Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                                  
примешивалась еще и вечная вражда ночных и дневных Птиц...
   В тот раз Рейвен первым подошел к нему и без предисловий прокаркал, что
они однородцы и что он читал работу Вронского по диалектам малых врановых
натуралов. Сергей так растерялся, что не сумел сначала толком ответить.
   Птицы никогда ничего не читали. Они только слушали и только в переводе.
Рейвен же не только читал. Он еще и очень сносно писал и говорил на трех
человеческих языках. Матерился же он почти свободно - явно не совсем
понимая, что именно он произносит.
   Кстати, он терпеть не мог Совчука. У Птиц никогда не понять, насколько
хорошо они к вам относятся и относятся ли вообще. Но вот насколько плохо -
это видно сразу. Когда на том же приеме к нему подлетел Совчук и заговорил
было на чистейшем поли-врановом со всеми переливами, Рейвен искоса глянул
на него и вдруг долбанул клювом в переносицу - снайперски: расколол
перемычку очков, не тронув кожи...
   - Отчего вы не пользуетесь окном? - спросил Вронский.
   - Чтоб стучать в дверрь, - сообщил Рейвен, сбивая шляпу на стесаный
затылок. - Обожаю, когда мне откррывают.
   - Вы начитались любимого автора, - сказал Вронский.
   - Ничуть, - заявил Рейвен. - Прросто люблю. А как ваша рработа?
   - Это не работа, - Вронский потянулся за сигаретами, но вовремя вспомнил,
что Птицы не выносят дыма.
   - Веррно, - сказал Рейвен. - Вы называете это "служба". Rrright?
   - Почти, - уклончиво ответил Вронский. - Можете звать это "халтура".
   - Не обнарружил... - недоуменно произнес Рейвен. - Стрранное вырражение .
Нет в словарре. По кррайней мерре в моем... Что означает?
   Вронский объяснил, ухмыляясь. Рейвен встопорщился совсем по-птичьи и
завертел головой.
   - Очень, очень человеческое вырражение, - сказал он. - И весьма
ворронье... Запоминаю в память. Что вы мне говоррили в пррошлый рраз о
ворронизме Пушкина?..
   В затруднении Вронский наморщил лоб, и Рейвен подсказал:
   - Ну как же! .. Обворрожительные стихи, очень веррное видение...
   - А!... - вспомнил Вронский. - "Ворон к ворону летит!..."
- "Воррон воррону крричит: "Воррон, где б нам пообедать? Как бы нам о том
проведать?" Воррон воррону в ответ..." Рarrdon, как ттам дальше?..
   Вронский хотел ответить, но у него неожиданно перехватило горло. С трудом
сглотнув, он хрипло выговорил:
   - "Верю, будет нам обед..."
Но горло перехватило еще туже. Даже Рейвен почувствовал неладное: хотя он
промолчал, круглый глаз уставился на Сергея с некоторой тревогой.
   Справившись с собой, Вронский продолжал:
   - "В чистом поле под ракитой богатырь лежит убитый... Кем убит и отчего,
знает сокол лишь его, да кобылка вороная, да хозяйка удалая... нет,
молодая..."
Рейвен вдруг вздрогнул совершенно по-человечески и поджал лапы. Не хватало
только прочувствованной слезы. Но вместо этого Рейвен заговорил:
   - "Сокол в ррощу улетел, на кобылку недрруг сел... А хозяйка ждет милого,
неубитого, живого..."
Он умолк. Молчал и пораженный Вронский. Потом сказал:
   - У вас превосходная память...
   - Прросто ворронья... - ответил Рейвен. - Это стихи прревосходные...
Передана приррода... Только прро соколов зррря...
   Тут они снова умолкли. Оба.
   Действительно, Соколов, да еще к ночи, поминать не стоило. Мощные,
беспощадные, полу-ночные, полу-дневные, они были вроде тайной и явной
полиции. Когти и клювы были у всех Птиц. Но Соколы, да еще при чудовищно
зорком глазе, пользовались ими особенно умело - и жестоко.
   Дальше они говорили как люди, спаянные общей бедой. Вронский знал, что
Рейвен безошибочно почувствует напряжение и тревогу в его голосе, как бы
далеко он ее не загонял: но объяснить ее причину Рейвену, слава богу, было
явно не под силу.
   Однако что-то было неладно и с самим Рейвеном. Проработав с Птицами
полтора года, Сергей наловчился хотя бы грубо различать их основные
душевные состояния. Он мог ошибиться в степени напряжения, но характер его
он почти не путал.
   Рейвену было не по себе. Через силу, хотя медленно и учтиво, он вел свои
обожаемые литературоведческие диалоги, перескакивая с языка на язык - на
армянском он говорил с особенным удовольствием, хотя Вронский его
совершенно не знал. Рейвену это было известно; и то, что он все время
сбивался на "хайк", означало предельную отягощенность какой-то другой
мыслью...
   Наконец Рейвен смолк. Изо всех сил стараясь не пользоваться клювом, он
вытащил концом махового пера золотые часы на цепочке, но открыть их без
помощи клюва нечего было и мечтать. Наконец крышка отщелкнулась.
   - Прраво, я засиделся... - со вздохом сказал он. - Что ж, доррогой дрруг,
мне порра... На бюст Пандорры...
   Он повторил это несколько раз, но уходить отчего-то медлил. Тогда решился
Вронский.
   - С вами что-то неладно?.. - спросил он тихо.
   - Нет, - спустя длинную паузу ответил Рейвен. - С вами.
   - То есть как?.. - непонимающе взглянул на него Вронский.
   Рейвен потопал по ковру пыльными штиблетами. Ковер немедленно отозвался
равным количеством пыли, замерцавшей в косом луче настольной лампы.
   - В-вы знаете, - нехотя сказал он, - ведь мне не доверряют... Даже свои...
Дурраки... Тысячи лет пррожить ррядом с человеком и даже не старраться его
понять!.. А человек старрался... Вот Эдгарр или Горрький... или
Александрр... Та пррелестная легенда, что вы мне ррасказали, об оррле и
ворроне... Ведь в ней есть прравда... Падаль прриятнее на вкус, падаль
легче усваивается, падальщиком быть благорродно, и все же иногда хочется
перременить судьбу... На мое несчастье, я еще и научился рразбирать ваши
буквы и слова... Черрез это я стал слишком близко к вам и отдалился от
наррода Ворронов...
   - Не переживайте, Рейвен, - сказал Вронский, - в истории это не первый
случай...
   - Настолько-то я гррамотен, - сухо отрезал Рейвен. - Однако не во мне
дело... Сегодня днем я был прриглашен по служебной надобности в
Депарртамент Сов. Они мне тоже не доверряют, но обойтись без меня не
могут. В кабинете белобррысой Сипухи, которрая вылетала пообедать мышами в
виваррии... Там кррутился магнитофон. Звук вык-ключили, но не до конца -
мой слух вы карр... знаете... Говоррил человек... но с пррекрасным совьим
выговорром...
   Он нервно клюнул пуговицу собственного плаща. Пуговица брызнула черными
осколками.
   - Это была инфоррмация на вас, дрруг мой, - брюзгливо сказал Рейвен. - Там
говоррилось, что вы злостно и не перрвый месяц наррушаете пятый пункт...
а-арркрр...
   Вронский медленно встал из кресла.
   - И какие доказательства? - тихо спросил он.
   - Кррутые... Кошачья шеррсть на вашей курртке...
   - И все, что ли?..
   Рейвен сожалеюще покачал головой.
   - Этого вполне достаточно, ддрруг мой... Совы не шутят... К тому же из-за
океана пррилетел Белый Оррлан, и все кррайне осложнилось ...
   - Что же теперь делать?.. - тоскливо пробормотал Вронский. - Вот ведь
ерунда какая...
   - Дрруг мой, эт-то не еррунда! - рокотнул Рейвен. - Даже если вас просто
firre... туррнут... уже стррашновато. А уж с пятым пунктом все
прроисходит много серрьезнее...
   Его передернуло.
   - Какая еррунда! - злобно каркнул он. - Сам террпеть не могу этих ворровок
и разбойниц!... Рразорряют гнезда, жррут птенцов!... Но люббой взррослый
воррон может прробить ей черреп! В конце концов это лич-чное крронк...
дело людей, кого они прредпочитают. Они сами м-млекопитающие и
плотоядные... Нет, непрременно нужно лезть, дирректировать, рразводить
кк-кампании...
   Вронский только кивал, не слишком хорошо улавливая, что говорит Рейвен.
   Время утекало.
   Единственное, что можно было сделать - это немедленно смыться. С каждой
секундой шансов оставалось все меньше, а Рейвен тянул и тянул с уходом. И
вдруг Сергея прокололо, как горячей иглой, жалостью к этому чудаку... Ни
человек, ни Птица... Впрочем, нет. Птица бы и не подумала сделать
подобное. Для них чем больше сырья поступит на кормокомбинат, тем лучше.
В местах исторического гнездования им такой лафы нет и не предвидится. Там
борьба за существование свирепее с каждым днем... Большой Перелет...
Птичий Базар... Конечно, куда от истории денешься... И все-таки горько.
Привыкли мы, черт возьми, звучать гордо...
   Повернувшись к креслу, он хотел участливо потрепать гостя по торчащим
лопаткам, но Рейвен уже барахтался в кресле, пытаясь встать. Вот он встал,
отдышался и, не оглядываясь, зашаркал к двери. Вот дверь хлопнула.
Вронский остался один.
   - Что ж, - прокомментировал он вслух, - долгие проводы - лишние слезы...
   Погасив свет, наощупь, вбил ноги в тяжелые ботинки, сдернул с вешалки
куртку и вязаную шапку. Другой рукой нашарил давно заготовленный рюкзак.
   Донесся трескучий визг подъездной двери. Вронский метнулся к полуоткрытому
окну.
   Во дворе, в полосе желтого света, стоял Рейвен. Ссутулившись, он смотрел
себе под ноги, и во всей его черной фигурке была такая тоска и безнадега,
большая, чем просто вечерняя, осенняя ennui, что у Вронского опять
заледенило сердце.
   Он собрался окликнуть его, но в этот миг полосу света пересекли две
стремительных, бесшумных бурых молнии.
   Два жестоких скользящих удара обрушили Рейвена на асфальт. Из распоротого
горла хлестнула алая кровь, смешиваясь с грязью и на глазах темнея.
   У Вронского ослабели колени. Жестокая рвота обожгла гортань.
   Соколы сделали круг над двором. Затем по одному приземлились возле Рейвена
прямо в багровую грязь и настороженно огляделись.
   Осмотрев труп, они едва слышно проклекотали что-то друг другу.
   Вронский не разобрал ни слога. Это был знаменитый квиррр - боевой язык
Соколов, которого не знали даже сокольничьи. Но когда они оба одновременно
глянули вверх, на его окно круглыми, свирепыми, желтыми глазами, Вронского
прошил озноб.
   Он дернулся, чтобы бежать. И тут грохнул выстрел.
   ... Когда осели кружившиеся перья и пух, он разглядел два неподвижных
тела, вповалку лежавших на Рейвене. Кровь забрызгала пол-двора. Судя по
тому, как их изодрало, это была картечь. Откуда она ударила, кто уберег
оружие и боеприпасы после жестокой "охоты на охотников" - вряд ли сейчас
было время разбираться.
   Он лихорадочно оделся, взвалил на плечи рюкзак и кинулся вниз по лестнице.
   Надо было пересечь двор. Если с Соколами прилетел кто-нибудь из Ночных, то
ему все равно оставалось жить не слишком долго.
   Стараясь держаться в тени, Вронский побежал, но вдруг уловил слабый звук
из кучи кровавых перьев.
   Непонятно почему - он не собирался никого спасать - Сергей остановился и
подошел к ней.
   Он не ошибся. Рейвен был еще жив. Слабое булькающее сипение шло из рваной
раны на горле. Но круглый золотисто-черный глаз вдруг уставился на него и
подмигнул.
   Отвалив туши Соколов в сторону, Вронский наклонился над ним и разобрал
тихий-тихий шелест:
   - Знаю... х-ххх... будет нам ... обед...
   Потом шелест умолк. Глаз остановился и стремительно потускнел - как
высыхающий камень.
   Вронский погладил мокрую мертвую голову и встал.
   До уходящих под землю ступенек он добежал без помехи. Стальную тяжелую
дверь он несколько раз смазывал, поэтому и замок и и петли сработали в
полной тишине.
   В бомбоубежище стояла сырая холодная тьма. Луч фонаря выхватил штурвал
запора второй двери. От комингса в разные стороны брызнули серые комки.
Крысам не терпелось попасть внутрь. Но железобетон плохо поддавался даже
их зубам. Когда Вронский подбежал к двери, из-за нее донесся тихий и очень
жалобный звук.
   - Сейчас, малыш, - прошептал он, - сейчас, потерпи...

   Северные ворота были в двух с лишним часах пешего хода.
   Глубокой ночью он подошел к титаническому сооружению из бетона и некогда
крашеного кровельного железа. На фоне звездного неба едва различались
черные фигуры Беркутов из внешней охраны, сидевших на гребне.
   Вронский подошел ближе, молясь только об одном - чтобы котенок не подал
голос... Но тот, после трех суток взаперти, накормленный и обласканный,
спал, угревшись за пазухой у Сергея. Двойное дыхание с такой высоты они
вряд ли расслышат...
   Его окликнули на воробьином, он ответил и прошел дальше, потому что ему
разрешили. Надо было идти, пока получалось. Птицы летают везде. А люди
везде проходят.
   Задул сырой удушливый ветер. Звезды гасли одна за другой - надвигались
тучи, клубящиеся ледяным дождем. Удача - Птицы не летают под ливнем. А я
могу идти, когда угодно.
   Говорят, все больше людей не хочет жить под Птицами. Я уже один из них.
Есть еще тот, который стрелял в Соколов, хотя его не найти. Пусть я даже
буду один такой, но я больше не могу.
   А птицы пусть летают, как хотят и где хотят. Как летали всегда.


   Бишкек

14 октября 1997

--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 13.11.2002 16:04


Предыдущая Части


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг