окружающих_. А всегда преуспевавший вздыхает: "Дело принимает _нехороший
оборот_... Темп жизни таков, что дела делают до _десяти нехороших оборотов
в секунду_..."
В начале 60-х годов прошлого века Московский университет был охвачен
студенческими волнениями. Учебная программа трещала по всем швам, а
студенты собирались не на лекции, а на сходки. Между тем в аудитории
"Юридическая внизу" профессор Петров и студент Корш читали "Хамасу"...
"Хамаса" в переводе с арабского означает "Отвага". Так назывались
антологии средневековой арабской поэзии.
Профессор Петров был исправным профессором, и студент Корш был
исправным студентом. И в полном соответствии с учебной программой они
читали о событиях средних веков, затыкая уши от современных событий. О
событиях арабских - не слыша событий российских. Как примерный профессор и
примерный студент.
Они штудировали "Отвагу", запершись в аудитории "Юридическая внизу", не
желая подняться до современных событий.
Студенту Коршу было тогда восемнадцать лет. А в пятьдесят один, будучи
уже профессором Коршем, он выступил на защиту арестованных студентов и был
подвергнут за это административному наказанию.
Благонадежный студент стал неблагонадежным профессором... Обычно в
жизни бывает наоборот...
Молодость, молодость... Иногда на то, чтобы к ней подняться, уходит вся
жизнь...
"Хамаса" на родном языке... Не так просто читать на родном языке
"Отвагу"...
Иностранный язык нельзя полюбить, как родной, но к нему можно
испытывать уважение. В старину, например, у нас все иностранные слова
писались с большой буквы. Свои писались с маленькой, а чужие - с большой.
В порядке гостеприимства.
Протестуя против подобного гостеприимства, Сумароков написал
возмущенный трактат "Об истреблении чужих слов из русского языка". Это что
за фрукт, когда надо говорить овощ? Овощ яблоко, овощ абрикос. Сумарокову
отвечали, что всякому овощу свое время. Было время абрикосу быть овощем, а
теперь пришло время стать фруктом. Ну и фрукт этот овощ! - мог бы
возмутиться истребитель чужих слов в русском языке...
Языки между собой не враждуют, как враждуют порой те, кто на них
говорит. Языки убедительно показывают, насколько общение взаимно обогащает
(хотя стремиться-то нужно к общению, а не к обогащению).
Со времени вавилонского столпотворения, для того чтоб договориться,
нужно знать много языков. Это трудно. Но - возможно. Пример тому -
профессор Корш, которого профессор Ключевский называл секретарем при
вавилонском столпотворении.
Когда-то год означал: желаемое, благоприятное время.
И не потому, что раньше не было неблагоприятных лет, их было побольше,
чем сейчас, но, как видно, по тем временам они считались благоприятными.
Тем более, что ведь _год_ состоял из _недель_, то есть, из таких дней,
когда ничего не делали. А складывались годы в _века_, которые обозначали
силу, здоровье. Отсюда и _человек_ пошел: от силы, здоровья. Первоначально
человек был задуман как здоровый человек.
Вот потому-то годы и считались благоприятными. И о них говорили:
- Плохой год, но благоприятный.
- Ужасный год, но благоприятный.
Это уже потом, когда стало полегче жить, появились неблагоприятные
годы.
ВОДА ВРЕМЕНИ
Время - что вода, и не потому, что оно течет, а потому, что скрадывает
расстояния.
Как будто из одного Ренессанса Данте и Рабле, а расстояние между ними -
как между Высоцким и Кантемиром.
ИМЯ ПИСАТЕЛЯ В ЕГО ТВОРЧЕСТВЕ
Как-то, перечитывая "Записки охотника", я обратил внимание, что в них
почти не встречается имя Иван. Есть мальчик Ваня, упрятанный автором под
рогожу, есть Иван Иванович да Ивашка Федосеев, и вовсе упрятанные под
землю и встающие из могил в фантазии дворовых ребят. Почему же в книге о
русском крестьянстве так редко встречается имя, в то время наиболее
распространенное?
Потому что автор "Записок охотника" - Иван. Иван Сергеевич Тургенев.
К своему имени у нас отношение особое, поэтому многие авторы его вообще
избегают. Не могу вспомнить у Пушкина Александра, у Чехова Антона, у
Толстого Льва. Каждый человек не равнодушен к своему имени, поэтому если
автор его употребляет, то непременно вкладывает в это особый смысл.
Федор Достоевский дал свое имя наиболее отталкивающему персонажу -
Федору Карамазову. Зато Александр Сергеевич Грибоедов одарил своим именем
наиболее положительного героя - Александра Андреевича Чацкого. Разделив
свое имя с отвергнутым обществом вольнодумцем, он как бы разделил с ним
его судьбу, подчеркнул, что не отрекается от своего героя.
Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин создал образ Миши Нагорного,
"государственного младенца", то есть человека благонравного,
исполнительного, способного делать только то, что угодно начальству и
только от этого получать удовлетворение. Можно было, конечно, придумать
другое имя, разоблачая порок, но Щедрин поступил, как Достоевский, как все
истинные писатели: не поднялся на прокурорскую кафедру, а присел на скамью
подсудимых.
У Алексея Николаевича Толстого князь Алексей Краснопольский сверху
плохой, но внутри хороший. Он других мучит, но мучится и сам.
А вот у Исаака Бабеля Исаак Дымшиц - человек циничный, бесчувственный,
покупающий за деньги любовь.
Михаил Афанасьевич Булгаков в самом начале романа бросил Михаила
Александровича Берлиоза под трамвай, чтобы к своему имени больше не
возвращаться. Похожим образом поступил и Федор Абрамов, у которого в
"Доме" "Федор из тюрьмы не вылезает".
Матерщинник несусветный, только и глядящий, как бы с колхозников лишнее
содрать, - таков промелькнувший у Василия Шукшина председатель исполкома
Василий Неверов. Промелькнул и у Василия Белова - тоже начальство, но уже
неизвестно, положительное или отрицательное, - "сам председатель сельпа
Василий Трифонович".
ИМЯ В ЧЕСТЬ ИМЕНИ
В разное время из разных мест два человека отправились за призрачным
счастьем и писали женам письма о состоянии своих дел. Причем, писали так,
как будто один у другого списывали.
Первый: Со мной случилось с первого шага скверное и комическое
приключение...
Второй: Ох, матушка, забыл тебе написать про два страшных случая,
происшедших со мной...
Первый: Дорогой читал. 90 сантим. проел...
Второй: Дороговизна в Ростове ужасная. За номер уплатил 2 р. 25 к.
Первый: Вервей городок еще меньше Женевы...
Второй: Баку значительно превышает город Ростов...
Первый: Правда, теперь мы опять без денег, но ведь недолго, недолго...
Второй: А денег почти что нет. Но не беда... скоро денег у нас будет во
множестве...
Первый: Пришли немедленно, сейчас же как получишь это письмо, двадцать
(20) империалов...
Второй: Вышли двадцать сюда телеграфом...
Эти цитаты, такие похожие, взяты из писем людей, невероятно далеких
друг от друга.
_Первый_ - великий русский писатель Федор Достоевский.
_Второй_ - отец Федор, комический персонаж, созданный воображением двух
советских сатириков.
Конечно, Ильф и Петров читали письма Достоевского и нашли в них для
себя что-то смешное. В великом тоже можно найти смешное, и не понимают это
лишь те, у кого почтение к великим подавляет природное чувство юмора.
ШАГ ТУДА И ОБРАТНО
От великого до смешного и от смешного до великого - вот два пути в
сфере комического. Потому что юмор способен как возвысить, так и
развенчать.
От смешного до великого - и перед нами бессмертный и нестареющий
Дон-Кихот. От великого до смешного - перед нами щедринские
градоначальники.
Вся история человечества - между великим и смешным. Между великим,
которое становится смешным, и смешным, которое становится великим.
ДОСПЕХИ ДОН-КИХОТА
Между доспехами и успехами Дон-Кихот выбирает доспехи.
Другие выбирают успехи, потому что мода на доспехи давно прошла.
Мода на доспехи обычно либо прошла, либо еще не пришла.
А на успехи - всегда сохраняется.
ЩИТ И СМЕХ
Дон-Кихот - это поднятый на смех Иисус Христос, которому нет места
внизу, на среднежитейском уровне. То его поднимают на щит, то поднимают на
смех, - в те редкие удачные времена, когда не поднимают на Голгофу...
РОЖДЕНИЕ КНИГИ
Вот сколько ответственных лиц принимало участие в запрещении издания
одной-единственной книги одного-единственного автора;
Исполняющий должность начальника Главного управления по делам печати
(подпись неразборчива),
Председательствующий член совета Главного управления по делам печати
(подпись неразборчива),
Исполняющий должность отдельного цензора (подпись неразборчива),
Секретарь исполняющего должность правителя дел (подпись неразборчива),
И даже какой-то Верно (подпись неразборчива).
И все это - против одной книжки басен украинского поэта Леонида
Глибова.
Некоторые подписи удалось разобрать:
"...Главное управление по делам печати уведомляет временное присутствие
по внутренней цензуре в г.Одессе, что означенная рукопись должна быть
запрещена к изданию. Временно исполняющий обязанности начальника Главного
управления по печати М.Соловьев".
Временное присутствие, временные обязанности... Да, конечно, все это
временное, но как быть, если живешь в это самое время?
О писателях иногда говорят, что они родились не в свое время. Но что
было бы с литературой, если бы плохим временам не везло на хороших
писателей? А она создавалась во все времена, несмотря на противодействие
всех временно исполняющих обязанности, с неразборчивыми подписями, лицами
и делами...
ЧУВСТВО САТИРЫ
От чувства юмора следует отличать чувство сатиры. Обычно оно появляется
там, где не хватает чувства юмора, словно компенсируя отсутствие его. И
даже не обязательно, чтоб была сатира, сатиры может и не быть, но чувство
такое есть: уж не сатира ли?
Люди, лишенные чувства юмора, обладают повышенным чувством сатиры. Им
все кажется, что она направлена против них, а когда именно она направлена
против них, они определить не могут.
ПУТЬ МЫСЛИ
Почему у нас в мозгу извилины?
Видно, слишком много преград встречается на пути мысли.
БЕЗ ЩИТА
Некоторые полагают, что сатир - это автор сатирических произведений.
Разъяснение, что это ленивое, беспутное существо, их не убеждает. Одно
другому не мешает, считают они. Те, которые любят все критиковать, редко
бывают образцами добродетели. Недаром сказано, что сатира - это зеркало, в
котором видишь всех, кроме себя.
_Сатир_ - слово греческое, а _сатира_ - латинское. Сатир - лесное
божество из свиты бога Диониса, то есть существо мифическое, отсутствующее
в природе. Сатира - вещь вполне реальная, и хоть иногда кажется, что ее
тоже нет в природе, но она существует, она существовала во все времена,
даже самые для нее неблагоприятные.
Возникает вопрос: какое время было для сатиры наиболее благоприятным?
Может быть, те шесть лет между 1547 и 53 годами, когда жили два великих
сатирика - Сервантес и Рабле? Правда, первый был еще младенец, а второй -
уже старик, но разве не чудо, что им удалось встретиться в бесконечном
времени?
Увы, Сервантес начал свой знаменитый роман в тюрьме, а Рабле, окончив
свой знаменитый роман, вынужден был скрываться от преследования. Это были
трудные времена для сатиры.
Может быть, благоприятными для нее были те три с половиной месяца между
1694 и 95 годами, когда жили одновременно Лафонтен, Свифт и Вольтер?
Лафонтен умирал, Вольтер только родился, Свифт был в цветущем
лермонтовском возрасте - 27 лет. Поэтому из трех великих сатириков в это
время писал только Свифт, но писал не сатиры, а оды. Бывают времена, когда
сатирики пишут оды, и для сатиры это не лучшие времена.
А может быть, три года - между 1826 и 29 - были для сатиры
благоприятны? Грибоедов еще не убит, Салтыков-Щедрин уже родился, а кроме
них - Гоголь, Гейне, Диккенс, Теккерей...
Это были годы жестокой реакции. Вряд ли они могли быть для сатиры
благоприятны.
Приходится признать, что у сатиры не бывает благоприятных времен. Ей
никто не кричит "ура", да и "караул" она никого кричать не заставит. Но
она существует и борется - одинаково отчаянно как со щитом, так и на щите.
А точней без щита, потому что щит ее - в будущих поколениях.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг