шофера-эмигранта, которого полицейский назвал "грязной тварью". Это было на
Альбионе. Полицейского, конечно, выгнали, и тот сдуру пообещал намылить шею
"этому проклятому журналисту". И что же? Пол не стерпел, нашлись свидетели,
и бывшего полицейского упекли куда надо за угрозу смертью. И Пол ходил
счастливый.
Кстати, по слухам, "там, где надо" тот тип смог заработать куда
больше, чем заработал бы в полиции... Тогда Пол стал еще счастливее. И даже
проголосовал за какую-то партию на выборах, чье название больше нравилось.
По сути, между партиями не было разницы, все они обещали оберегать то, что
нравилось людям - их свободу. И обещали не чинить препятствия в их
продвижении по жизни-дороге...
Пол проснулся и пришел в ужас!
Слышались частые выстрелы. Словно чихает кто-то, как кошка, которая
проглотила перышко, но то чихал прокаженный... Прокаженная страна, Пол.
Дружок, скорее всего ты погиб, подумал он. Хотя, есть Бог и Судьба...
Только не думай, что тебя пощадит Остров. Они и разбираться не будут. Все,
кто на Побережье - теперь их враги.
Было бы меньше обиды, если бы его застрелили солдаты по приказу
капитана Власюги. В независимом информационном агентстве давно подозревали
что журналисты пропадали не только с помощью мятежников, но и по мановению
всемогущей руки ВСБ. Этот факт добавлял правоты Полу и его далеким
товарищам, а следовательно, немного очищал бы душу в момент смерти.
Но погибнуть случайно; по ошибке быть принятым за солдата, из тех, что
мучили его и издевались, которых он ненавидел сейчас и даже хотел, чтобы их
убили (увы, Пол!) - несправедливость. И сознавать эту несправедливость в
последний момент было бы еще больнее.
Когда выстрелы прекратились, он вспотел и, обессилев, ткнулся лбом в
утоптанную землю. В щель засвистел ветерок; шепотом переговаривались.
"Кто-нибудь, помогите..."
- Пожалуйста, - жалобно прошептал Пол.
Из-за этого слова и от слабости он почувствовал на языке горькие слезы
- ему вспомнилось детство на солнечных холмах, белоснежные фермы и
виноградники Галлии, веселый праздник у церкви и шутихи, и как он просил у
родителей подарить ему желтенькую лошадку-пони, она пахла как хлеб, который
испекли его маленькие сестры. Вспомнилась теплая зима на Альбионе, когда
они завалились в паб, и Нил спьяну принял какую-то девчонку за Джима и
подарил ей свои часы и бутылку виски. Там стоял запах травы, которая только
стала входить в моду, и у Пола заплетался язык, когда он пытался произнести
ее название. А потом в паб завалился также и отец Нила, округлил глаза и
накостылял всем, особенно Полу, которого принял за Нила. А потом они все
пошли в парк и там смотрели на звезды, и отец Нила рассказывал, где какие
созвездия... И тогда снова увидел черную жуть сарая на краю Вселенной.
- Помогите!..
Снаружи стояли те, кто стрелял, и они замолчали, внимая его просьбам.
И вот открылась дверь.
- Я иностранный журналист! Помогите мне! Я попал в лапы ВСБ, - громко
сказал Пол. Зажглась спичка, и он зажмурился, замерев и покорившись судьбе.
- Документы у меня отобрали. Они, наверно, где-то здесь...
Тот, кто держал спичку, помолчал, разглядывая пленника.
- Выходите.
"Ничего страшного, - успокаивал себя Пол. - Если в меня выстрелят, то,
наверно, я умру сразу и предстану пред Господом. А если не выстрелят, то
останусь жив... А интересно, это общее наступление островитян, или всего
лишь налет? Если налет, то сейчас они будут торопиться уйти..."
- Осталось всего несколько минут, - страшно нервничая, пробормотал
человек, открывший дверь сарая. "Значит, налет. Я им только помеха, значит,
меня не пощадят". Спичка упала. Пол успел заметить блеск стволов и стал
упрямо глядеть куда-то в сторону и вверх. - Мы берем вас на Остров.
Повернитесь лицом к стене.
Его обшарили, дружески похлопав по плечу.
- У меня нет оружия, - прошептал Пол.
- Понятно, что нет... Сигареты я искал, - вздохнули сзади. - Курить
нельзя. Огонек видно в темноте.
- У меня все отобрали офицеры, - сказал Пол.
Позади послышались шаги. Подошел второй.
- Быстрее к шлюпке! А то сейчас начнется.
- Слушаю, командир!.. Эй, иностранец, давай за командиром.
- Что начнется, что вы имеете в виду? - спросил Пол.
- Стрельбу, чего же еще - если не успеем переправиться на шхуну.
"Уже была стрельба", - хотел сказать Пол, но тут его развернули
невидимые руки и подтолкнули туда, где чернел кипарис.
В шлюпке было около дюжины человек. Судно островитян притаилось под
двухсотметровыми скалами, оно сливалось с высокой скалой, стоящей поодаль
от берега.
Пол шепотом спросил, что это за судно. Ему сказали: марсельная шхуна,
а называется "Харизма". Его отвели в какое-то помещение. Сказали: "Тише!" -
он ответил "да", и его оставили одного, в темноте, не объяснив, куда можно
приткнуться. Пол занервничал; и он почему-то не сомневался, что кто-то
присматривает за ним снаружи, может быть, в него целятся. "Однако, гибель
моя откладывается", - сказал он себе.
Как Пол убедился на своем опыте, иностранные журналисты могли погибать
по разным причинам. Кто-то попал случайно в бой, кто-то не угодил офицерам
армии Великодержавной Федерации. Но как профессионал и беспристрастный
наблюдатель, он старался рассуждать, не вставая мысленно ни на одну из
враждующих сторон.
"Побережье и Остров не менее жестоки, чем Великодержавия, - клялся он
себе. - Это случайность, неисповедимость рока, что Остров спас меня от
гибели. Кстати, не удивлюсь, если меня везут в качестве заложника". Пол был
небогатый человек. Он еще был должен компании по благоустройству половину
стоимости нового бассейна. "Будут платить фонды, - вдруг успокоился он. - А
вообще-то островитяне не кажутся мерзавцами... м-да... и все-таки, не
кажутся. Просто солдаты. Они меня даже не ударили".
Тут что-то с ним случилось. Он закачался и обхватил себя за плечи, не
почувствовав прикосновения собственных ладоней.
- Дерьмо, - прошептал он.
Это голод, это голод... Или просто слабость?
"Сейчас бы домой... Или в Галлию..." Он попытался, опустив
подрагивающие веки, снова представить галльское солнце - много солнца, зной
на площади Сен-Мари, как он лежит на раскаленном граните, потягивая из
банки "Крокодайл". Где-то в трех шагах его велосипед (надо повернуть
голову); в последнее время нередки веселые кражи велосипедов, их находят
только назавтра, за два квартала обычно. Кто-то смеется у фонтана - это
девушки в купальниках пристают к полицейским. Пол лениво помахал лейтенанту
Пасье, тот прищурился против солнца, узнал.
- Приятного отдыха, господин журналист! Как поживаете?
- Как видите, полеживаю себе, лейтенант, - улыбнулся Пол.
- Давно вас не видел.
- На Темное море ездил, лейтенант. Тревожно там было; вот, отхожу
потихоньку.
- Мы идем вечером к госпоже Лили. Не составите компанию?
- Вы очень любезны, лейтенант. Благодарю за приглашение.
Зной и сон.
Пол вздрогнул и приподнялся. Его встретило свежим черным ветром,
несущим едкий запах чего-то знакомого. Скрип двери разбудил его. Тут он
вспомнил ту неопределенную ситуацию, в которой оказался, секундой позже
пришел каверзный ужас плена, потом - неожиданность спасения. "Монсеньер,
теперь давайте выпьем", - пробормотал он и вдруг понял, что на него
смотрят.
- Приплыли? - спросил он у неподвижного силуэта.
- Ну и вопрос... Конечно, нет, - шепотом ответили ему. - Говорите
очень тихо. Хотите воды?
До его груди дотронулись твердым.
- Вот черт... Как кстати! - пробормотал Пол и схватил бутылку. Он
сделал три долгих глотка, передохнул и сделал четвертый. Тем временем дверь
закрылась, тот, кто принес воду, остался внутри.
Отдавая бутылку, он наткнулся на теплые женские руки.
- Мисс? - удивился он. - Вы из команды шхуны?
- Нет, не из команды, - ответил тот же шепот. - Какая разница? Вы
кое-что должны узнать прямо сейчас: большая удача, что вы иностранный
журналист и попали к нам. Знаете, что с вами хотели сделать наши враги?
Он только чертыхнулся; она тоже.
- У вас шок? Вы что-нибудь соображаете? Ладно, плевать. Лишь бы вы не
кричали и не бунтовали, не то вас пристрелят.
Пол помолчал.
- Свет нельзя зажечь?
- Ни в коем случае не зажигайте свет и не высовывайтесь наружу.
Ложитесь спать.
- У вас есть еда?
- Потерпите без еды, - был ответ. - Всем пока не до вас. Вот только
вода... Оставьте ее себе.
Открылась и закрылась дверь.
Пол снова напился воды и сразу почувствовал, как заболело все тело. И
несомненно, эта солдатня, что его пинала и валяла по полу, была способна
добиться большего результата. Он и правда вдруг захотел спать, забыв о еде;
нащупал в темноте то ли куртку, то ли пиджак и натянул ее, после чего
улегся на пол и закрыл глаза. "Будем надеяться на лучшее... Или нет, не на
лучшее, а просто на хорошее - о лучшем пока вообще не думать. Лучше бы
тебе, Пол, вообще пока ни о чем не думать..."
И все-таки в каюте было сухо и тепло. Пол пощупал дверь; она была
обита войлоком. И щелей в стенах не было. Пол видел только приоткрытое
окошечко в двери - оно было квадратным и выглядывало, как он понял,
параллельно палубе по направлению к корме. В окошечко заглядывало черное
небо и иногда - яркая звезда.
И весь последующий день его никто не тревожил! Словно все забыли о
нем. Оставалось только спать. В каюте было темно, света из окошечка не
хватало. Пол не решался сам напоминать о себе. Однажды его растолкали и
насильно отвели справить нужду, Пол подчинился без энтузиазма - кажется,
почки ему временно отказали. "Хорошо бы - временно..." От ощущения
неопределенности, осознания опасной близости вооруженных людей, которых
боялась и ненавидела вся Великодержавия, на Пола опустился непроницаемый
колпак тупости и равнодушия. Он никому не хотел смотреть в лицо.
Сквозь эту тупость он слышал волны, хлопанье парусов, команды
рулевого; однажды донеслись чьи-то тревожные возгласы: кажется, на
горизонте увидели противника. Шхуна сделала поворот и пошла, как ему
показалось, гораздо быстрее. Но Пола это не касалось. Он все время засыпал,
и больше не думал о еде.
Когда он проснулся в последний раз, окошечко было закрыто. Отупение
прошло, зато появилась досада. Все-таки его персоне должно быть уделено
больше внимания. С каждой минутой все сильнее давила неизвестность. "Снова
пленник? Или свободный?" К своему последующему стыду он помянул директора
Синьоретти и пожелал ему таких же неприятностей, в которые попал сам.
И вот на него обратили, наконец, внимание. Открыли дверь и шагнули в
каюту. Пол едва успел проснуться, как его схватили за бока сильные руки,
повернули и короткими движениями обшарили с ног до головы. Пол не смог
разглядеть этого человека, а тот уже исчез.
- Меня уже обыскивали, - сказал ему вслед Пол, ошеломленный таким
профессиональным обращением, напомнившим офицеров ВСБ. На душе стало еще
неспокойней.
И тогда, как будто его сны продолжались, Пол услышал альбионскую речь,
слегка искаженную произношением, но вполне свободную.
- Эй, мистер, вы проспали целый день. Настало время прояснить
ситуацию. Вы в моей каюте и в моих руках. Надеюсь, это звучит не слишком
оскорбительно.
Это и была та девушка, застрелившая четверых офицеров. Ее имя Юнче
Юзениче. Национальности у нее нет. Ей около восемнадцати, и у нее каменное
сердце, хотя давно уже никто не приближался к нему - а вдруг теплое?
В ГОРОДЕ ЗЛОМ И НЕ ТОЛЬКО
В пригороде Злого, на Побережье, подростки встречали поезд из столицы.
Когда он приходил, они садились в него, ехали до конечной станции,
предлагали пассажирам брошюры, газеты, а также сладости и пиво.
Четырнадцатилетнему Хасани труднее всего было не попробовать пива. Он был
потный, ловил блох и матерился. Кто-то в суматохе посадки дал ему по роже и
расшатал зуб; воспалился почему-то глаз; товар не расходился - никто не
покупал пряники у некрасивого возбужденного парня, без пуговиц и носков, с
обкусанными ногтями. Он шатался по вагонам и давно был как зомби. Взгляд
его блуждал.
Что-то, непонятное ему, раздражало Хасани все сильнее, а что это было,
задуматься было лень. Чувства его затупились до предела; они были словно
забитые липкой грязью вентиляционные отверстия на потолке.
- Таким образом, сударь, вы занимаетесь здесь ерундой, - говорил ему
вкрадчивый голос. - Торгуете газетками "Наша правда" и "Сила единства".
Никто не купит эти газеты. Всем и без газет известно, что наш Президент -
хороший, а их - дрянь и мозгляк. Все и так знают, что Остров надо замочить.
Непреложная истина то, что деньги из Великодержавии украли работники "Бюро
Свобода" вместе с редактором газеты "Независимость". Только почему простые
люди, пассажиры, должны платить тебе за эти истины? Только потому, что тебе
нечего есть, или потому что тебе не хватает на курево? Беги к морю,
поплавай! Наплевать на эту бумажную дрянь. А твое жалкое пиво - давай
употребим его по назначению. Или выкинем к чертям из тамбура и посмотрим,
как разлетятся по сторонам света его позорные ядовитые капли!
Наконец, Хасани в изумлении обернулся. За ним шла девчонка ниже его
ростом, с золоченой сигареткой в насмешливых губах. Она была остроносая и
глазастая, с пушистым ежиком бесцветных волос. И гораздо более загорелая,
чем он. Хасани округлил глаза:
- Что? Ты, считай, напросилась!
Но он не решился сразу ударить ее. Полная неприятностей жизнь
мальчишки научила его сначала думать, потом бить. И появилась странная
закономерность - чем чаще он думал, тем реже бил.
Хасани провел рукой по уставшему лицу, с чувством, что дурацкий мираж
испарится, или хотя бы обретет какой-нибудь привычный статус. Однако ничего
не изменилось, кроме того, что в руке у него была теперь такая же сигарета,
как у девчонки. Щелкнула и спряталась зажигалка.
- Покури и послушай, - разрешила девчонка. - Эти газеты несут ложь.
Твоя душа все тяжелее от них. И не только твоя. Именно поэтому я их предам
огню. Так будет по справедливости. Вот у тебя красный глаз - почему? Да
из-за газет, из-за газет; Бог все видит!
- Но при чем здесь газеты? - спросил Хасани, быстро и с любопытством
затянувшись дымом. Он пах, как непонятное слово "будуар". Девчонка
усмехнулась.
- Такая у меня мысль... Мечтаю, чтобы их не было. Не просто так, а с
причиной... Меня зовут Юнче Юзениче, возвращаюсь из Свисландии, Альбиона,
Галлии и Аустрии. Из Европы, в общем. И на душе у меня тяжело. Поможешь?
Это был детский дом и спортивный интернат одновременно. Построен на
деньги мафии; кажется, кто-то надеялся вырастить из сирот олимпийских
чемпионов. Ура! Детей не интересовала мафия и ее грязные дела. Они бегали,
прыгали, плавали, играли. Когда подрастали, расходились по группам и играли
в футбол, баскетбол, занимались гимнастикой, теннисом, катались на лыжах с
высоких гор... Вокруг города Злого такие высокие горы, снег на них тает
только к концу мая. Нет, Злой - не ее родина, у нее вообще нет родины, она
моталась по детским домам, нищим и преступным, пока не оказалась здесь.
Тренеры, а дети их звали мастерами, были смешные и добрые. Но порядок
и дисциплина для них были главными! Никаких ссор, никаких потасовок! И
никаких прогулов, да никто и не собирался прогуливать: разве придет кому-то
в голову прогулять такие замечательные занятия? Все детские достижения
заносились в тетрадь, и в конце года мастера распределяли награды - деньги
или игрушки - соразмерно этим достижением.
- А ты кем была? - спросил Хасани.
Они сидели на полустанке и пили пиво, которое Юнче отобрала у Хасани.
Она морщилась и бранилась, но пиво скоро кончилось. Привычный к этому
Хасани все ждал, что девчонка охмелеет, но она, видать, тоже была не
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг