Алан Кубатиев
Книгопродавец
Крынкину всегда поручали ответственные дела.
Когда стало ясно, что "Эстетическая энциклопедия" так и будет
лежать на складе до морковкина заговенья, Алексей Никитич вызвал его.
Крынкин вошел в крохотный кабинет, не, стучась, сел, не дожидаясь
приглашения и спросил, не поздоровавшись:
- Что на этот раз повесите?
Алексей Никитич заметно рассердился. Знал он Крынкина не первый
день, никогда его не одобрял, но признавал его полезность в решении
проблем вроде Этой. Поэтому он притушил свой гнев и примирительно
ответил:
- Ну что ты, Володя, так сразу - "повесите"... Ты ведь ас,
"книгопродавец Смирдин"! Надо ее, проклятую, сбросить... Затоварилась!
Крынкин расстегнул замшевый пиджак, закурил длинную сигарету
"Данхилл" и сквозь дым обронил.
- Ничего, не капуста. Полежит, не протухнет.
Алексей Никитич вдохнул левой ноздрей на четыре такта, задержал
дыхание и выдохнул на четыре такта правой ноздрей. Затем сказал еще
более сладким голосом, покручивая в пальцах карандаш "Смена":
Ты сам посуди, кого же я пошлю? Бачурин в командировке, Малинина в
декрете, Озерчук бюллетенит, Пяткина еле-еле на два отдела
справляется...
Но Крынкин помотал головой, выводя тонким дымом расплывающиеся
вензеля:
- Не-е-е-ет. У меня своей рухляди хватает. Вернется Бачурин,
поставьте его, и пусть себе тужится!
Заведующий сломал карандаш и ссыпал обломки в пепельницу.
Побарабанив пальцами по бювару, сказал сдавленным голосом:
- Говори прямо, чего просишь?
Крынкин посмотрел на свою сигарету и согласно кивнул:
- Вот. Это деловой разговор, это приятно слышать! Я прошу мало.
Три экземпляра "Декоративных рыбок", три Дюма, четыре Даррелла, два
Лорки и один-единственный "Современный филиппинский детектив". После
диктуйте мне любые условия.
С каждым новым названием Алексей Никитич все глубже вживался в
кресло. Когда Крынкин умолк, заведующий беспомощно расслабил галстук,
сунул в рот таблетку седуксена и махнул рукой:
- Грабь...
Крынкин сердечно засмеялся:
- Уж вас ограбишь, Алексей Никитич! Тамара без вашей записки со
склада бумажки не даст. Вы уж напишите...
Внимательно проглядев письменное распоряжение и поймав заведующего
на попытке дать вместо четырех книг Даррелла три, Крынкин достойно
откланялся и вышел.
После его ухода Алексей Никитич еще долго чувствовал себя так,
будто у него с одежды срезали все имеющиеся пуговицы. Такое ощущение
оставалось у него даже после самого пустячного разговора с Крынкиным.
Хорошо, хоть кабинет можно было проветрить...
Батарейки Крынкин поставил свежие, поэтому мегафон рявкал так
оглушительно, что горожане, мчавшиеся по подземному переходу, невольно
бросали взгляд на заманчиво разложенную печатно полиграфическую
продукцию.
- Новый четырехтомный справочник по таксации лесоматериалов!
Незаменимое пособие для дачного застройщика! Справочник для
поступающих в вузы, вещь первой необходимости для абитуриента!
Увлекательный сборник репортажей с конных заводов Кубани! Без
"Эстетической энциклопедии" человек не может считать себя культурным!
Содержит необходимые сведения о супружеской жизни!
Народ, любопытствуя, замедлял свой стремительный бег, и Крынкин
уже распродал семь томов. От входа вниз по ступеням текла волна
ледяного воздуха. Но Крынкину мороз был нипочем. На нем были валенки
до колен, толстый свитер верблюжьей шерсти и постовой тулуп с огромным
воротником.
Часа в два его тронули за рукав. Крынкин обернулся.
Солидного вида человек нежно ему улыбался.
- Здравствуйте, Володя...
- Здравствуйте, Николай Потапович, - с достоинством ответил
Крынкин.
- Ну что, Володя, как стоится?
- Ничего, спасибо, помаленьку...
Человек стеснительно покашлял. Потом, собравшись с духом, спросил.
- Володя, помните, вы в тот раз обещали поискать?..
- Конечно, помню, - отозвался Крынкин. - Задали вы мне работу.
Он выдал какой-то старушке схему метрополитена, отсчитал сдачу и
повернулся к клиенту.
- Достал!
- Достали?!! - возликовал Николай Потапович. - Ах, Володя, ну не
золотой ли вы человек! Спасибо вам не знаю какое!
Крынкин с натугой склонился - тулуп был точно деревянный - достать
из портфеля черный томик. Увидев его, клиент прямо-таки затрясся. Не
выпуская книги, он одной рукой и чуть ли не зубами открыл портфель.
Уложив ее там, он прижал свой клад к груди и посмотрел на Крынкина
счастливыми глазами.
- Ну, Володя, ну, дорогой! Нет слов!
Крынкин сочувственно улыбнулся, глядя в сторону, и покивал
головой, - и Николай Потапович вспомнил, замахал свободной рукой.
- Ой, Володя, извините! - полез в карман, вытащил три бумажки и
стыдливо спросил:
- Пять номиналов, как условились, да?..
Крынкин принял, после чего осчастливленный Николай Потапович
попрощался и унесся с томиком Федерико Гарсиа Лорки, о котором Крынкин
не знал ничего, кроме того, что он поэт. За стихи он вообще брал на
десять процентов дешевле. Наверное, потому, что сам терпеть их не мог.
До конца рабочего дня к нему еще подходили. Суровый пенсионер в
толстом пальто получил Даррелла и "Декоративных рыбок". Два акселерата
обрели вожделенных Шекли и Маркеса. Изящной даме в короткой шубке и
твердых джинсах после воркующей беседы были вручены Лорка, Даррелл и
"Современный филиппинский детектив". И так далее Крынкин работал
вдохновенно, но без суеты, успевая вещать в мегафон манящие призывы.
Между делом он распродал Энциклопедию, пустив последние экземпляры в
нагрузку к Дарреллу и Дюма.
Перед закрытием к нему подошел долговязый парень в вельветовом
пальто. Усы у него были толстые, как малярная кисть. Он деловито
кивнул Крынкину и сказал:
- Лэн Маккензи, "Алфавит" и "Пернамбуко".
- Годится, - проронил Крынкин. Приняв три ярких конверта, он добыл
взамен из неистощимых глубин портфеля аккуратный пакет.
- Жапризо, Гарднер и Найо Марш, "Последний занавес".
Парень молча затолкал пакет в сумку, опять кивнул и зашагал к
выходу.
На этом многотрудный день Владимира Крынкина заканчивался. Настала
пора сворачивать дело - переход опустел, стало еще холоднее. Мегафон,
столик и остатки товара по договоренности хранились в соседнем киоске
"Союзпечати".
Старик появился, когда он упаковывал книги. Заметил его Крынкин не
сразу, а когда заметил, чуть не испугался. Поднял голову и увидел:
стоит рядом старик и пристально на него смотрит.
Крынкин перевел дух и рявкнул не хуже мегафона:
- Вам чего?
Желтые усы стали торчком, глаза сощурились - старик улыбался. Он
чуть поклонился, развел руками:
- Простите великодушно, отвлек вас от работы.
- Отвлек, отвлек, - ворчал Крынкин, перевязывая пачку, и уголком
глаза следил за стариком Леший знает, что у него на уме...
Распрямившись, он потопал валенками, отряхнул руки. Старик смотрел
очень непонятно - будто Крынкин был невесть какая диковина. Ну,
конечно, не без того. Все-таки рост метр восемьдесят девять при весе
восемьдесят семь, в своем деле бог - вон какие люди перед ним на
цыпочках ходят.. Но старик глядел прямо-таки даже неприлично, с
оттенком счастливого недоверия.
Нездоровые у него были глаза Белки покрасневшие, радужка
мутно-голубая, как сильно разбавленное молоко.
Крынкин, кашлянув, сказал:
- Я уже кончаю, так что вы бы...
- Нет-нет, - замахал руками старик. - Христа ради, не обращайте на
меня внимания!..
Мимо прошли два милиционера в черных дубленых шубах и валенках с
галошами. У одного из микрофона рации попискивало: "Та-та, та-та-та,
ти-ти-тиии.." - "Ямщик, не гони лошадей..."
"Ишь ты!" - ухмыльнулся невольно Крынкин и вдруг рассыпал не
связанную еще пачку книг прямо на асфальт - затоптанный, захлюстанный,
в месиве подтаявшего снега.
Ахнув, старик пал на колени, опередив Крынкина. Полы его черного
пальто разлетелись по самой грязище. Трясущимися руками он подбирал
книги и все время то ли стонал, то ли охал, носовым платком обтирая с
переплетов мутные капли и грязь.
Опомнившись, Крынкин налетел на старика, выхватил у него из рук
собранные книги, оттесняя его тулупным задом, и поднял остальные. Что
он произносил в душе - неизвестно, вслух же говорил следующее:
- Ах, пап-ппаша, работать не даете... Своих дел у вас нет?!
За чужими надзираете на общественных началах? Этт-тти мне
пенсионеры!
Старик вначале опешил. Потом взглянул на Крынкина, руки тем же
платком вытирая, и молвил необидчиво:
- Не обессудьте, молодой человек. Так уж судьба сложилась, что
мне, кроме вас, и обратиться не к кому.
Тренированным нюхом почуял Крынкин - странное, но неопасное. Он
повозился со столиком, выигрывая время, и осведомился:
- А вы от кого?
- То есть как, извините? - старик даже наклонился к нему.
- Ну, вам кто-то посоветовал ко мне обратиться или как? -
разъяснил Крынкин, не понимая, зачем тратит время на этого дремучего
типа.
- Вот оно что, - с облегчением произнес старик - Нет, простите
великодушно, никто мне вас не рекомендовал. Я ведь здесь никого не
знаю.
Очень странно он последние слова сказал. Улыбка у него какая-то
дикая стала, и головой завертел, заоглядывался. Псих, твердо решил
Крынкин.
- Нет, никаких рекомендаций. Это просто невероятная удача, что
вынесло меня именно на вас. Дар небес! Ведь один вопрос у меня вашему
веку, только один, и кому, как не вам, благороднейшего дела вершителю,
ответ держать..
Закашлялся старик, мосластые руки к груди притиснул, завибрировал
весь от надсады. Крынкин теперь разглядел, что пальцы у него
прямо-таки коричневые от табака, а пальто. И вовсе это было не пальто.
Это был длинный сюртук. Швы побелели от старости, а пуговицы были
разные - одни медные, другие костяные.
"Ну, дает!" - беспомощно подумал Крынкин, не в силах подумать
что-либо другое.
"Ти-ти, та-та та, ти-ти-тииии."
Мимо опять прошел патруль, и у Крынкина даже мелькнула мысль сдать
им старика, а самому слинять - подальше и побыстрее. А что он им
скажет? Это ведь не кинокомедия с психами и санитарами.
Старик тем временем отдышался, утер губы. Платок между пальцами
потемнел, точно в нем раздавили вишню. Он виновато посмотрел на
Крынкина, с досадой скомкал платок и швырнул его в сторону.
- Еще раз простите, бога ради, - севшим голосом выговорил он. -
Вас, молодой человек, извините, как именуют?
- Володя, - машинально ответил Крынкин.
- Владимиром. А по батюшке?
- Петрович.
- Владимир Петрович. Ах, боже мой, боже мой! - непонятно
разволновался старик.
- Да что вам, собственно, надо? - возмутился наконец Крынкин. Он,
которого даже сертификатные мальчики от восемнадцати до сорока лет
уважительно именуют асом, стоит и теряет время непонятно с кем и
неизвестно зачем?
Старик умоляюще протянул руку. Глаза его наполнились слезами, губы
затряслись. Ему было очень стыдно, но он не мог сдержаться.
- Умоляю вас, Владимир Петрович, голубчик, не сердитесь. Безумно
много зависит от вашего ответа, безумно.
Он отер глаза, успокаиваясь. Глубоко и судорожно вздохнул и
заговорил:
- Покорнейше прошу вас, Владимир Петрович, вспомните - случалось
ли вам встречать такую книгу? Автор ее - Дмитрий Хрисанфович Иванов,
полный титул - "Человеческое братство в ожидании Золотого века".
Отпечатана сия книга, должно быть, в типографии братьев Айвазовых
иждивением Философического товарищества.
Как только речь зашла о книге, Крынкин моментально обрел трезвость
мысли и стойкость духа, ему всегда казалось, что любой вопрос на эту
тему мгновенно включал у него внутри жужжащие, щелкающие, искрящиеся
реле, бешено крутил катушки с магнитолентой, дробно строчил печатающим
устройством, а ему, Крынкину, оставалось только дождаться подачи
ответа на выход.
Но ответ не поступал. Информация была неполной. Крынкин помедлил
раздумывая, а потом спросил:
- А года нет?
- Какого года? - не понял старик.
- Ну, года издания?
- А-а-а, простите, Владимир Петрович! Тысяча восемьсот
восьмидесятый или восемьдесят первый - старик, извиняясь, развел
руками, - более точных сведений, увы, не имею.
Крынкин подумал еще. Старик примостился у облицованной серыми
изразцами колонны и смотрел на него с надеждой и страхом. Он, видимо,
сильно замерз часто вздрагивал и подгибал пальцы в рукава своего
дурацкого сюртука.
Вообще-то я не букинист, - неопределенно сказал Крынкин, разряжая
молчание. Ему давно хотелось уйти, но не давало не к месту задетое
профессиональное самолюбие. Я ведь живыми книгами торгую.
Старик вдруг отодвинулся от колонны.
Что такое? - протяжно спросил он, поднося ладонь к уху. - Что
значит "живыми"? Мертвых книг, сударь мой, не бывает!
Крынкин недоуменно смотрел на петушившегося старца.
Не в обиду вам будь сказано, сударь мой, - наседал на него
размахивающий руками старикашка, - глагол "торговать" к книге не
применим! Да-ссс! Совершенно ей чужд! Торговать книгой, как
пуговицами, мясом, дровами, - омерзительно! Осквернять святое дело!.
От гнева и натуги старик опять зашелся в кашле. Но, держась за
тощую грудь, хрипел сквозь приступ:
- Их надо раздавать!.. бесплатно!.. бесплатно!.. на улице!.. в
лавках!.. в деревнях!..
Подождав, пока старик смолкнет, Крынкин иронически спросил:
- А кто ж вам их за бесплатно изготовит, папаша?
Выпрямившись, старик хрипло, но торжественно молвил:
- В грядущем, сударь мой, каждый сочтет наиблагороднейшей из
обязанностей хоть малым содействовать просвещению и возвышению
человека!..
Критически оглядев его. Крынкин ответил.
- До грядущего дожить надо, папаша!
Вздрогнув, будто его кольнули, старикашка изумленно уставился на
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг