Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     - Ты  к вдове? - говорит. - А вдова не принимает никого. Она с утра под
кайфом.
     - А  это  не  мое  дело, - говорю. - Ты на часы посмотри. Цифры в школе
учил? Вдова принимает. Когда это у вас порядки менялись?
     Тут вдова из-за двери голос подает:
     - А ну пусти его! Он всегда пользу приносит.
     Ни  под  каким  кайфом  она  не была. Просто лежала одна. Курила. Голые
ноги положила на полку с дисками. Я вошел. Она скосила глаза.
     - Чего надо?
     Я говорю:
     - Да вот, вдова. Я тут кое-что поменять принес.
     Она потушила сигарету. Я смотрю - "Бонд".
     - Откуда? - спросил ее.
     - Не твое дело. Ник подарил.
     - Какой Ник?
     - Которому нос откусили. Ты что, не помнишь?
     - Чего это он расщедрился?
     Она смерила меня взглядом.
     - Уметь надо... Так за каким чертом ты явился?
     Я показал ей юань. Только один. Да и то издали. Рисковать я не люблю.
     Она и говорит:
     - Девяносто.
     Я ушам не поверил.
     - Ты  что, вдова! Их везде по сто тридцать берут! Мне Джордж еще на той
неделе говорил.
     Она снова сигарету зажгла.
     - Вот и иди в это "везде" и там меняй. А Джорджа твоего вчера пришили.
     - За что?
     - Да там канадец на мотоцикле ехал. А Джордж на тротуаре стоял.
     - Так ложиться надо было!
     - Да он обдолбанный был. Ничего не соображал.
     Ладно, думаю, хрен с ним. Джордж всегда психом был.
     Вижу,  я вдове надоел. Она еще так дым от меня рукой отмахивает к себе,
чтобы  я им не дышал. Дыма ей жалко. Я за дверь заглянул, не слушает ли кто.
Потом спрашиваю:
     - Ладно, вдова. А за три юаня сколько дашь?
     Она на меня так посмотрела, чуть не сплюнула.
     - Будет тебе врать! Где ты их взял?
     - В лотерею выиграл, - говорю. - Так что? Сколько?
     - Ну, если за три... Получается, двести семьдесят.
     - И твою пачку, - говорю. И слежу за ее реакцией.
     Она  отвернулась  от  меня, словно размышляет, а пальчиками-то еще одну
сигаретку из пачки - раз! - и спрятала. Ладно, черт с ней.
     - Согласна,  -  говорит.  - Только чтобы я тебя здесь больше не видела.
Во  всяком  случае,  неделю. Нет. Две недели. Понял? Если раньше придешь, то
мы тебя как Стива...
     Я  не  хотел  слушать  про  Стива.  Но  выслушал. Стиву не повезло. Его
связали   и   положили  поперек  дороги.  А  по  дороге  -  то  канадцы,  то
полицейские...
     Я как представил... Ладно, думаю, Стив тоже был психом.
     - О'кей,  вдова,  -  говорю.  -  Гони деньги и "Бонд", а юани я на стол
положу. Да не дергайся, не фальшивые.
     - Сама  знаю,  -  говорит, и даже голос у нее дрогнул. - Я их, родимых,
на расстоянии по запаху различаю, какие фальшивые, а какие нет.
     Совершили  мы  обмен.  Я  уже  совсем  уходить  собрался,  да  она меня
остановила. И как-то вбок смотрит.
     - Слушай, - говорит, - а чего это ты в свою Россию не едешь?
     Я рукой махнул. Только и слышу от всех...
     Вдова говорит:
     - Ты, вроде, женат был?
     - Жена, - говорю, - давно отдельно живет. Где-то в Бронксе...
     Она так помахала пальцами возле головы, вроде как я с ума сошел.
     - Ну  ты  вообще...  В  Бронксе! Так ее уже пришили, наверное... Плюнь.
Все русские уезжают. Давай и ты вали.
     И вдруг:
     - Потом вызов мне пришлешь.
     Не  понять, всерьез она или со злости. И снова - голые ноги на полку. Я
пошел прочь. Все равно ее даже с моим вызовом не пустят.
     Никто меня не задержал...

     ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

     Литературные елки проходили в Музее молодежи.
     Собственно,  музей  был  только  в  одной  комнате.  Вдоль стены стояли
стеклянные  шкафы, в которых лежали книги молодых авторов. Во всех остальных
комнатах  мебели  не  было,  а  только  висели  разноцветные листы ватмана в
рамках. Сенечка прошелся вдоль этих листов.
     - Картины молодых художников, - пояснили ему.
     Сенечка улыбнулся:
     - Я видел похожие на выставке в Нью-Йорке...
     Кто-то обиделся:
     - Не нравится - не смотрите.
     По  коридорам  бродил бородатый юноша в ярко-желтом пиджаке. Он пытался
раздавать книжицы, на которых было написано:
     "Начни новую жизнь".
     "Избавься от страха".
     "Найди себя".
     "Научись себя любить".
     "Научись приносить пользу Родине".
     "Жизнь как форма существования. Счастье как форма жизни".
     Юноша  не  переставал  улыбаться  с задумчивым видом, хотя книги у него
вежливо не брали.
     - Я все это уже читала, - сказала одна девушка.
     Всех  пригласили  в зал, похожий на зал маленького кинотеатра. Молодежи
было  много. Сенечка еще не вполне разбирался в погонах, но сейчас он видел,
что  на  большинстве  гостей  были  погоны начинающих писателей. Попались на
глаза  два  маститых  писателя, а впереди мелькнул и тут же пропал низенький
человек. Погоны его блестели золотом и серебром.
     - Признанный классик, - прошептал кто-то, и назвал фамилию.
     Прежде  Сенечка  слышал  разговоры,  что  на  елках воспитывается новое
поколение  свободомыслящих  литераторов, будущих продолжателей идеи полной и
окончательной  демократизации  общества.  Старших  писателей  смущало только
одно.  В  произведениях молодежи тут и там проскакивали слова вроде "кайф" и
"секс", и появлялись даже совсем грубые.
     Сейчас  Сенечке  поведали,  что,  когда на чтениях произносят такие вот
слова,  слушателям полагается прикрывать глаза и качать головой с понимающей
улыбкой.
     - Почему? - спросил Сенечка.
     - Вы  как  бы  показываете  свое понимание текста. Все эти ругательства
оправданы  авторским  замыслом и в кульминации подвергнутся острой критике и
разоблачению.
     Всех позвали, начались чтения. Ими руководил организатор Иван Концов.
     - И   вновь   собралась   прогрессивно   мыслящая  молодежь,  -  сказал
организатор  Концов. - Не может не радовать это завидное постоянство. И, как
всегда,  я  приветствую  на  нашем  собрании  представителя  прессы,  - и он
показал на Сенечкины знаки отличия. Сенечка привстал и поклонился.
     Организатор Концов объявил первую поэтессу.
     На  глазах  поэтессы  Аллы  Небесинской  блестели слезинки. Небесинская
опустила  уголки  губ  и  молчала.  И видно было всем, как тяжело ей, но она
готова,  готова  излить  свою душу, ибо не в силах более носить в себе такую
трагедию, такую драгоценность! Вот эту:

     - Я вздыхаю. Остались одни небеса,
     На которых последняя гаснет слеза.
     Ты не спишь, в небеса ты глядишь и молчишь.
     За разлуку меня уже меньше винишь.

     Я вернулась к тебе с ароматом весны,
     Нам опять стали сниться счастливые сны.
     Мы вдвоем наконец-то узнали покой,
     Я теперь никогда не расстанусь с тобой!

     Зал  загрустил  в  начале, но когда все кончилось хорошо, поэтесса и ее
любимый  встретились,  то раздался вздох облегчения. А Небесинская воспряла.
Подарила еще одну драгоценность.

     - Мне деревья кивают,
     Как будто они что-то знают.
     Может знают они,
     Что тебя не вернуть.
     Чуть погасли огни,
     Я отправилась в путь.
     Вздох на небе ночном
     Вдруг послышался мне.
     Расскажи мне, о чем
     Ты вздыхаешь во сне?
     Ночью солнца не видно,
     Не хватает живого огня.
     Мне немного обидно,
     Что оно испугалось меня.
     Ну и пусть. Небо ждет.
     Я лечу в высоту.
     Снова солнце взойдет,
     И тебя я найду!

     Зал проводил Небесинскую.
     Организатор Концов представил следующего поэта:
     - Сатирик  и  пародист - Роман... вижу, все уже смеются... Итак - Роман
Буйный!
     Поэт   Роман  Буйный  выскочил  на  сцену  и  замер  в  странной  позе.
Послышался его тихий голос.
     Совсем тихий:

     - Я смотрю тебе в глаза,
     А в глазах твоих гроза.
     Нашей встречи снова жди,
     Если кончатся дожди.
     А они не кончатся...

     Тут Роман подмигнул Алле Небесинской, подпрыгнул и заорал:

     - Потому что все СУКИ, СУКИ!

     Бешеные  аплодисменты; смех. Сенечка, как его учили, прикрывает глаза и
качает головой.
     Роман вновь стоит неподвижно. Вскинул руку:

     - Посмотрите, как летает
     Эта пара голубей!
     Целый день они играют
     И не думают о ней -
     СМЕРТЬ! СМЕРТЬ!

     Снова заорал и упал на колени. Подхватил микрофон.
     - Белый стих! - объявил он. Медленно поднимаясь, начал:

     - Мама, почему
     В детстве я был маленький?
     А теперь такой большой
     И круглый?
     "Ромочка, но в детстве
     Ты очень мало кушал.
     А сейчас
     Ты сидишь
     У меня на шее.
     И все время
     ЖРЕШЬ, ЖРЕШЬ, ЖРЕШЬ!"

     - Но  это  не  Ромкина автобиография, - посмеиваясь, сказал организатор
Концов.
     Роман Буйный вновь поднялся с колен.
     - Да  уж... Я много работаю. Пишу стихи... Никто не обвинит меня, что я
сижу у кого-то на шее... Напоследок прочитаю лирическое четверостишие:

     - Пали прозрачные пряди,
     В лунном играя свете.
     Рыжеволосые б...ди
     Практиковались в минете.

     После  этого  иссяк Роман. Зал сидел с закрытыми глазами. Сенечка ждал,
когда непристойность будет разоблачена.
     К нему нагнулись справа, и он услышал деликатный шепот:
     - Простите,  мне  показалось,  вам  требуется объяснение происходящего.
Роман  Буйный в нашем кругу всегда воспринимается, как весельчак. Ему многое
прощают.   Хотя,   если  слушать  внимательно,  то  можно  заметить  элемент
разоблачения  грубости  в  самих  стихах,  начиная  с  первой  строчки.  Это
называется "самоирония".
     - Как вас зовут? - спросил Сенечка.
     - Поэтесса Галина Опахалова. Что вы делаете после елок?
     - Вероятно, ужинаю с вами в ресторане "Гармония", - ответил Сенечка.
     Руку Сенечки нащупали и сжали.
     Организатор Концов вновь выступил вперед.
     - Сейчас...  Не  побоюсь  этого слова: один из самых умных поэтов. Серж
Нелюдимов! Давай, Серж!
     Длинный  юноша  в  пиджаке  до  колен с мрачным видом разворачивал свои
листки. Потом что-то сказал.
     - Громче, громче! - закричали из зала.
     - Я  говорю,  что мои стихи все равно никому не интересны, - огрызнулся
Нелюдимов. - Но это неважно.

     - Мой дом стоит на дне колодца,
     Закрыт на внутренний засов.
     И три веселых змееборца
     В меня стреляют из кустов.

     В моем песке играют дети,
     Мешают прах и лунный свет.
     А я один живу на свете,
     Хожу в кино и туалет.

     Когда я выхожу за двери,
     Не знаю, как с колодцем быть:
     Одной линейкой не измерить,
     Одной ладошкой не накрыть.

     - О чем это стихи? - спросил Сенечка.
     - Наверное,  о  себе, - шепотом сказала Опахалова. - Об одиночестве. Не
спрашивать   же   его...  Все  равно  он  гораздо  лучше,  чем  эта  Аллочка
Небесинская. Умнее.
     - А есть кто-нибудь такой же умный, как Нелюдимов?
     Опахалова подумала.
     - Было  еще  несколько.  Но  они  уже в нормальные страны уехали. Кто в
Монголию, кто в Китай. А один даже в Тувинскую Республику.
     - Наверно, уже миллионером стал, - сказал Сенечка.
     Тем  временем  в  зале  завозились.  Располагались поудобнее. Нелюдимов
разворачивал второй стих:

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг