угодья, а долина
Енисея-это самое благодатное место в Тувинской котловине), и за право жить
и охотиться на берегах великой реки наверняка происходили особенно
жестокие сражения.
После одного из таких сражений между соседними племенами и был выбит на
стене хаирханской пещеры загадочный петроглиф.
Осторожно раздвинув кусты, я шагнул в холодный мрак пещеры. У входа еще
лежали на полу зеленоватые пятна лунного света, но дальше темнота
становилась непроницаемой.
Я зажег фонарь и направил луч на стену. Круг света последовательно
вырвал из мрака, как из глубины веков, лучников, убитых, сломанные стрелы,
копьеметателей... Еще раз мысленно перебрал я все известные нам факты, еще
раз задумался над деталями, добытыми хроноскопом: вождь топором разбивает
глиняный сосуд с пиктограммой молодого художника, старый художник высекает
ту же пиктограмму на стене. Одну за другой отбрасывал я прежние гипотезы.
Заключение перемирия? Нет, потому что после сломанных стрел изображены
воинственные копьеметатели. Самовосхваление вождя? Едва ли, потому что ни
сам вождь, ни его тотем не изображены. "Философская суть эпохи"? Но
неолитическому человеку явно незачем было беспокоиться о ее выражении.
Краткий мир, сменившийся войной? Предположение Сахарова отпадало,
потому что позднее другой художник выбил на стене петроглиф.
И тогда возникала мысль, что петроглиф - это соглашение между двумя
враждующими племенами, что в пещере, когда заключалось соглашение,
находились два вождя. Один из них приказал сделать глиняный сосуд и
нанести на него пиктограмму. Но когда сосуд с пиктограммой показали
второму вождю, тот ударом каменного топора доказал, сколь непрочно это
изделие, и велел своему художнику - старику-высечь петроглиф.
Но в чем же все-таки смысл его? Вечный мир? Нет, потому что и в начале
и в конце пиктограммы, с какого конца ни читай ее, стоят вооруженные,
готовые к бою воины, да и едва ли неолитические люди обладали отвлеченными
понятиями о мире. Что-то сугубо практическое, жизненно важное должно было
содержаться в пиктограмме-и в то же время связанное с войной: люди того
времени не представляли себе, что можно жить не враждуя.
Луч света, скользнув вверх, остановился на олене, пораженном стрелами.
Да, во времена неолита люди охотились с помощью лука и стрел. В жизни
человечества изобретение лука составило целую эпоху - с ним легче
охотиться, чем с копьями или дротиками, и, значит, лучше стало житься
людям, реже голодали они. Однако лук не только охотничье, но и боевое
оружие. Поразить человека стрелой тоже проще, чем дротиком Следовательно,
с изобретением лука легче стало охотиться, но и легче стало убивать самих
охотников, мужчин во время многочисленных сражений.
Я еще раз направил луч света на пиктограмму и остановил его на
пораженных стрелами воинах. Потом - на воинственно поднятых копьях. Не
означает ли это, что вожди договорились впредь не пользоваться стрелами
как боевым оружием и сражаться одними копьями? Луч света вернулся на
убитых. Их было четверо. Я вспомнил, что даже у некоторых современных
папуасских племен все, что больше трех, называется "много". Очевидно, тот
же смысл имело изображение четырех убитых. Значит, древний мастер хотел
сказать, что стрелы, столь полезные на охоте, убивают слишком много людей,
и вожди соседних племен договорились не пользоваться ими в бою и
сражаться, как в прежние времена, копьями. А чтобы завет их навеки остался
в силе, чтоб знали о нем все, кто посетит хаирханскую пещеру, и был выбит
петроглиф на каменной стене.
Воображение живо рисовало мне, как сидят вокруг пылающего костра
суровые бородатые воины с каменными топорами и копьями, как вожди их
торжественно обещают не воевать стрелами.
- Да будет так!-должно быть, сказал на своем наречии вождь, приказавший
сделать пиктограмму на глиняном сосуде.
- Будет! - в тон ему ответил на своем наречии вождь, приказавший выбить
петроглиф на стене хаирханской пещеры...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг