Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
   - Значит, мы свободны? - уточнила Парикмахерша.
   Все были свободны, но все оставались на  местах.  Корабли  благополучно
причалили к берегу, но никто не спешил сойти на берег.
   - Зачем он взял вину да  себя?  -  недоумевала  Парикмахерша.  -  Чтобы
спасти вас? Но ведь мы были так мало знакомы...
   - Это вы не были с ним знакомы, а я любила его, как  сына.  Как  внука.
Всякий раз, когда мне было  плохо,  он  приносил  мне  письмо.  -  Старуха
беспомощно огляделась по сторонам, ища письмо, потому что сейчас  ей  было
особенно плохо.
   - Мы тоже были ему не чужие, - сказала Бакалейщица. -  Я  относилась  к
нему с большой симпатией.
   Студентка усмехнулась:
   - И этого достаточно, чтобы отдать за вас жизнь?
   - Почему за меня? Скорее за вас, вы ближе ему по возрасту.
   Парикмахерше Почтальон тоже нравился, хотя, к сожалению, они были  мало
знакомы. Газет она не читала, а писем ей никто не писал. И она никогда  не
могла подумать, что он, для кого она не была даже адресатом...
   - Почты сегодня не будет, - сказал  Коммерсант.  И  увидел  в  руках  у
Старухи письмо.
   Все-таки она получила письмо. С опозданием, но получила. Как  она  была
благодарна этому мальчику, что в такую минуту он не оставил ее без письма!
Она  подошла  к  серванту,  чтобы  поправить  салфетку,  и  под  салфеткой
обнаружила письмо. И это было - как возвращенная молодость.
   - Что же нам пишут? - осведомился Коммерсант. - На конверте нет адреса,
это значит, что письмо адресовано воем. Дайте-ка я прочитаю.
   - Нет, - сказала Старуха, - только не вы.
   Она читала медленно, как читала когда-то в начальной школе, потому  что
что-то вдруг случилось у нее со зрением и с голосом тоже:

   "Живите долго. Когда  почувствуете,  что  осталось  впереди  мало  лет,
считайте годом день или час, и опять впереди у вас  будет  вечность.  Так,
вероятно, поступают бабочки, которые живут один день. Каждый,  кто  живет,
проживает  вечность,  только  измеряется  она  по-разному.  Моя   вечность
подходит к концу, а ваша пусть подольше не  кончается.  Извините,  что  не
смог доставить вам это письмо, как положено почтальону".

   - Тот же почерк, - сказала Старуха-манекенщица. - Значит, это он  писал
письма, которые продлевали мне жизнь.
   - Продлевали нам жизнь, - сказала Студентка.
   - И теперь он снова продлил нам жизнь, - сказала Бакалейщица.
   Коммерсант посмотрел на часы, которые опять показывали часы, а не  годы
и столетия.
   - Изобретатель вечности, - сказал Коммерсант.
   Теперь стало  ясно  всем,  что  это  он,  Почтальон,  изобрел  для  них
вечность. Профессор считал это поистине великим изобретением. В  ответ  на
замечание Коммерсанта, что вечность существует объективно и независимо  от
нас, Профессор возразил, что  иногда  ее  стоит  заново  изобрести,  чтобы
сделать доступной человеку.


   - Жизнью пользуйся живущий, - сказал Коммерсант.
   - Это правда, -  вздохнула  Бакалейщица.  Это  была  нелегкая  для  нее
правда. Ей было искренне жаль этого мальчика, этого  Почтальона,  но  ведь
они, в сущности, только начали жить.  Они  с  Коммерсантом  только  начали
жить.
   Она придвинулась к Коммерсанту, но он отодвинулся от нее:  разница  лет
встала между ними, как стена, и было не преодолеть возрастного барьера.  И
не только возрастного. У него была своя семья, у  нее  своя.  У  нее  своя
бакалея, у  него  своя  коммерция.  Все,  что  их  еще  недавно  сближало,
выпорхнуло, как бабочка, в открытую  дверь,  за  которой  простирались  их
разные жизненные дороги... У каждого своя дорога. Своя ли? Жизнь,  которая
ждала их за дверью, стала для них чужой за этот месяц  -  за  эти  века  и
тысячелетия. Все, что они здесь обрели,  все,  что  дала  им  вечность,  -
теперь было безвозвратно утрачено. Профессор не допишет своей монографии о
жизни бабочек в условиях закрытых  помещений,  Старуха  вернется  к  своей
старости, а Парикмахерша - в  дамский  зал,  отделенный,  отгороженный  от
мужского. Стихи, переписанные Студенткой, будут напрасно взывать о  любви,
и стопка пеленок не дождется своего хозяина... Бакалейщица  это  поняла  и
отодвинулась от Коммерсанта.
   Все стали друг другу чужими, словно они не прожили вечность  под  одной
крышей, и близок им был только тот, ушедший, создавший  и  разрушивший  их
маленький бабочкин мир. Он был им близок, хотя он-то ушел особенно  далеко
- так далеко, что не хватит и вечности, чтобы вернуться.
   Студентка встала.
   - Хватит с меня вашей энтомологии? Он  там  сейчас  умирает,  чтобы  мы
могли еще немножко поползать, попорхать!
   Она отбросила  свой  аккуратный  конспект  -  почему-то  не  в  сторону
Профессора,  имевшего  прямое  отношение  к  энтомологии,  а   в   сторону
Коммерсанта, который никакого отношения к этой науке не имел.
   - Счастливо оставаться. Приятной вам вечности. Я не хочу, чтоб за  меня
умирали другие.
   - Как будто только за вас, - сказала Парикмахерша, а Коммерсант выразил
эту мысль более четко и доказательно:
   - Человек умирает  за  коллектив.  Это  нормально.  Ненормально,  когда
коллектив гибнет ради одного человека.
   Старуха чуть не бросилась на него с кулаками:
   - Он считает это нормальным! За него умирает человек, а он считает  это
нормальным!
   - Не за  меня,  -  терпеливо  объяснил  Коммерсант.  -  Он  умирает  за
коллектив, а каждый из нас - всего лишь частичка коллектива.
   - Я не частичка, - сказала Студентка, -  я  человек.  И  я  имею  право
умереть сама за себя, как положено человеку.
   Парикмахерша возразила:
   - Что значит - за себя? Ведь не вы же...
   - Именно я. Мне стыдно, что я не сказала об этом раньше, но  это  я,  я
утопила этого боша.
   Она была похожа на Старуху в молодости: такая же непреклонность,  такая
же решимость идти до конца, не думая о последствиях. А Старуха  давно  уже
привыкла думать о последствиях,  и  в  данном  случае  она  их  ясно  себе
представляла. И когда Студентка поднялась, чтоб уйти, Старухе  показалось,
что это уходит ее молодость, уходит, чтобы больше не возвращаться.
   - Этого не может быть, - сказала  Парикмахерша.  -  Я  видела,  как  вы
плескались в воде - осторожно, чтобы не замочить прическу.
   - И тем не менее я это сделала.
   Профессор покачал головой:
   - Не думаю, чтоб вы были способны убить человека.
   - Вы меня плохо знаете.
   Профессор улыбнулся. Как он может плохо ее знать, если она прослушала у
него курс лекций? Манера слушать у  каждого  своя,  поэтому,  если  хочешь
человека узнать, посади его слушать лекцию.
   Заговорил Коммерсант, пытаясь внести здравый смысл в эту  эмоциональную
неразбериху.
   - Вероятно, у вас был повод его утопить?  Он,  наверно,  вас  оскорбил,
унизил ваше достоинство?
   Он, как преподаватель на экзамене, подсказывал ей ответы.  Несмотря  на
ее враждебность, он все-таки хотел ей помочь.
   Студентка подтвердила, что офицер унизил ее достоинство. Нет, лично  ей
он ничего не сделал, он даже  ее  не  заметил.  И  все  же  он  унизил  ее
достоинство.
   Здравый смысл  исчез,  опять  началась  какая-то  путаница.  Как  можно
унизить  достоинство  девушки,  не  видя  ее  и   не   подозревая   о   ее
существовании?  Профессор  сказал,  что   сам   факт   оккупации   унижает
достоинство каждого человека. Но, конечно, не до такой степени...
   - Так вы из политических соображений? -  догадалась  Парикмахерша.  Она
была далека от этих соображений, да и вообще от оккупационных властей: все
они стриглись не у нее, а в соседнем зале.
   - Как бы ни было, я одна буду за это отвечать. -  Студентка  шагнула  к
выходу, но Старуха оказалась там раньше.
   - Это не вы утопили офицера.
   - Откуда вам это известно?
   Старуха улыбнулась своей возвращенной молодости:
   - Мне известно. Потому что его утопила я.
   - Вы? Пожалуйста, не  смешите!  С  вашим  ревматизмом,  радикулитом,  с
вашими спазмами... - Бакалейщица перечисляла болезни, на  которые  Старуха
жаловалась не раз, и каждая была  весомым  аргументом  и  наповал  сражала
болящую, как сражают только болезни.
   - Ну и что, что радикулит? - отбивалась Старуха. - Стоит мне  собраться
с силами...
   - В вашем возрасте это не так просто.
   Он был молод, Коммерсант,  и  не  выбирал  выражений,  говоря  о  чужом
возрасте. Но Старуха больше не  стеснялась  своего  возраста:  ее  возраст
давал ей право выйти первой, удержать эту молодость, отдав вместо нее свою
старость. Отдать старость  взамен  молодости  -  это  значит  снова  стать
молодой...
   Студентка обняла Старуху за плечи:
   - Ну пожалуйста... Они вам все равно  не  поверят.  А  мне  поверят,  я
скажу, что он меня оскорбил, унизил мое достоинство...
   Как будто  Старуха  этого  не  может  сказать.  Как  будто  у  нее  нет
достоинства, которое можно унизить.
   - Женщины! - воскликнул Профессор. - Почему вы берете на себя неженские
дела? Разве там не было мужчины? Разве некому было утопить офицера?
   - Кого вы имеете в виду? - сухо спросил Коммерсант.
   Возникло молчание, которое сначала  было  неловким  и  беспомощным,  но
потом, крепчая, становилось все более выразительным, уверенным и  могучим.
И, нарушая это торжественное молчание, Профессор сказал:
   - Я имею в виду себя.


   В минуту опасности медляк-вещатель  становится  на  голову  и  начинает
вещать. Другие жуки  разлетаются,  а  он  медлит,  потому  что  ему  нужно
оповестить... всех, кому грозит опасность, оповестить...
   - Что, не похоже? Кабинетный  ученый,  книжный  червь,  и  вдруг  такая
партизанщина. А между тем... - Профессор говорил быстро, не  так,  как  на
лекциях, как будто боялся, что сейчас прозвенит  звонок.  -  Я  его  сразу
заметил. Когда он разделся и вошел  в  воду,  я  последовал  за  ним...  В
молодости я был неплохим пловцом, да и сейчас...  В  общем,  я  решил  его
утопить...
   - Из политических соображений? - поинтересовалась Парикмахерша.
   -  Из  политических.  Из  государственных.  Из  каких   хотите.   Решил
использовать  неиспользованные  возможности,  как  говорил  приятель   мой
Психиатр, прививая своим пациентам истинное величие. Я  хоть  и  занимаюсь
насекомыми, но в человеке этого не люблю... - Он говорил вдохновенно, и  в
глазах его появился отблеск того огня,  на  который  он  в  данную  минуту
летел, как ночная бабочка. Но бабочка не видит, куда летит, а он видел.
   Он говорил о каком-то партизанском отряде, с которым был  связан  и  от
имени которого действовал, он признался, что  получил  задание  уничтожить
представителя оккупационных  властей,  и  не  только  этого  представителя
оккупационных властей, но в всех  остальных  представителей  оккупационных
властей...
   - Неужели всех? - ахнула Парикмахерша.
   - Ну, не всех, возможно. Я ведь тоже там не один... у нас целый  отряд,
если хотите, целая армия...
   Он спешил. Он боялся, что, если он остановится, вся эта история лопнет,
как мыльный пузырь, и он торопливо надувал этот  пузырь,  расцвечивая  его
всеми красками спектра.
   -  Настоящий  мужчина!  -  сказала  Бакалейщица,  тем   самым   отделив
Профессора от Коммерсанта, давая тому понять, что из  них,  двоих  мужчин,
именно он, Коммерсант, - не настоящий.
   Это его задело. Даже внимание женщины, безразличной нам, нам, мужчинам,
вовсе не безразлично. И хотя Коммерсант не собирался пожинать  лавры,  так
щедро посеянные Профессором, но и созерцать их на чужой голове  тоже  было
не очень приятно.
   - Чепуха! - сказал Коммерсант. - Я один знаю, как было  дело.  Все  это
случилось на моих глазах.
   Да, все произошло на его глазах, потому что он был ближе всех  к  этому
офицеру.  Офицера  просто  схватила  судорога.   Коммерсант   видел,   как
исказилось от боли его лицо, как он открыл рот, чтобы крикнуть  о  помощи,
но не успел крикнуть: его захлестнула волна. После этого он еще  несколько
раз появлялся на поверхности, тараща на Коммерсанта  умоляющие  глаза,  но
Коммерсант предпочел остаться в стороне, чтобы не быть замешанным в гибели
офицера.
   - Почему же вы им не сказали, что он сам утонул?
   Профессор - наивный человек. Если бы  Коммерсант  это  сказал,  ему  бы
пришлось отвечать за то, что он не спас  оккупационного  офицера.  Офицер,
таким образом, стал жертвой  подозрительности  и  недоверия  оккупантов  к
населению оккупированной ими страны.
   - Вы просто негодяй, - сказала Бакалейщица. - Боже, и  я  любила  этого
негодяя!
   Так всегда бывает, когда здравый смысл  приносится  в  жертву  эмоциям.
Поступок Коммерсанта был безукоризнен с точки зрения логики,  а  если  нас
нельзя  упрекнуть  с  точки  зрения  логики,  то  все   остальные   упреки
беспочвенны и нелепы.
   - Я пойду, - сказала Старуха. - Вы не бойтесь, я вас не выдам, я скажу,
что сама видела, как он тонул.
   Может, еще удастся спасти Почтальона,  этого  мальчика...  Ее  старость
никому не нужна, а его юность многим еще пригодится.
   - Я пойду с вами, - сказал Профессор. - Два свидетеля лучше, чем один.
   - И я пойду, - сказала Студентка.
   Парикмахерша колебалась. Она бы тоже  пошла,  но  ведь  она  ничего  не
видела... Ее могут привлечь за лжесвидетельство...
   - Все равно вам никто не  поверит,  -  сказал  Коммерсант.  -  Воинская
доблесть требует, чтоб офицер погибал от  руки  врага,  а  не  тонул,  как
мокрая курица. Я это тоже взвесил, поэтому я молчал.
   - Какой же вы негодяй!
   Коммерсант оставил без ответа замечание Бакалейщицы.
   - Давайте рассуждать логично: мальчишка хочет умереть как герой,  а  вы
хотите, чтоб он умер просто как лживый мальчишка. Живым его не выпустят  -
хотя бы за то, что он обманул оккупационные власти. Зачем  же  отнимать  у
него  единственный  подвиг,  пусть  даже  он  его  не   совершил?   Будьте
снисходительны к мальчику, дайте ему умереть героем!


   Еще недавно они жили в этом доме,  надежно  запертые,  отгороженные  от
всех проблем, от необходимости принимать решения. И потолок над их головой
был хоть и ниже, но надежнее неба, и весь их  маленький  мир  был  хоть  и
меньше, чем тот, большой, но гораздо надежней и  благоустроенней.  Теснота
пространства и времени - это  еще  не  обида.  Пусть  вокруг  необъятность
вселенной, безграничность времени, но есть у нас своя  точка,  своя  малая
величина, которая помогает нам видеть  себя  большими.  Во  вселенной  это
трудно -  для  этого  нужна  теснота:  теснота  Земли,  теснота  города  и
квартиры. Мы все великие, разница лишь в степени  тесноты:  один  велик  в
пределах Земли, другой - в пределах  своей  квартиры.  И  у  каждого  своя
вечность - большая или маленькая...
   Они стояли на пороге своей маленькой вечности и смотрели в ту  огромную
вечность,  которую  нельзя  ни  подчинить,  ни  присвоить,  которая,   как
свободная стихия, любит  отважных  пловцов,  уходящих  в  ее  глубину,  не
цепляясь за часы и минуты. Мы привыкли к часам, и минутам, и к месяцам,  и
к годам, но мы должны их покидать, потому что каждый из  нас  -  пловец  в
океане Вечности. И мы не просто пловцы, брошенные как попало в пучину,  мы
сами выбираем свой путь, и  из  наших  коротких  часов  и  лет  созидается
Вечность...
   В эту Вечность ушел Почтальон, изобретатель Вечности,  и  теперь  стало
ясно, что _изобрел он эту, большую вечность_, а не ту, бабочкину. Хоть она
и до него существовала, но  он  ее  изобрел  наново,  потому  что  Большую
Вечность нужно снова и  снова  изобретать,  чтоб  она  не  превратилась  в
пустую,  бессмысленную  стихию.  Совсем  нетрудно  превратить  Вечность  в

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг