Ученые мужи сектора стояли в раздумье у стены, на которой были вывешены
взятые сектором обязательства. Над обязательствами висел большой портрет
Сизифа, сидящего на камне и задумчиво глядящего вдаль. От ног Сизифа
поднимался склон горы, которая была одновременно диаграммой неуклонного
роста.
Обязательства висели невысоко. Когда требовалось взять повышенные, их
перевешивали повыше, а когда с ними не справлялись, двигали вниз. На стене
был широкий след от передвигаемых обязательств.
Завсек, еще сравнительно молодой учмуж, заваливший работу в Упупе и
брошенный сюда на укрепление, спросил, задумчиво глядя на диаграмму роста:
"А почему у нас вместо роста спад?"
"Это просто кнопка отлетела", - сказал учмуж, приставленный к кнопкам.
Держась на двух кнопках, диаграмма показывала рост.
Но когда одна из них отлетела, получился спад.
Завсек сказал: "Прошу вас, внимательно следите за кнопками".
"А какова производительность сизифова труда?" - спросил молчавший
доселе учмуж, сложив руки на груди для большей производительности.
Выяснилось, что когда Сизиф катит камень в гору, производительность у
него значительно ниже затраченного труда, а когда с горы - значительно
выше. Напрашивалось предложение: а не катить ли ему только вниз? Но нельзя
же вниз катить бесконечно.
Хорошо бы выбрать что-то среднее: катить камень одновременно и в гору и
с горы. Но как это сделать?
"Все зависит от нас", - сказал учмуж, приставленный к кнопкам.
Он откнопил с одной стороны диаграмму роста с нарисованным сверху
камнем и повернул ее на 90 градусов. Было так, а стало вот так.
"Видите: камень уже внизу. Повернем диаграмму - и он опять наверху".
Итак, низ - это скрытый верх, а верх - это скрытый низ. В этом ключ к
решению проблем экономики.
"Интересная мысль", - сказал Калашников. Завсек внимательно на него
посмотрел: это еще что за персона? Хорошо, если сам по себе, а если он
кого-нибудь представляет? И не просто кого-то: это в театре человек
представляет человека, а в жизни он нередко представляет целую
организацию.
"А мы тут как раз берем повышенные обязательства", - на всякий случай
сказал завсек, перевешивая обязательства повыше.
"А в субботу у нас субботник, а в воскресенье - воскресник", - сообщила
Калашникову учмуж-женщина.
"В другие дни с субботниками и воскресниками не получается, - сказал
учмуж, сложивший руки на груди для большей производительности. - Потому
что в другие дни мы и так на работе".
"Ах, как хочется на работу!" - вздохнула учмуж-женщина.
"Проснись, ты же и так на работе!" - шепнул ей завсек.
"Ничего не могу с собой поделать, - призналась Калашникову
учмуж-женщина. - На работе - и хочется на работу. Чем больше на работе,
тем больше хочется!"
Калашников не знал, как отнестись к этому признанию. Поэтому он
спросил: "Скажите, это случайно не гора Горуня?"
"Горуня? Ах, Горуня! - сообразил завсек. - Это рядом, в секторе
мифических подвигов!"
3
В жизни всегда есть место подвигам. Даже в мирное время, спустя много
лет после Троянской войны, мирные люди становились героями. И дважды, и
трижды героями. Все за ту же Троянскую войну.
Двенадцать подвигов Геракла стали со временем двадцатью, тридцатью.
Если когда-то Геракл победил немейского льва, то впоследствии, он победил
и немейского тигра, и еще много чего немейского.
Ежегодно подвиги Геракла перенумеровывались - в соответствии с тем
значением, которое они имели в данный момент, и каждый учмуж отстаивал
свой подвиг, - не свой, конечно, а Геракла, но с учетом, что на ставке при
подвиге числился он, а не Геракл. Такие ставки существовали давно, быть
может, еще со времен Геракла. На этих ставках работали люди
квалифицированные, знающие, как совершается подвиг, но не умеющие его
совершить. Иногда на сам подвиг не хватало средств, потому что все
средства съедали консультанты при подвигах.
Учмуж, к которому обратился Калашников, был известный авгиевед,
крупнейший знаток того, что вычистил Геракл из авгиевых конюшен.
"Герой Геракл работал у трижды героя Авгик, - сообщил Калашникову
авгиевед. - Да, не удивляйтесь, если очистить конюшни - героизм, то
просидеть всю жизнь в дерьме - трижды героизм. И кто сказал, что уже можно
выносить сор из избы? Это сказал Геракл? Нет, это сказал Авгий".
Раньше-то все делали вид, что в конюшнях идеальная чистота, что лошади
ходят в белоснежных носочках и сморкаются в батистовые платки. И вдруг,
как гром средь ясного неба: живем в дерьме! Ну, Геракл и ухватился за это
дело. Когда можно вывозить, почему бы не вывезти?
Оно, конечно, и теперь наваляют, а чистить не разрешается. То, что
раньше наваляли, - можно, а то, что теперь, - нельзя.
Авгиевед пожаловался, что у нас недооценивается этот подвиг Геракла.
Трудовой подвиг для них не подвиг. Хотя для некоторых любая работа -
подвиг, иронически заметил авгиевед.
В наше время большим подвигом считается украсть чужих коров (десятый
подвиг Геракла) или золотые яблоки (одиннадцатый подвиг Геракла). А то и
просто что-то добыть (третий, четвертый, шестой подвиги).
Молодой гидролог, специалист по второму подвигу, сказал: "Да, теперь
уже нет тех подвигов... Чтобы сразиться с гидрой один на один..."
"Я не понимаю Геракла, - сказала женщина, специализировавшаяся по
другим подвигам, а сюда принятая на вакантное место. - Побеждал таких
чудовищ, а Нарцисса победить не смог. По крайней мере, в глазах
одной-единственной женщины..."
"Одной-единственной?" - встревожился Калашников.
"Ну да. Я говорю о нимфе Эхо, которая полюбила Нарцисса, а не Геракла".
"Женщины не любят Гераклов. Их любят работа и борьба", - сказал учмуж,
на которого давно махнули рукой все эти виды полезной деятельности.
Калашникова заинтересовала нимфа Эхо, и он узнал, что это была женщина,
которая от любви превратилась в пустой звук. Он переспросил: точно ли
женщина превратилась в пустой звук или, может быть, пустой звук
превратился в женщину?
Гидролог засмеялся: кто ж его полюбит, пустой звук, чтобы любовь
превратила его в человека?
"Вы возьмите нравственную сторону, - сказал авгиевед, привыкший от
любви переходить непосредственно к нравственности. - Геракл достал пояс,
Геракл достал яблоки. Неужели что-то достать - это подвиг? И на этом мы
будем воспитывать подрастающее поколение? Потому они и вырастают такими:
только и смотрят, где что достать, а чтоб поработать на скотном дворе,
этого от них не дождешься".
Калашников сделал такое предположение: если в мифе женщина была
превращена в эхо, то, видимо, возможен и обратный процесс. Это у многих
вызвало сомнение. Превратить нечто материальное в пустой звук - это в
нашей эхономике встречается на каждом шагу, но превратить пустой звук в
нечто материальное - на это способны только японцы.
Тем более - в женщину. В то время как мы превращаем наших женщин
невесть во что, превратить эхо в женщину - да, это был бы подвиг! Именно
такие подвиги нам нужны, мы уже забыли, как выглядит настоящая женщина!
"У нас нет ставки на этот подвиг, - сказал завсек. - Разве что на
общественных началах..."
Заняться подвигом на общественных началах - это тоже подвиг, но учмужи
к нему готовы не были.
4
В секторе мифического изобилия только и разговора было, что о
потребителе, которого здесь называли Танталом. Потребитель Тантал, как
известно из мифа, стоял среди еды и питья, но ни выпить, ни съесть ничего
не мог, потому что все это таинственным образом исчезало.
Согласно мифу, Тантал воровал продукты со стола богов. А что делать,
если ничего нет? Только на столе у богов и есть, у них, как известно,
совсем другое снабжение.
Потому что у них распределение. Они сами распределяют, что кому. Внизу
производство, наверху распределение. Поэтому наверху говорят: нужно лучше
работать. А внизу говорят: нужно лучше распределять.
Внизу доказывали, что нужно изучать спрос. Но тот спрос, что вверху,
был вверху известен, а тот, что внизу, вверху никого не интересовал. Какой
там спрос, этот потребитель проглотит все, что ему ни кинешь. Тут уже не
спрос определяет предложение, а одно предложение: поменьше спрашивай,
довольствуйся тем, что есть. Так считали наверху, где было полное
удовлетворение спроса.
Сотрудники сектора то и дело бегали куда-то с сумками и авоськами,
занимали друг другу очереди и простаивали в них лучшие часы своей жизни.
Но вокруг них тоже все таинственно исчезало или просто не появлялось,
столь же таинственно.
Это были поистине танталовы муки: всеобщее изобилие, а ничего не
купить. Идешь вроде бы к магазину, вроде бы написано: "Магазин", а зайдешь
внутрь - будто это не магазин, а совсем другое учреждение.
Поток бегущих сотрудников вынес Калашникова в коридор. Он снова вошел,
но его снова вынесли. Махнув рукой на изобилие, он направился в соседнюю
дверь.
5
В секторе мифической справедливости висел большой портрет знаменитого
Прокруста, что означало признание его заслуг, тогда как отсутствие
портрета означало признание его злодеяний.
Конечно, он уничтожил много людей, подгоняя их под свое прокрустово
ложе, но ведь в этом заключалась идея всеобщего равенства. Хоть и
варварскими методами, но Прокруст добивался равенства. И ученые мужи
говорили: нет, мы Прокруста не отдадим.
Он хотел, чтоб все были равны. Правда, не все выдерживали такое
равенство. Одних приходилось вытягивать, другим обрубать ноги. Да, он шел
по трупам, но все же ушел далеко.
Однако трупы многих смущали. И они говорили: нет, мы Прокруста отдадим.
И не только его отдадим, но и всех его пособников и приспешников.
И они уносили портрет Прокруста в чулан, а на его месте вешали слова
писателя: "Все в человеке, все для человека!"
Но сама идея была хороша. До Прокруста еще никому не удавалось добиться
такого всеобщего равенства. Прокруст по крайней мере служил идее. А чему
служил потребитель Тантал?
Потребители не служат идеям, они служат только своим потребностям. И
ученые мужи говорили: нет, мы им Прокруста не отдадим!
Вы посмотрите вокруг: ведь у нас одни потребители! Хоть бы кого-то
взволновала идея - пусть жестокая, пусть бесчеловечная! И ученые мужи
приносили из чулана портрет, а слова писателя возвращали в собрание его
сочинений.
Если б отделить эту прекрасную идею от ее ужасного осуществления! Чтоб
сама идея была, а осуществления - не было.
6
Он ходил по Дремотделу, из сектора в сектор, все больше погружаясь в
удивительные мифические дела. То тут, то там его принимали за
представителя и начинали отчитываться в якобы проделанной работе, причем
отчет начинали с древнейших времен: "Вначале был хаос..."
Звучали отчеты примерно так: "Вначале был хаос. Товарищ Хоменко собрал
сотрудников..."
В секторе мифического счастья обсуждался важный вопрос: что для чего
является необходимым условием - любовь для счастья или счастье для любви.
Учмуж, настолько старый, что в слове "любовь" не мог произнести правильно
ни одной буквы, вследствие чего у него вместо любви получалась дружба, а
иногда и сотрудничество, говорил, что без счастья не может быть
сотрудничества, но и без сотрудничества не может быть счастья. Скептики
утверждали, что счастье вообще невозможно на земле, поскольку история жить
не может без географии, а география к истории равнодушна. География
намного старше истории, она уже была стара, когда истории еще и на свете
не было, вот почему она к ней равнодушна. От старости. А история по
молодости лет может" вообще погибнуть от этой несчастной любви. Слишком
близко к сердцу она принимает географические проблемы.
В различных точках земли по-разному складываются отношения между
географией и историей. Какое-нибудь крохотное государство, в котором
географии почти не видать, имеет большую историю, которая в нем
развивалась в ущерб географии, и это государству пошло на пользу. А у
другого государства одна только география, сплошная география и ничего
больше.
7
Сектор справок все еще был закрыт, и на двери красовалась та же
табличка: "Скоро буду". Калашников еще походил по коридорам и этажам и
где-то в подвальном закоулке оказался перед дверью с табличкой: "Отдел
умолчания". Он вошел.
Комната была заставлена стеллажами с толстыми папками. Из-за стеллажа
выглянул старенький сотрудник: "Ну, наконец-то! А я вас жду, жду... - Он
вышел из-за стеллажа и внимательно разглядывал Калашникова. - Таким я вас
и представлял. Таким и должен быть внук нашего великого неизобретателя".
Внук! Неужели Калашников вышел на своего дедушку? Не тот ли это
дедушка, который кричал "ура!"?
Оказалось, не тот. Даже когда все кричали "ура!", дедушке удалось от
этого воздержаться. Все кричали, а он воздерживался.
Так говорил старенький сотрудник. Молодость его совпала со временем
больших исторических изобретений. В других науках изобретатели были в
загоне, а в истории наоборот: в загоне были неизобретатели... И те в
загоне, и те в загоне - это ж какой нужно иметь загон, подумал Калашников.
В истории писали, что хан Батый был прогрессивным для своего времени,
поскольку укрепил и расширил татаро-монгольское государство. Изобретали
события, факты, усовершенствовали исторических деятелей, которые для
своего времени были пригодны, а для нашего требовали некоторых
усовершенствований. Или, наоборот, годились для нас, хотя и были
непригодны для своего времени.
Дедушке Калашникова еще повезло: самое трудное время он _пересидел_ в
тех местах, которые никогда не считались особенно отдаленными. Многие там
пересиживали трудные времена. Пересиживал математик, занимавшийся
отрицательными величинами, которые могли рассматриваться как отрицательные
явления. Пересиживал физик, действие которого было сочтено равным
противодействию. Художник, изобразивший время года, вместо того, чтобы
изображать время эпохи.
Дедушка был выдающийся историк и мог такое в истории на изобретать... А
он не изобретал. Он придерживался фактов, хотя факты в то время были все
равно что камни на шее у историка: кто их придерживался, тот немедленно
шел ко дну.
Есть такие факты, о которых история не только умалчивает, но хранит
молчание, которое можно назвать гробовым, если не побояться этого
зловещего слова. Особенно таких фактов много вблизи современности.
Переходя из современности в историю, факты проходят карантин, который
иногда затягивается надолго. Взять хотя бы материалы о Союзе Михаила
Архангела. Очень любопытные материалы, но как Михаил Архангел против них
возражал! Вот и отправили материалы в отдел умолчания.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг