нам нос! Уж они-то, поверь мне, быстренько придумают как это новшество
употребить с наивысшим эффектом. Поэтому мне надо закончить расчеты и
изложить результат. А дальше уже не моя проблема". Вот так всегда. А
спроси его, какой тебе лично, Ковалев, будет от этого толк, он только
рукой махнет. Вобщем, опять в своем амплуа! Да еще пару раз на неделе к
нему является кто-либо из "братьев по крови". И уж тогда разговоров у них
хватает до последнего автобуса, а случается, остаются ночевать, потому что
на такси денег нет. Да и откуда у этих блаженных могут быть деньги, если
их общее кредо - не думать ни о должностях, ни об ученых степенях...
Чудики какие-то! Это только Пашка мог придумать такое братство, потому что
мамочка вырастила его в пренебрежении ко всему, что называется комфортом.
А сама вовсе не прочь украсить себя и свой быт какой-нибудь импортной
штучкой... Я как-то сказала об этом Пашке, но он ответил, что, мол, маман
не делает из этого культа, и, если ей теперь позволяют возможности, то
почему бы не приобрести то, что нравится?
Я все поняла. Значит, мою маму можно критиковать на все лады, а его -
трогать нельзя. Что же, учтем. Ну, уж с внучонком-то она могла бы хоть
иногда посидеть! Всего два раза за это время отпустила нас в кино, да и
то, за три дня просила ее предупреждать. Я, конечно, понимаю, что она
"горит на работе", только все же не верится, так ли необходимо сидеть в
редакции до девяти вечера. Надо будет туда как-нибудь позвонить: так ли
это на самом-то деле? И потом, у нее какая-то странная манера - не спать
по ночам.
Придет домой, когда мы уже Гошку уложили, полюбуется им, уже спящим,
поболтает с нами о том о сем на кухне, а как только за полночь перевалит,
начинает своими бумажками шуршать, а то еще и на машинке печатать. Ну что
ты будешь делать? У нее по ночам, видите ли, вдохновение. Я, конечно,
молчу, потому что со своим уставом, как известно, в чужой монастырь не
ходят. Вот только думаю: почему я раньше была в нее буквально влюблена?
Еле дождусь, когда она из командировки вернется. Она всегда что-нибудь
вкусное привозила (Пашка не курит и потому невероятный сластена!). А по
праздникам она всегда раньше пироги пекла и народу в квартиру набивалось -
тьма!
Справедливости ради, надо сказать, что друзья у Тины Васильевны очень
любопытные и послушать о чем они рассуждают для меня тогда было
удовольствием. Но что было, то было... Теперь же все по другому. В доме
ребенок, и она теперь не очень часто собирает своих старикашек.
"Вы сами стали мамой и папой, оба специалисты с дипломами, вот и
стройте свою жизнь на свой собственный лад", - сказала нам Тина
Васильевна. - Мы, родители, свое дело сделали: дали вам образование,
вырастили здоровыми и порядочными людьми. Все остальное - за вами.
Мне, - говорит, - от вас ничего не надо и скажите спасибо, что я пока
относительно здорова."
Живем мы в большой комнате. Пашка сюда даже доску свою перевесил,
полдня стенку долбил, пока соседка таблетку от головной боли не попросила.
Дважды, по вторникам, собиралась уже при мне их группа. Первый раз я
посидела с ними часа полтора. Тоска смертная, заумь какая-то несусветная.
Гошка проснулся, захныкал у Тины Васильевны в комнате, и я с облегчением
ушла. А второй раз - даже не заглянула. И они про меня не вспомнили. Ну,
парни, это понятно, что я им? А девицы? Хоть бы ребеночком
поинтересовались, не бесполые же они существа! Впрочем, о косметике они не
забывают, что Татьяна эта хваленная - композитор, что Сашуля - историчка.
Впрочем, этой даже косметика не помогает, таким, как она только и остается
посвятить себя науке!
Да, было за это время еще одно событие.
Приезжал из Ленинграда Витька Кирюшин: в форме заявился. Рассказал, как
в "загранку" ходили. Мы очень мило посидели, песни попели под гитару, я
его фуражечку все примеряла - очень даже к лицу! Вот бы устроится на
какой-нибудь большой корабль переводчицей и - в круиз!
Мечта. Но, увы... Довольствуйтесь, Марина Петровна, тем, что вы тут, в
микрорайоне одна из первых красавиц среди юных зачуханных своими мужьями и
младенцами мам... И еще довольствуйтесь тем, что вы, наконец-то, признаны
лучшим Пашкиным другом Кирюшей, который не только в классе, но даже на
вашей свадьбе вас на дух не принимал.
Я ему говорю:
- Ну, а ты-то, Кирюша, когда женишься, что так долго в холостяках
задержался? Видно, девушки тебя не замечают?
А он с простодушной такой улыбочкой отвечает:
- Почему же не замечают. Девушки, как всем нам известно, водоплавающих
любят, даже речников...
Это он мне физрука нашего напомнил, ночное катание с ним в лодочке по
реке. Я прямо-таки рассвирепела, но сделала вид что намека не поняла.
- А женюсь же я, Мариночка, - говорит, - когда до адмирала дослужусь, а
не смолоду, как доверчивый друг мой Атос, потому что женщин ослепляет не
открытое сердце, а блеск эполет!
Вот фигляр! Весь вечер был человеком, а под конец не сдержался. Хорошо,
хоть Пашка не слышал, потому что кофе в это время варил, а то бы и у него
настроение испортилось.
Когда стали пить кофе мой супруг принялся разглагольствовать о своих
"идеалистах" - это я так окрестила его компанию (от слова диал). И тут мне
стало скучно, потому что все это я уже знаю. Кирюша слушал-слушал, потом
вдруг спрашивает:
А может вам, дружище, требуется материальная помощь? Так ты не
стесняйся, у меня монет - навалом. Я же теперь богатый человек. Сам
понимаешь - полгода в океане болтался, тратить было некуда...
Пашка замотал головой и стал рассказывать о девице-композиторе, какая
она талантливая. Тут Кирюшин на глазах еще более оживился, просит,
познакомь, мол, меня.
- Поздно, - говорит Пашка. - У них с Дмитрием уже дело к свадьбе идет...
Вот так новость! А я и не предполагала.
Это называется - все они занимаются наукой!
- Я только никак не пойму, как же эта композиторша втолковывает всем
вам разные музыкальные премудрости, если в доме не имеется фоно? -
спрашивает Кирюшин.
Я фыркнула:
- Да ты, Витя, забываешь, что они все - теоретики!
- А-а-а... теперь дошло, - засмеялся и он. - Значит, на пальчиках
показывает, да? Вот молодцы!
- Да нет, мы же действительно пока изучаем теорию музыки. Не все,
конечно, потому что у нас у каждого - свои задачи, - серьезно пояснил
Пашка.
Но Кирюшин разошелся:
- А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейтах водосточных труб? -
пророкотал он, встав в позу Маяковского, и сразу же за стеной, почему-то
тоже басом заревел наш Гошка.
Мы так и повалились от смеха.
Вобщем, расстались мы с Кирюшиным, наконец-то друзьями. Я ему пожелала
нового счастливого плавания, Пашка - семь футов под килем, и, пока ждали
на улице такси, мы строем дружно спели "Варяга".
У меня и на другой день настроение было бы хорошим, если бы не Ленка.
Она на последних сходках не была, потому что у них в библиотеке начался
переучет. А тут вдруг притащилась с кипой книг. Посидела, правда, недолго,
так как Пашка позвонил и сказал, что еще часа на два задержится на работе.
Но и за полчаса успела настроение мне испортить. Сама не спросила, как
живем, а когда я стала говорить, что устаю, потому что мне ни кто не
помогает, пожала плечами:
- Не понимаю, от чего ты устаешь, от собственного ребенка? Это же
радость! Да и по тебе не заметно что-то усталости, полнеешь...
У, змея подколодная!
- После родов Лена, все полнеют. Вот ты роди, а мы тогда поглядим, -
сказала я и, конечно, мило так улыбнулась.
Она ноздри раздула:
- Ты же знаешь, Марина, что мне не от кого родить, зачем же ты так
говоришь? Я тебя не хотела обидеть.
Повернулась и ушла, даже не попрощалась.
Пашка пришел, спрашивает:
- А где Касаткина-то? Книжки-то она принесла?
Пришлось все рассказать.
Он уткнулся после ужина в ее книжки и со мной целый вечер - ни слова С
Гошкой только поиграл перед купанием, и все.
Нет, это не жизнь! Я не о таком семейном счастье мечтала. Да мне в
конце концов тошно одной даже передачи по телевизору смотреть...
- Паш! - говорю я ему. Ну, за что ты на меня так уж разозлился? Что я
неправду ей сказала?
- Я не злюсь, я удивляюсь, Марина, - отвечает, - Ведь ты же, вроде бы
неглупый и добрый человек...
Значит так. Теперь уже "не глупая", а была самой умной, самой красивой
и вообще самой-самой...
Я взяла и заплакала. Слезы льются, а он - как будто не замечает. Пошла
позвонила маме. Она сразу: "Доченька, что-то голос у тебя грустный, ты
здорова?.." Мать - это не муж. Она все чувствует, даже на расстоянии. Но я
ее расстраивать не стала, сама же из родного дома сбежала. Господи, ну
хоть бы кто из подруг навестил! Такая тоска... Только им всем некогда, у
всех свои дела, романы... Да и ехать сюда далеко. Одним словом, настоящая
ссылка! И Пашка "кормит" меня своими дурацкими баснями о преданности идее,
делу которое выбираешь, как того самого соловья...
Глава 8.
ОПЫТ ПОГРУЖЕНИЯ
(Из дневника Ковалева)
После этого тягостного события Марина ушла жить к родителям, забрав с
собой и Гошку. Шаг этот стал, очевидно, бесповоротным, ведь восстановление
потерянных Гошкой "прав"
в местном детском саду вряд ли теперь было возможным. Мы изредка
встречались с ней как любовники, и это, казалось, ее забавляло.
Впрочем и там, у "своих" она ночевала нечасто. Я узнавал об этом по
извиняющемуся тону ее близких, когда после бесконечной кутерьмы дел "
по работе" и " по призванию", в поздний час хотел без помех
перемолвиться словом по телефону. А все-таки, удивительная ханжа эта моя
теща! Сколько, бывало, приходилось умолять посидеть с маленьким хотя бы
один вечер, когда нас приглашали друзья или хотелось сходить в театр! Ну,
а теперь, кто же заботится о Гошке, как же она? Это что же, получается:
"Гуляй, дочка, пока молода, я сама такая была!"?
Впрочем, может она думает, что сейчас, именно в эти дни и ночи ее
красавица дочь отыщет себе, наконец, "достойного мужа" ? Я-то ведь явно не
дотягиваю в качестве такового...
По Гошке тоскую отчаянно. Первые недели даже заснуть не мог, несмотря
на усталость - как подумаю, что его рядом нет, так сердце щемит, ну хоть
плачь... Ведь сам его вынянчил, одних пеленок сколько перестирал, даже
супы ему разные научился варить, только что грудью не кормил. А как
вспомню его слезы в ту проклятую ночь, да как он все спрашивал, лежа у
меня под боком, почему мама никак не приходит, так начинает жечь в груди,
будто кто в нее горячих углей насыпал... Странно, раньше всегда думал, что
про "огонь в груди" только в красивых книжках пишут, а он, оказывается, и
на самом деле бывает, да еще какой! Как же все-таки все это могло
случиться? Ведь была же любовь, была - настоящая, не придуманная!
Господи, да почему "была"? Я и сейчас ее люблю, хоть и тошно мне, ох,
тошно! А она? Любит ли еще она? Действительно, "вот в чем вопрос!"
Нет, надо с ней обо всем серьезно поговорить! В конце концов, у нас
ведь ребенок...
Говорят: "любит не изменит", а мне вот пришлось изменить, в буквальном
смысле слова пришлось, и именно потому, что любил. Все Димка виноват: "Ты,
говорит, совсем чумной стал, никого вокруг себя не видишь, слова из тебя
не вытянешь, дело наше совсем забросил, весь в свои думы тяжкие ушел. Так,
говорит, нельзя, а то вся наша группа разбежится. Тебе, говорит, прости
Пашка за грубость, женщина нужна, да такая, чтоб не ты ей, а она тебе в
рот смотрела!" В общем, выдал мне друг по первое число, дескать дело мы
делаем нужное всем людям, всем без исключения и никакого права никто не
имеет ставить личное выше общественного. А у меня, действительно, в
последнее время начал происходить "сдвиг по фазе", дошло до того, что в
разговоре частенько не мог припомнить простейшие слова, так что даже стал
уклоняться от разговоров вообще, в молчальника начал превращаться. А ведь
раньше никогда за словом в карман не лез... Да и мысли в голове бродили
больше мрачные, о самоубийстве мог думать без отвращения... Что же, может
Димка и прав... А тут еще и Владик вмешался, услышав о чем речь, у него на
разговоры о женщинах, впрочем как и на самих женщин, нюх особый, даром,
что женат. Берусь, говорит, познакомить с "вот такой" дивой! И большой
палец показывает...
Помощнички!
Как бы то ни было, владькина "дива" мне не понадобилась. То ли
согласился я с друзьями, то ли из чувства мести, но вскоре приметил я одну
весьма эффектную особу.
Сопровождаемая неким молодым человеком, она осчастливила своим
присутствием посетителей читального зала в нашем номерном "ящике", где и
я, ускользнув на часок от бдительного ока начальства, грыз гранит
дифференциальной геометрии. Весело болтая и не обращая слишком большого
внимания на сохранение тишины, эта пара заняла столик за моей спиной.
Услышав из их разговора, что ей не удается получить из библиотеки какую-то
книгу и дав себе клятву не быть трусом, я бросился в атаку и предложил
свои услуги, невзирая на вытянувшееся лицо ее спутника.
Ход был рассчитан верно, книгу я достал, как и обещал, и уже на
следующий вечер мы с Ольгой (так звали эту высокую стройную блондинку),
сидя за столом в уютном кафе, вывязывали нить светского разговора,
потягивая "Советское... полусладкое" из узких бокалов. А потом, потом я
пригласил ее к себе "послушать музыку", и она, к величайшему моему
удивлению согласилась... "О времена, о нравы!" Да, я за своей наукой,
кажется, здорово отстал от жизни...
Эта встреча, пусть случайная, оказала, однако, успокоительное действие,
так что я смог, наконец, с "благоприобретенным" чувством собственного
достоинства приступить к разговору с Мариной. И вот однажды, вполне
по-мужски, твердо, я потребовал от нее однозначного ответа: либо она живет
со мной, либо... "Я уже думала... сказала вдруг Марина, - у нас ребенок и
все такое... Я согласна, но при условии... что у меня будет больше
свободы..."
- Значит, у нас будет "французская семья"?
- Называй это как хочешь.
* * *
Итак, компромисс. Компромисс между любовью и изменой! Но разве такое
возможно? "Брак без любви безнравственен". А брак любви с
безнравственностью? Как быть с этим?
Но ведь живут же некоторые... И я пошел на это, пошел, черт меня побери
совсем, заранее зная что такая жизнь - не для меня! Стало жаль сына, но
разве может ребенок быть счастлив в такой семье? Мне, видно, так хотелось
верить, что ее любовь не умерла!
В порядке "примирения" я предложил своей супруге ( в полном
соответствии с новым стилем наших отношений)
участвовать в задуманной на это лето "лингвистической экспедиции" на
побережье Азовского моря. Идею принесла "историческая личность" - Саша.
Она, в порядке расширения кругозора, уже второй месяц занималась
французским на курсах по методу профессора Лозанова и была в восторге от
эффективности такого способа изучения языка. Это называлось: "метод
погружения". Под "погружением" понималось действительно полное, так
сказать, "с головой" погружение в новую языковую среду: во время занятий
полагалось говорить только на изучаемом языке, читать на этом языке,
думать на этом языке. При этом группе задавалась игровая ситуация, когда
общаться было совершенно необходимо, а как это сделать, если у тебя все
слова этого языка - в "пассиве", то есть, вызубрены, но пользоваться ими
трудно? Вот тут то вся обстановка "погружения" и сказывается, стимулируя и
значительно ускоряя перевод словарного запаса в активно, свободно
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг