левой рукой, так как правую ему еще не отпустили оторопевшие его спутни-
ки, и провозгласил: - Завовулин! Иди с миром, и виждь и внемли! Слух об
этом прошел по всем литературным коридорам, обрастая небывалыми подроб-
ностями. Росло и количество свидетелей, сначала это были братья Улуповы,
которые держали за руки чудотворца, потом оказалось, что его держали че-
ловек сорок, и все известные личности, некоторые уверяли, что Помере-
щенский и не плюнул вовсе, а действительно заехал Завовулину в глаз, от-
чего тот и прозрел, а кто-то из друзей Померещенского заехал орденоносцу
еще и в ухо, после чего тот стал слышать сызнова собственный внутренний
голос, который прошептал: не поднимай руки своей на брата по перу! Была
и такая версия, будто Завовулин ни на кого не бросался, просто ему ука-
зали на вошедшего Померещенского, и Завовулин медленно, словно ощупывая
воздух, двинулся навстречу со словами - вот кому я хотел бы лиру пере-
дать, а Померещенский, заметив приближение невидимой лиры, поплевал на
ладонь, потом добавил пепла от окурков, взяв его из ближайшей пепельни-
цы, сделал из этого брение и аккуратно приложил к правому оку партийного
поэта, сказав: имеющий очи да видит. И как бы перенял из рук застывшего
от восторга Завовулина трепетную лиру. По-иному стал излагаться и эпизод
на площади Маяковского, где при стечении жадных до искусства масс в раз-
гар оттепели Померещенский читал у подножия памятника свои хрестоматий-
ные строки: После смерти нам стоять почти-что рядом: вы на оМп, а я на
оПп...
Поклонники после этих стихов стали толкать автора против его воли на
пьедестал, и затолкали бы, если бы не бесноватый, который буквально по-
вис на брюках поэта, отчего брюки стали съезжать, и поэту пришлось в них
вцепиться обеими руками, вместо того, чтобы карабкаться на пьедестал.
Пришлось поклонникам опустить его и заняться бесноватым, но бесноватый
отринул от себя чужих поклонников, прислонился к пьедесталу и, бешено
жестикулируя, заорал примерно такое: - Дал дуба! И - будет! (при этом он
указал рукой вверх на памятник) - Я - Будда! Я - буду!.. Все остальное
вряд ли кто сейчас припомнит, но длилось это звуковое бедствие очень
долго, а приблизиться никто не мог к бесноватому, какая-то сила отбрасы-
вала всех назад. Начался ропот: где дружинники? Когда надо, их нет. Где
милиция, когда надо, ее нет. Где переодетые в гражданское платье офицеры
и рядовые государственной безопасности? И в этот момент Померещенский,
уловив, как всегда, волю большинства, ринулся к бесноватому и, на удив-
ление, остановлен не был. Словно для объятий, простер руки, отчего бес-
новатый притих, и только еще дошептал последнюю, видимо, строчку: - Без
тени... и-ронии... я - гений... а-гонии... - а как только дошептал и
притих, как тут же пал на колени пред Померещенским и облобызал штанину
его брюк, которые уже снять не пытался, так как был исцелен. В то же
время от толпы отделилось дикое стадо и с отчаянным визгом и ревом рину-
лось в подошедший троллейбус... Лишь много позже очевидцы догадались,
что это стадо состояло из переодетых сотрудников охранки, в них и всели-
лись бесы, изгнанные Померещенским из одинокой больной души неизвестного
поэта. Эта способность к творению чудес только усложнила и без того нап-
ряженную жизнь народного любимца. Его выступления собирали паломников
отовсюду, среди которых было много студентов-иностранцев, уверовавших,
что за один такой вечер в них прорежется знание русского языка, а среди
отечественной публики преобладали подслеповатые и глухие, что часто при-
водило к срыву представления: где он? он вышел? не вижу! - галдели одни,
- он уже читает? что он читает? не слышу! - галдели другие, а все перек-
рывал визг девиц, которым очень хотелось потрогать поэта. Все чаще при-
ходилось скрываться в дальних странах, но и там в переполненных залах
ликование было столь велико, что в нем тонули редкие осмысленные вопро-
сы: а кто это? а что он делает? а на каком языке он читает? Мало того,
во всем мире уже знали два волшебных русских слова, которыми всюду
встречали представителя великой нации: чуда! чуда! - и второе: шайбу!
шайбу! Домашние, то есть отечественные недоброжелатели Померещенского
(были и такие) тоже внесли свой вклад в дело отчуждения великого волшеб-
ника от собственного народа. На очередном заседании акционерного общест-
ва ГЛАВЭЛИТ должен был решаться вопрос о присуждении Померещенскому дво-
рянского титула. Сам Померещенский считал, что речь должна идти о возв-
ращении, а не оприсуждениип, причем должны бы ему вернуть и поместье в
Тамбовской губернии, а так как там находился колхоз, то колхозникам он
обещал вольную. Он мог бы еще претендовать на часть земель в Померании,
но от этого права он сам отказался, хотя из предложенных заранее титулов
- граф, пэр, маркиз, лорд, конунг, мурза и прочее, он считал, что для
благоденствия страны ему подошел бы титул мега-герцога. Вначале дали ти-
тул графа руководителю Нового союза борьбы за трезвость официантов, фа-
милию которого тут же забыли, потом стал бароном ведущий грандиозных
шоу-программ Иммануил Танкер, кто-то спросил, откуда такая не совсем
русская фамилия, на что новоиспеченный фон Танкер смущенно сказал, что
это его сценический псевдоним, а настоящая фамилия подлинно русская,
стоит лишь заглянуть в любой словарь. Затребовали словарь и убедились:
танкер - нефтеналивное судно. Да, такая уж у меня была неудобная русская
фамилия - Нефтеналивное Судно, мои предки участвовали в разработке нефти
еще с самим Нобелем, - признался фон Танкер. Нефть нам очень нужна! -
согласились учредители ГЛАВЭЛИТа, а председатель восторженно воскликнул:
- Ура, наши люди уже в словарях! Элита есть элита! Следующим претенден-
том был дрессировщик пушных зверьков Наполеон Домкратович Сизифов, ему
предстояло стать маркизом. Сизифов претерпел много гонений за свое укро-
тительство. Ему вечно мешали укрощать зайцев, вначале заяц-русак, якобы,
оскорблял достоинство коренных русаков, основное свойство которых - ис-
торическая неукротимость. Приходилось работать только в зимнее время с
зайцами-беляками, но с реабилитацией Белого движения он был вынужден пе-
рейти на кроликов. С горностаями он сам не смел работать, будучи монар-
хистом. На него клеветали, будто непокорных зверьков он продавал на во-
ротники в пошивочную мастерскую Литературного фонда Союза писателей, и
за это ему еще посвящали стихи: оМорозной пылью серебрится его бобровый
воротникп. Пришлось долго опровергать, что Евгений Онегин вовсе не сов-
ременный писатель, а лишний человек из прошлого века. Итак, Наполеон
Домкратович стал маркизом, но все уже порядком устали, добравшись до
имени Померещенского, некстати вспомнили инцидент с Завовулиным, предс-
тавив его так, будто орденоносец был побит, а не исцелен. - Как! Ордено-
носец! - послышались возмущенные голоса. - Подумаешь, орденоносец, все-
го-то орден оЗнак учетап, вступились за Померещенского и намекнули на
его чудеса, но заступникам возразили, что чудес не бывает, тем более, в
прошлый раз уже удостоили титула баронессы ведьму - простите - белую
колдунью Чернопятову... Узнав, что благородство его осталось без должно-
го признания, несмотря на продолжающиеся реформы, Померещенский сказал
об элитариях: - Плевать я на них хотел! - но спохватился, вспомнив о
волшебных свойствах своей слюны, и выразил свою мысль иначе: - Мы пойдем
другим путем! А тем временем распространились слухи о его самоубийстве.
* * *
Надо ли говорить, что здоровье Померещенского волновало не только его
поклонниц, которые засыпали поэта письмами, прочитав его новое стихотво-
рение, где любимая женщина опять его не понимает. И не только политичес-
ких деятелей, которым было важно, чтобы перо поэта было всегда наготове,
чтобы поддержать изверившихся в коммунизм или не доверяющих рынку, чтобы
заклеймить врагов нации, клевещущих на наш строй, или осадить зарвавших-
ся друзей народа, которые воюют с демократами. И простые люди на улице,
завидев поэта в шапке, сочувственно качали головами - уж не болят ли уши
у поэта от глумливого шума черни? А завидев поэта без шапки, жалели - уж
не склероз ли, забыл дома шапку... Сейчас никто уже не припомнит, кто
первый кому позвонил, кто какую версию самоубийства литератора предста-
вил своему собеседнику, но об этом говорили все и долго, тем более теле-
фон в России еще не перешел на оплату по счетчику. Говорили, что снова
был замыслен путч, в столицу двинулись войска, но слава Богу, (тут же
спохватывались - прости, Господи) на подступах еще к району Кунцева были
остановлены и повернули назад: Померещенский со связкой гранат бросился
под головной танк. Гранаты были ему подарены еще вьетконговцами во Вьет-
наме. Вовсе не так, говорили другие, не гранаты, а итальянская мина все-
му причиной, подарена она была афганскими моджахедами вместе с дублен-
кой, в которой он и вышел навстречу танкам. Какая дубленка, - слышались
возражения очевидцев, ведь сейчас лето, и при чем здесь танки! Поэт
взорвался на мине там, где положено поэту - у памятника Пушкину на
Тверском, а совершилось непоправимое в знак протеста против тлетворного
влияния на русскую историю пушкинских слов: опоэзия, прости Господи,
должна быть глуповатап. Эту фразу использовали то критики против поэтов,
то поэты, отбиваясь от критиков, и все ради родной словесности. А при
необъятной любви народа к поэзии это не могло не воздействовать на со-
борный разум, особенно на пути демократического развития. Протестуя про-
тив преемственности в области глуповатости, самоубийца в последний мо-
мент произвел оума холодное наблюдениеп и решительно отдалился от Пушки-
на, пожалев, как-никак, кумира своего, и взорвался уже около оМакдо-
нальдсап в знак протеста против засилия бездуховной американской цивили-
зации. С этим не соглашались многие, знавшие любовь Америки к покойнику,
они уверяли, что трагедия произошла перед немецким культурным центром
им. Гете в знак протеста против слов Мефистофеля в оФаустеп: оя часть
той силы, что вечно хочет зла и вечно творит благоп. Вот и решил наш че-
ловек выступить против этого дьявольского заблуждения мировой литерату-
ры, зло пошутив над самим собой, и предоставив миру задуматься, - а где
же здесь благо? Но и это заявление опровергла радиостанция оНемецкая
волнап, которой Померещенский был известен еще тогда, когда его пригла-
шали на роль Мефистофеля, но он уступил ее именно из любви к Мефистофелю
своему большому другу Брандауэру. Все эти кривотолки отъявленных запад-
ников отмели востоковеды. По их взглядам, она миру и смерть краснап -
подобный буржуазный эксгибиционизм чужд такому глубокому и тонкому уму,
каковым был покойник. Следуя своему внутреннему такту, тот удалился в
Страну Восходящего Солнца, где после долгой и продолжительной чайной це-
ремонии в обществе гейш вышел тихонько в каменный сад и сделал себе ха-
ракири мечом, подаренным ему Тосиро Мифуне, чтобы Померещенский не
расстраивался из-за невозможности принять участие в съемках фильма оСемь
самураевп. Никакого протеста при этом не выражалось, просто поэт на пос-
леднем издыхании нараспев читал эротические танки Рубоко Шо, пока не
умер. Как можно так поверхностно судить об уходе из жизни такого челове-
ка, - возмутилась другая ветвь востоковедов, давно мечтавшая наладить
мост между северным и южным буддизмом. Они получили секретные сигналы от
белого братства с Гималаев, которое умственным взором видело, как Поме-
рещенский миновал Алтай, посетив гору Белуху, преодолел Гиндукуш и дви-
жется дальше в направлении, указанном свыше. Перед уходом из мира види-
мого он должен встретиться с Великими Махатмами, которым он донесет из
глубин своего сердца свою тайную доктрину. Если Будда в Дхаммападе учил,
как должен поступать мудрец в деревне, то Померещенский продиктует нако-
нец Махатмам канон, как должен поступать мудрец в городе. Да-да, в сов-
ременном городе, а потом он навеки застынет в позе лотоса на одной из
снежных вершин мира. Какой снег? Какие вершины? Едва ли не со смехом
встретили подобную дезинформацию политические соратники Померещенского.
Именно в последнее время знаменитый борец за мир и культуру был особенно
политически активен, потому он не мог уйти ни на поиски Шамбалы, ни за
философским камнем, и, если он и свернул на Гималаи, то только чтобы от-
дохнуть в пути и, возможно, покататься на горных лыжах, на самом же деле
он идет голый по пояс, правда, не снимая шапки, через знойные джунгли по
направлению к Индийскому океану. Этот факт подтвердили из близких к аме-
риканскому президенту источников, так как астронавты на шаттле видели
покойника из космоса, он действительно шел босиком к Индийскому океану,
а на палке, перекинутой через плечо, нес свои стоптанные армейские сапо-
ги. Итак, он рисковал жизнью, являясь первым русским солдатом, ведущим
тайную войну за тропическую форму одежды. Другая политическая партия в
Новой чудовищной газете выразила протест против этого заявления, назвав
его американской провокацией. Действительно, Померещенский как писа-
тель-фантаст любил пересекать Индийский океан, но только для встреч со
своим другом Артуром Кларком, и если он когда-нибудь собирался стать
солдатом, то только на звездной войне. Что же касается озвездп, то наши
космонавты со своей орбиты четко видели, как Померещенский нес на палке
через плечо вовсе не армейские сапоги, а изящные медные сандалии, кото-
рые не могли рассмотреть с шаттла американцы, из-за отставания их опти-
ческой техники от нашей.
- Мерзавцы, закупленные черностенцами, только и всего! - сказал сам
Померещенский обо всех авторах этих слухов, и снова добавил: - Мы пойдем
другим путем!
Правдивей всего этот эпизод описан в мемуарах Давида Скелетова, кото-
рый был в приятельских отношениях со многими великими современниками,
сам сочинял и издавал книги, а писать начал давно, еще в местах заключе-
ния, куда в свое время попал за пропаганду анархизма среди рабочих мос-
ковской фабрики одеял, хотя вездесущие злодеи нашептывали, что за мошен-
ничество. Но лучшего свидетельства, чем записки Скелетова оЛики и харип,
на нужный период мы не имеем, потому и раскроем эту редкую книгу на
шестьсот шестьдесят шестой странице.
* * *
...Мы встретились с Померещенским в ночном клубе, каком, я умолчу, он просил не упоминать. Его дело. И мне он был нужен по делу. Я заказал столик в ресторане, что мы кушали, это уж я не буду называть, а платил я.
И вдруг Помер (я его так всегда называл для краткости, любя) мне говорит:
- А вообще-то я собирался покончить с собой. Ты помешал. Нашел время,
когда развлекаться! В другой раз не мог, что ли, а, Скелет (так он меня,
любя, называл, подлец)?
- Это как это? Скелет чего-то не понял. Объясни, Скелет на приеме!
- Как? Из пистолета, подаренного мне Хемингуэем на Кубе. Я тогда с
двустволкой по странам ездил. Мне наши сказали в Москве, возьми с собой
двустволку, мало ли что, а мы тебе дадим документ, что ты на сафари ко-
мандирован. Спать будешь, с собой клади. Вот и пристал Хемингуэй, подари
да подари, все равно у тебя ее при въезде отнимут, это только от вас с
ружьем уехать можно, а к вам с ружьем нельзя. Потом ты все равно носить
его не умеешь, как за плечо забрасываешь, так стволами шапку сшибаешь.
Отдай! А я тебе взамен пистолет, с ним и самолеты угонять удобнее...
- Зачем тебе самолеты угонять, ты же государственный человек, - я его
конечно перебил и одновременно уколол, ведь раньше он больше любил свою
государственность.
- А я и ответил ему, что как государственный человек самолеты угонять
не собираюсь, тем более, меня сразу в любом самолете узнают, сначала
стюардессы, а потом пассажиры. Некоторые пассажиры очень волновались, уж
не в горячую точку планеты мы летим, если я на борту.
- А что ж Хемингуэй, - вернул я его к оружейной теме, а тем временем
на сцене был обещан стриптиз, и я вспомнил, как Померещенский, вернув-
шись из какой-то горячей точки планеты, рассказывал в Политехническом
музее о стриптизе, с которым столкнулся впервые. Был он еще тогда, ка-
жется, комсомольцем, и с негодованием описывал, как затравленная девушка
выскочила на помост и стала разоблачаться под Камаринского мужика, хотя
это могла быть любая другая народная мелодия. - Она сбрасывает блузочку!
- размахивал тогда руками Помер, едва не задев кого-то в президиуме, не
то Горького, не то Михалкова, - потом она скидывает юбчонку! - в прези-
диуме кто-то пригнулся, - она срывает с себя лифчик! - в президиуме
привстали, - наконец, она стягивает с себя трусики, - тут Помер воздел
руки к небу, - и вам, настоящему человеку, вдруг становится до смерти
противно!!!
- Уговорил меня-таки Хемингуэй на свою голову, - пробормотал Помере-
щенский, вскакивая, чтобы разглядеть раздевающуюся девицу, но, так как
наш стол был достаточно близко, снова сел, не отводя глаз от сцены и в
то же время не выпуская ножа и вилки, которыми он дирижировал действом,
но и не забывал их прямого назначения: - На свою голову, говорю. Ведь
Хемингуэй потом из моего ружья и застрелился. А кто знает об этом, кроме
меня? И подумай я нынче, застрелюсь из пистолета, и кто тогда будет
знать, что пистолет мне Хем подарил? Это меня и остановило, - он захло-
пал в ладоши, так как стриптиз совершился, и снова встал, чтобы его было
видно.
- А ты бы повесился с этим пистолетом в руке, - посоветовал я, дабы
он поскорее сел, - вот была бы задачка для расследования. Он замахнулся
на меня вилкой, но смирился и сел на место. Ведущий на сцене объявил,
что сейчас для многоуважаемой и состоятельной публики будет сюрприз, пе-
ред вами выступит лауреат регионального конкурса красоты охранников. Ла-
уреат вышел на сцену на руках, повертел внизу породистой головой, и
встал на ноги под одобрительные возгласы допущенных в это общество знат-
ных дам. Он ловко выскочил из казацких шаровар, быстро сбросил гимнас-
терку и долго стягивал тельняшку, словно запутавшись в ее полосах. При-
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг