прошлое, для того и уходит, чтобы освободить место будущему.
- Вот именно. Прошлое должно уходить, оно должно исчезать, чтобы не
мешать тем, кто приходит ему на смену.
Тот, на портрете, думал о чем-то своем, что, возможно, соответствовало
замыслу художника, а скорее всего потому, что он и сам принадлежал
прошлому, и то, о чем сейчас затевался спор, для него было давно
бесспорным. Что делать, люди склонны забывать прошлое, отрекаться от него
и даже закапывать в землю, чтобы его было удобней топтать...
- Вы знаете, профессор, я не поклонник вашей профессии. Для чего
раскапывать прошлое? Это ведет лишь к повторению старых ошибок. В
двадцатом веке многого удалось бы избежать, если б мы не знали об опыте
средневековья...
Опыт прошлого... Немало его было собрано здесь, в музее. Экспонат номер
72, девушка из палеолита... В пещере было душно и темно, и она вышла
подышать свежим воздухом... На берегу речки она повстречала человека
незнакомого племени и бросилась бежать, но он крикнул: "Постой!" - и она
остановилась. Он подошел и сел у ее ног, ей стало страшно, но уже не
хотелось уходить. Так их и застали на берегу: она стояла у самой воды, а у
ног ее сидел этот человек, экспонат номер 73 - потому что похоронили его
рядом с девушкой.
Экспонат номер 300, огромный череп мыслителя. Какой-нибудь первобытный
Эйнштейн, открывший, что сила удара зависит от величины палки, и ставший
жертвой своего открытия. Экспонат номер 118, судя по челюсти, первобытный
оратор или первобытный диктатор...
- Оставим их, - сказал Гость, отодвигая недопитый кофе. - В другое
время, профессор, я бы охотно послушал ваши истории, но сейчас... Мне
очень жаль, профессор, но я пришел к вам по поводу Двести Двенадцатого.
- Вы?!
- Что делать - пришлось поменять специальность. Чтобы не копаться в
земле, - он попробовал улыбнуться, - как мы с вами в те времена. Извините,
профессор, у каждого свои обязанности. - Он помолчал ровно столько,
сколько требовалось, чтобы перейти от дружеской беседы к исполнению
служебных обязанностей. - Вам известно, куда исчез экспонат?
Ответа не последовало.
- Профессор, я вас прошу... Это всего лишь свидетельские показания. Вам
известны обстоятельства, при которых исчез экспонат?
- Нет, не известны, - сказал Свидетель.
- Не торопитесь отвечать, у вас есть возможность подумать. Двести
Двенадцатый подлежал изъятию, он числился в списках...
- Это очень ценный экспонат.
- Этот скелет первобытного человека был признан нежелательным для
нашего времени и подлежал изъятию. Вы знали об этом?
Палеантропы сидели в своей Мугарет-Табун и слушали, что было тысячи лет
назад или вперед, когда на земле жили разумные люди. Они удивлялись, что
люди эти жили в домах со светлыми окнами, что по вечерам они пили чай и
читали газеты... Или ходили к знакомым, или принимали их у себя. Каждый из
них был настолько значительной личностью, что мот принимать у себя, иногда
даже в отдельной комнате... Это было невероятно, и палеантропы с сомнением
качали головами...
- Вы знали об этом? - повторил вопрос Следователь.
- Знал, - твердо сказал Свидетель.
Следователь достал из портфеля папку и стал что-то вычитывать. Он долго
вычитывал, потом стал записывать, потом отложил папку и задал новый
вопрос:
- Кто был ночью в доме?
- Я был. Я, видите ли, здесь живу... Я был один, а больше никого не
было.
- Постарайтесь вспомнить, - сказал Следователь.
- Мне нечего вспоминать.
- В таком случае я вам помогу. Вчера вечером, - он заглянул в свою
папку, - в одиннадцать двадцать пять вам позвонили. У вас кто-то снял
трубку и сказал, что вы не можете подойти к телефону. Кто это был?
Свидетель ответил не сразу. Он отошел к окну и долго смотрел на
распростертую внизу площадь (по-старому плац - или, может, уже
по-новому?).
- У меня был врач, - сказал Свидетель.
- Я не знал, что вы болеете... Давно собирался вас навестить, но эта
работа... Поверите, для себя - ну совершенно не остается времени. А так
хотелось посидеть, как мы сидели тогда... - он засмеялся. - Только,
конечно, в других условиях.
- Я тоже вас вспоминал.
- Ну что там я! Мелкая сошка, один из тех, кому вы засоряли мозги.
Конечно, если у человека нет будущего, он вынужден довольствоваться
прошлым. Но если оно есть... а сейчас оно у нас есть... Так кто же он,
этот ваш ночной посетитель?
- Врач из скорой помощи. Фамилии его я не знаю. И в конце концов,
почему я должен вам давать эти сведения?
- Мы с вами давно не виделись, профессор, мы стали совсем чужими.
Когда-то вы были откровенны со мной и охотно отвечали на все вопросы. Да,
там мы доверяли друг другу... Вы помните нашего врача? Он у нас постоянно
болел, и мы все вместе его лечили. Хороший был человек. Все спрашивал у
вас о доисторической медицине, интересовался древними скелетами, а свой
скелет оставил там, в яме, которую сам же и выкопал...
- Я был у него в прошлом году.
- Смотрите! Значит, не забываете? Это хорошо, когда такая память...
Так, может, вспомните фамилию врача, который был у вас прошлой ночью?
- Нет, - сказал Свидетель.
- Напрасно. Вы даже не догадываетесь, как это важно для вас. Конечно,
пропавший экспонат принадлежит вам, трудно предположить, что вы сами его у
себя похитили. Но если учесть вашу деятельность... Быть историком - не
самый праведный путь.
- Это моя профессия.
- Плохая профессия. История преступна, она античеловечна. И не суд
истории, как вы говорите, нам нужен, а суд над историей.
Даже Кафзех - из людей, близких Схулу (по классификации Вейденрейха), -
и тот интересовался, что было на земле до него. И когда палеантропы,
свесившись со своих нар, слушали рассказы о далеком-далеком прошлом,
Кафзех, немолодой уже прачеловек, пристраивался где-нибудь рядом и, делая
вид, что следит за порядком, на самом деле внимательно следил за
рассказами. Иногда он не выдерживал и сам задавал вопрос, и тогда ему
приходилось обстоятельно все пояснять, потому что он понятия не имел о
том, что было на земле до его появления. Впрочем, он был добрый человек,
хотя в силу своей душевной малоподвижности и не был способен на добрые
дела. Конечно, если б он жил в цивилизованном обществе, он бы и сам
постепенно цивилизовался и научился сомневаться, тревожиться и сожалеть,
но, живя среди людей своего типа, он ни о чем не сожалел и послушно
выполнял все приказания. И когда Схул потребовал дать ему камень, тот
самый камень, Кафзех послушно его принес, да еще спросил, не маленький ли,
потому что можно принести и побольше.
- Эти врачи такие фанатики, - сказал Следователь. - Один, представьте,
привил себе рак, чтобы понаблюдать за ходом болезни. Не исключено, что
вашему доктору для чего-то понадобился древний скелет.
- Он не хирург, он невропатолог.
- Это важное обстоятельство, - сказал Следователь и записал это
обстоятельство. - Конечно, невропатологу скелет ни к чему. Он и смотреть
не станет на ваши древности.
- Ну почему же... Как всякий мыслящий человек... Он смотрел, я ему
показывал.
- Когда почувствовали себя лучше?
- Да нет, не вчера. - Свидетель замолчал, чтоб не сказать лишнего.
- Ваш врач, видно, неглупый человек, я бы и сам у него полечился...
Нет-нет, я не настаиваю, профессор, я вообще не очень доверяю врачам...
Так что же он говорил, познакомившись с вашей коллекцией?
- Он сказал, что история человечества похожа на историю запущенной
болезни.
Следователь кивнул. Ему понравилось и само выражение, и то, как в нем
удачно связывались медицина и история, намечая возможное соучастие в том
деле, которое ему предстояло раскрыть.
- И как же он предлагал избавиться от этой болезни? Путем
хирургического вмешательства?.. Хотя... вы говорили, что он не хирург...
Но, как у врача, у него должны были быть какие-то соображения... Возможно,
он их высказывал... Ведь вы не однажды встречались?
- Не однажды... Но почему я должен вам отвечать?
- Можете не отвечать, - любезно разрешил Следователь. - Я понимаю, если
человек болен, то чем чаще приходит врач... Конечно, для врача это
затруднительно...
- Ему по дороге. Он здесь рядом работает в клинике.
- Ну, если рядом... - Следователь записал и это обстоятельство. Потом
взял телефонную книгу и стал ее листать. - Да, что ни говорите, профессор,
а такого врача, какой был у нас там, теперь не сыщете. Без инструментов,
без лекарств, и ведь сам едва волочил ноги... Все собираюсь к нему
съездить, цветы положить... Да в этой суматохе разве вырвешься?
Свидетель застыл в своем кресле. Он смотрел на этого человека, которого
когда-то хорошо знал, так знал, как можно только _там_ узнать человека, -
смотрел и не узнавал его. _Там_ он был другим человеком. Может быть,
потому, что там не было телефонной книги, в которой точно записаны все
адреса.
Следователь встал. Разговор был окончен, и он подтолкнул маятник,
позволяя времени двинуться дальше.
- Вот и все, - сказал он и улыбнулся. - Теперь вам не о чем
беспокоиться. Виновника мы найдем.
- Виновника мы найдем, - сказал Схул.
И тогда все палеантропы, выстроенные возле пещеры, сделали шаг вперед,
и каждый сказал:
- Это сделал я.
Схул вышел из себя. Он ругался на своем скудном языке доисторического
человека и обещал всех упрятать так, что их не найдут никакие раскопки. Он
требовал, чтобы ему назвали бездельника, который придумал эту лопату,
чтобы облегчить себе труд, и кричал, что палеантропам никогда не видать ни
лопаты, ни других орудий труда, что они будут вот так, руками ворочать
землю, пока не навалят ее на себя.
Схул очень ругался и требовал, чтобы ему назвали виновного, но
палеантропы стояли не шелохнувшись и каждый твердил:
- Это сделал я.
Вот тогда Схул и приказал подать ему этот камень. Кусок гранита,
пролежавший тысячи лет, прежде чем дождаться своего часа, своего действия.
Мертвый камень, орудие вечности, уничтожающей все живое...
- Это сделал я.
- Вы, профессор? Вы свидетельствуете против себя?
- Это сделал я, - твердо сказал Свидетель.
- Ну, хорошо, - Следователь опять опустился в кресло. - Расскажите все
с самого начала.
Это было давно. А может, не очень давно. Трудное было время для
человека. Беззащитные на этой, почти непригодной для жизни земле, люди
жались друг к другу, согреваясь своими телами. И они зарывались в землю,
спасаясь от холода и жестокости подобных себе и оставляя в земле свои
скудные кости... Хищники бродили по земле, и только они чувствовали себя
свободно, но тоже не очень уверенно, и, чтобы защитить себя от более
сильных, они приносили им в жертву людей. Очень страшно было быть на земле
человеком, и люди скрывали все, что было в них человеческого, и поступали
несвойственно своей природе.
Это были палеантропы, очень древние люди, и древними их сделало не
столько время, сколько их невозможная жизнь. Все силы природы были
направлены против них, против их свободной воли и разума. И разум их, в
плену у злобы и ненависти, уже начинал верить в справедливость безумия,
окружавшего их... А по ночам, обессиленные работой, они забивались в свои
пещеры и слушали рассказы о других временах - возможно, будущих, а
возможно, прошедших. Человек приручит собаку, и она не будет на него
бросаться и его загрызать, и можно будет спокойно сидеть у печи, не
опасаясь, что тебя в нее бросят.
- Не понимаю, зачем вы это рассказываете.
- Зачем?.. Я не знаю... Может быть, потому, что среди этих людей был и
экспонат Двести Двенадцатый.
- Вы нездоровы, - сказал Следователь, - вам нужно лечь.
- Не беспокойтесь, я уже лег. Я закопал себя глубоко-глубоко, так, что
меня найдут через тысячу лет, не раньше. Возможно, тогда не останется в
мире камней, которыми человеку разбивают голову.
- Итак, вы утверждаете, что сами изъяли этот экспонат, хотя и знали,
что он числится в списках? Ну что ж, профессор. Мне остается только
сожалеть. Поверьте, мне не хотелось браться за это дело... Я ведь тоже
многое помню, профессор, и как друга, как старого товарища, мне хотелось
бы вас защитить... но, профессор, я очень плохой защитник... И я обвиняю
вас, - он встал, и голос его зазвучал тверже: - Я обвиняю вас в том, что,
во-первых, вы раскапываете прошлое, а во-вторых, пытаетесь его утаить от
инстанций, которым положено о нем знать. Вам ясна суть обвинения?
Обвиняемый молчал. Он сидел, сжав руками виски, то ли собираясь с
мыслями, то ли, напротив, пытаясь от них освободиться.
- Вы поняли суть обвинения?
Схул поднял камень. Тяжелый камень взлетел в его руке, целясь в
непокорную голову.
- О, я не сказал самого главного! Экспонат Двести Двенадцатый - это я.
Это меня вы приговорили к изъятию.
- Куда вы девали скелет?
- Мой скелет? Я его закопал. Пускай полежит, дождется лучших времен.
Ведь будут и лучшие времена, а? Как вы думаете?
Дружба дружбой, но всему есть предел. Каждый выполняет свой долг, и все
должны его выполнять хорошо - и обвинители, и обвиняемые.
- Профессор, примите успокоительное!
- Зачем? Я спокоен, я сейчас снова спокоен, как был спокоен тридцать
пять тысяч лет... Я лежу в земле, и кости мои отдыхают... Кости так хорошо
отдыхают, когда их никто не раскапывает...
- Давайте без эмоций. В вашем музее был скелет, носивший на себе следы
прошлого варварства: проломы черепа, переломы костей. Потому-то он и
подлежал изъятию. Цивилизованное общество не должно видеть дурных
примеров. Это искушение, соблазн, которому не следует подвергать нашу
гуманность. Как же могли вы, профессор, при всем вашем добром отношении к
человечеству, которое памятно мне по другим временам, как могли вы этого
не понять, как могли вы утаить, спрятать, закопать экспонат, подлежащий
изъятию? Зачем вы это сделали?
- Чтобы сохранить его для будущего.
- И вы еще говорите о будущем! Вы! Археолог!
- Да, потому что прошлое всегда принадлежит будущему, оно принадлежит
только будущему, и никто из живущих не имеет на него права.
Обвинитель не был согласен с Обвиняемым. Но было не время заводить
теоретический спор.
- Я удивляюсь вам, профессор. Ученый, уважаемый человек, и вдруг -
какая-то уголовщина... Конечно, что позволено Юпитеру, не позволено быку,
но, с другой стороны, что позволено быку - не позволено Юпитеру.
- Это я Юпитер? Бросьте шутить! - Обвиняемый сделал очень долгую паузу.
- Как вы думаете, кто изображен на этом портрете?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг