В целях их личной безопасности уже удалены из района боевых действий и
районов неблагоприятной обстановки сотрудники агентства "Бюро Свобода",
газеты "Независимость", журналов "Взгляд с Запада", "Реформатор" и
"Иностранный капитал". Надеюсь, что этот список будет расширен."
Через два дня Пол приехал на Побережье. Первый же его отчет расстроил
Синьоретти. Ну что за ребячество! Пол взял интервью у солдата, пожелавшего
остаться неизвестным (СПОН) и посчитал нужным отправить его директору.
П: Итак, почему вы все-таки не хотите, чтобы я знал вашу фамилию?
СПОН: А чтобы ты ее не написал. Офицеры скажут - высовывается. Ребята
будут смеяться. Тут, вообще-то, вашего брата не любят. И правильно: суетесь
куда не надо. Вас стреляют, а вы все равно лезете.
П: Такая у нас профессия.
СПОН: Не, я ничего не говорю... Вот расчистим мы все, станет
поспокойней - тогда приезжайте. А пока тут война идет, своих проблем
хватает, кроме как за вами смотреть.
П: А вы считаете, за нами надо смотреть?
СПОН: Иначе пристрелить могут. Наши же и пристрелят. В темноте, если
не разберутся, кто идет. Чурки в плен возьмут, а потом голову отрежут и в
жопу тебе засунут. Ладно, гуляй, у меня тут дела еще.
Пояснительная записка: "Вот так они нас любят. Ночевал в казарме,
среди грязных солдат. Обращаются со мной дурно, хамят. Еду добываю сам.
Любопытно, что журналистов из правительственных изданий отправили на
офицерские квартиры и поят их водкой. Ваш Пол".
Вторая записка легла на стол Синьоретти через два дня.
"Господин директор!
Вас, должно быть, интересует, как сильно изменился пейзаж Побережья с
тех пор, как здесь побывал Джон Смит. Судя по рассказам Смита, было так же
грязно и замусорено, только трупов животных на дорогах теперь гораздо
больше. Те немногие заводы, что были в городе Злом, разрушены и не дымят,
поэтому никак тут не надышусь. Правда, все чаще откуда-то доносится запах
гари, но иногда тут почти дикая природа, как на лыжном курорте в
какой-нибудь Свисландии.
И нравы столь же дикие. Двое местных жительниц, опухшие от голода
тетки, жестоко подрались из-за куска баранины. Никто не победил, и все бы
кончилось миром, но помешал один офицер.
Он проходил мимо со служебной собакой и скормил баранину ей, оставив
теток ни с чем. Одна начала было вопить, но офицер удивленно поднял брови.
Он засунул ей в рот револьвер и пригрозил смертью. Тетка замолчала, и
офицер отправился восвояси. Характерно, что собака не лаяла, видимо, она
привыкла к подобным эпизодам. Она уплетала мясо.
Увы! Я не посмел остановить этого офицера, и сейчас я испытываю муки
совести. Впрочем, они уже меньше, чем вначале. Я рассказал нескольким своим
коллегам об этой истории, но они только развели руками. Они все были пьяны
и сказали, что тетке очень повезло, убедив меня, что и сам я рисковал, что
не отвернулся сразу и смотрел. Почему-то я им верю.
К сожалению, не могу сочинять длинные отчеты, не хватает времени.
Нашел крайне интересную тему и теперь кручусь, бегаю туда-сюда и почти не
сплю. Задание ваше мне нравится все больше. Не волнуйтесь за вашего
коллегу, у него все получится. Ваш Пол".
А третий и последний отчет поверг в ужас директора Синьоретти. О, Пол
был профессионалом! Он выяснил главное, отбросил ненужное, взял след и был
почти у цели. Если вообще был. Синьоретти обессилено опустился в кресло и
обхватил голову руками. Эх, Пол!
"Господин директор! - писал Пол. - Сенсация, о которой я не смел и
мечтать. Тот убитый, о котором мы говорили, был хозяином нескольких
пароходов. Теперь его пароходы - и не только его, но и многие другие -
поступили в распоряжение одной государственной службы. Пароходы нигде не
числятся и никому не принадлежат. То дело, о котором вы говорили, связано с
ними. Кажется, мятежники получат больше, чем они заслуживают. Осталось
выяснить детали и персоналии - тогда вернусь. Ваш Пол".
МИНОТАВРЫ И НЕ ТОЛЬКО
На вокзале ночь. Люди хмурые, шаркают ногами, кашляют, а изо рта у них
валит белый пар. Позади хрустят чьи-то суставы. Впереди щуплый темнокожий
бородач волочит клетчатый баул. Баул рвется и пытается повалить щуплого
бородача на ледяной пол, на котором ландышами замерзают плевки и сопли.
Иногда женщина, обладающая властью над вокзалом, выходит из
подпространства и удивляет народ заклинаниями:
- Прикрепленный носильщик, вас просят зайти в медицинскую комнату.
Прикрепленный носильщик, вас просят зайти в медицинскую комнату.
Прикрепленный носильщик, вас просят зайти в медицинскую комнату.
Впереди меня девочки лет четырнадцати играют в шахматы. Их лица,
повадка, одежда кажутся мне просветленными, удивительно нездешними. Грязь
вокзала, промозглость, война, минотавры (а они вообще знают о существовании
минотавров?) не властны над ними. Не могу понять, в чем тут дело. Просто
интуиция, наследие райских кущ.
- You're good, I suck, - усмехается одна.
- Getting nerves, - замечает ее подруга.
- I'm hurry.
- Cookies?
- Fine.
(Ты хороша, я неудачница - Нервничаешь - Я голодна - Печенье? -
Прекрасно.)
Они начинают хрустеть великодержавским печеньем, а мне все становится
ясно в их необычности. Внимание! Предложение всем светлой души
девочкам-иностранкам от Ильи Собакина, писателя:
- Девчата! Выходите за меня замуж! Обещаю ни в коем случае не
привозить вас в Великодержавию, и нашим будущим детям записать гражданство
вашей страны. Благодаря акту нашего сочетания мы достигнем небывалых высот
как в собственном внутреннем развитии, так и в интеграции наших народов, не
говоря уже о шаге в сторону вселенской любви и гармонии!
Женский вопрос маячит сейчас где-то позади оплывающей розовой свечой.
С женщиной надо осторожненько, а то кончается, как у одного моего
знакомого.
Валентин Игоревич этот, из отдела спорта мужик, был
некоммуникабельный, с жестоким, ускользающим взглядом. Руку подавал
неохотно, жал с ненавистью. Женскую половину редакции называл "эти".
Появлялся, к счастью, ненадолго - в начале дня.
Однажды случилась ошибка в статье, которую принес Валентин Игоревич.
Корректор Леня не заметил, что вместо "2" машинистка Надежда пробила "222".
Вышло, что "222-х минут не хватило нашим землякам, чтобы удержать победу".
Пришел красный Валентин Игоревич и молча толкнул Леню на монитор.
Картавый Корсаров сказал:
- У него, видимо, женщины нет. Ему бы женщину найти. Все дело в
женщинах. Надо ему помочь. У вас нет знакомой женщины? - это он ко мне.
- Нет, - ответил я.
Честный Корсаров постарался. Он стал следить за машинисткой Надеждой,
по любому поводу направлял к ней Валентина, любил заверять его:
- Надежда знает свое дело... Моментально набьет любой текст... Очень
опытная машинистка. Надежда нас не подведет.
Еще он подсунул Валентину яркий календарь с фотографиями из футбола.
- От Надежды, - застенчиво сказал он.
Валентин Игоревич терпел недолго.
- Да пошли вы к черту! - загремел он. - Пошли вы к самому поганому
черту! И так не знаешь, куда от ваших баб деваться! Шестерым уже алименты
плачу. Детей восемь. Старшего в милицию забрали - на петушка поссал.
- На какого петушка?
- На детской площадке этот петушок.
Грязными сапогами прошли мимо минотавры (вот они появились!).
Задержались. Вернулись. Чего надо, минотавры?
- Документы.
(А я думал - обсудить со мной негативное мнение, высказанное Даниилом
Андреевым о критике Мережковским поэтических сборников Блока.)
- Билет.
Молча достаю билет.
- Оружие есть?
- Нет.
- Зачем едете?
- Туризм.
- Где жить будете?
- У друзей.
Один минотавр включил рацию и тихо сказал:
- Дима? Проверь - Собакин Илья Павлович...
Потом повернул рога ко мне:
- Все в порядке.
У меня есть сестра. Однажды ее вызвали к доске:
- Какие древнегреческие мифы знает у нас Таня?
- Ну... Как его... Про ментозавра.
Вспоминая эту давнюю историю с сестрой, я собираюсь всех милиционеров
в тексте называть минотаврами. Это несколько освежит эпизоды с их участием.
Вы представляете себе минотавра в сержантских погонах, с "Макаровым" и с
коллаборационистской, времен Второй Мировой войны, фуражкой на бритой
башке?
Общение с минотаврами - рефрен моего путешествия. Иногда его исполняет
хор, иногда прокуренный дискант соло. Из старого лабиринта на Крите несется
злорадное мычание отрубленной Тесеем башки. "Я - Минотавр. Мои наследники
заполонят Землю и доведут вас до безумия. Вы будете бояться их, стараясь
избежать встречи, но нельзя спрятаться от их взгляда. Они все равно найдут
каждого - и сосчитают."
Соседом моим в купе был офицер. Он угощал меня картошкой. Рассказывал
про жизнь. В частности, про то, как он живет в далеком приграничном районе.
Я не сразу привык к его манере разговора. Ради эксперимента я пять минут
его слушал, глядя на часы. Защитник Отечества весело исповедовался
матерными словами. Получалось в среднем двадцать шесть таких слов в минуту.
Думаю, враг, заслышав его, захлебнется этим потоком раньше, чем его
настигнет пуля.
- Ездим к границе на БТРе, - сладко делился офицер. - За границей
косули еще не пуганые... да и вообще. Их там больше в десять раз, чем на
нашей стороне. Подъезжаешь почти в упор - и из автоматов. Р-раз!.. Все
семейство. Ну, как обычно, если на границе стрельба, то все уже знают -
охота пошла. Приезжают с соседней точки, говорят - делиться надо. Но своему
брату-пограничнику не жалко.
- А с другой стороны границы есть реакция?
- Да ты что! Там одни чурки живут, они границу не держат. Вообще, на
кой эта граница? Там леса одни да горы. Но генералы-то не дураки
сворачивать все это дело. Они и сами любят охотой побаловаться. Раз
приезжает генерал, говорит: везите. Ну, нормально, водки взяли, как обычно.
А мужики недоглядели, ну и упился он в жопу. Автомат схватил, и давай
палить во все стороны. Я, говорит, стадо бизонов вижу. А если какая-нибудь
тварь подойдет, то всажу ей весь рожок прямо в ряху. Ну мы оставили его
там, отъехали метров на двести, чтобы погулял мужик, в себя пришел... Мы же
понимаем, устал на работе. Потом приезжаем, покрутились-покрутились - нет
его нигде. Ну, мы на заставу - а что говорить, не знаем. Ну, один летеха
ляпнул, что его чурки в плен взяли. Думаем, не найдется - так и сообщим в
центр, все организуем, будто бой был там... Не говорить же правду? А этот
пидор-генерал на соседнюю заставу пешком пришел ночью... Вот прикол был!
Выходит он из темноты с автоматом и давай орать: "Совсем обленились!
Генерал за вас должен в одиночку границы обходить!" Мужик нормальный
оказался. Все, говорит, понимаю - сам виноват. Еще, сказал, к вам приеду...
но не приехал.
Офицерское братство! - закатив глаза, продолжает мой сосед. - Выше его
ничего не придумано. Я на войне был. Там все на нем держится, на братстве
этом. Иначе бы чурки давно одолели, заставили бы вести переговоры.
Чурки! Они вообще не люди. Их бабы - не бабы, а подстилки; за банку
тушенки готовы отдаться. Ну, мужики пользуются, конечно - а как без этого?
Иначе там скоро и народа не останется: все вымрут, а новые не народятся.
Выселить бы их оттуда в какую-нибудь глушь, пусть там торгуют своими
наркотиками. Да, а ты думал? Они же все наркотиками торгуют и детей своих
заставляют. Да детей и заставлять не надо, такая там, видите ли,
национальная традиция! Культуры у них никакой. Ничего не умеют, только
воруют. А язык!.. Попробуй, сформулируй на их языке бином Ньютона! Не
сможешь, вот такой у них ломаный язык.
Я не выдержал.
- А ты попробуй его на великодержавском сформулировать, если такой
культурный... Прямо сейчас!
Он осекся и оглядел меня новым взглядом. Холодно и иронично, как он
думал, а на самом деле - с пьяным озлоблением.
- Вот на войне мы таких, как ты, убивали, - процедил он. - Раздражаете
вы нормальных людей. Такой начнет чего-то там о равенстве народов, умные
слова говорит, видите ли, а сам лох лохом. Привяжем его к четырем
грузовикам и - в разные стороны.
Я переселился в другое купе, незанятое.
Ночью пересекли границу с республикой Окраиной. Долгие стоянки,
таможня, синие фонари в окно... А спать хочется! Неужели я смогу подняться
и выйти на трассу?
Я уже приехал в теплые края. Погранцы изучают мой паспорт. Им
интересно. У меня редкий паспорт. Великодержавия - единственная страна в
мире, где существует особый вид паспорта для поездок за границу. Он,
вообще-то, бесполезен, потому что посольства уважающих себя стран не ставят
визы великодержавцам. А в ненормальных странах он необязателен. На Окраину
можно проехать и с внутренним паспортом. Но я шикую, к тому же знаю, что
люди в форме тупеют от неординарности.
- Национальность?
- Великодержавец.
- Оружие? Газовое, холодное?
- Ножик. Девять сантиметров. Показать?
Неужели ты думаешь, что я покажу двуручный отравленный ятаган, которым
вчера покушался срубить президентскую голову? На вот тебе ножик в законе, я
им режу огурцы (но ты не бойся). Девять сантиметров, без кнопки.
- Отдыхайте, - прощает меня погранец.
Я недолго лежал с закрытыми глазами. Бац - опять сыщик. Широкие плечи,
открытое лицо, уверенный прищур. Раздвоенный подбородок.
- С какой целью едете?
- Туризм.
- Где будете жить?
- У друзей.
- Оружие есть?
Надоело про ножик.
- Мне оно не нужно, - рассеяно отозвался я.
Он приблизил лицо.
- Травкой балуешься? Перевозишь через границу?
Таким тоном говорят, когда ожидают услышать покаянные рыдания. Если бы
он добавил: "Только правду, сынок", я бы не выдержал и зарыдал.
- Нет, - ядовито, давая ему понять, сказал я. Сразу пропал огонек.
Грузно ссутулившись, старый военный резко и молча вышел из купе. Признаюсь,
мне было неловко за его вероятную скупую слезу.
Мы проехали по нейтральной территории, до городка, где грелись теперь
уже окраинские вояки с непорядком.
...Помню, когда я был малыш, мы с мамой были в цирке. Мы сидели в
первом ряду. По барьеру бегал ленивый размашистый гепард - хоп, хоп, хоп. Я
трусил из-за гепарда и скнырил, впрочем, гепарда быстро убрали. Выскочили
клоуны. Я потянул маму за локоть и спросил на ушко:
- Мама, а клоуны понимают, что они смешные?..
- Один понимает, а другой обижается...
Кстати, от косметики первого ряда или от рези прожектора, у гепарда из
глаз текла равнодушная слизь.
Дверь - бац, ручкой, всем оставаться на местах - бац! Это круглый
пожилой окраинец. Обрадовался мне.
- О, хлопец! Один едешь? Оружие, наркотики? Лишняя валюта? Цель
поездки?
- Ничего нету. Даже цели, - признаюсь ему.
Под его фуражкой пробегает тень. Я преданно смотрю ему в глаза,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг