заглянула, он незаклеенный. Думаю, вдруг там что-то важное, тогда надо
догонять...
- Да ну, ерунда... - пробормотал Федя.
- А ты марки про знаменитых людей собираешь?
- Только про моряков. У меня тема "Флот". И еще "Искусство"... Ты не
интересуешься? - Это он просто так сказал, неловко было сразу обрывать
разговор.
- Нет, я марками не занимаюсь, - вздохнула она.
- А чем? Фотографией? - вспомнил он. - Чуть под колесо не загремела,
когда фотоаппаратом целилась куда-то...
- Это не фотоаппарат, а кинокамера...
- Такая маленькая? - удивился Федя.
- Да! - оживилась девочка. - "Экран" называется. Такие в шестидесятых
годах делали... Хочешь посмотреть?
- Камеру?
- Ну... то, что она снимает. Как получается...
Федя видел, что ей важно не само знакомство, а просто хочется
показать свою работу. И любопытно было взглянуть. Получалось, что и
правда с о б ы т и е. Но он сказал:
- Да ну... куда я с великом-то... И вообще...
- Велосипед во дворе оставишь, - объяснила девочка и добавила просто,
с неожиданной догадкой: - Ты стесняешься, наверно. Не бойся, дома
никого, кроме меня, нет.
Федя почесал ногу о ногу и повел "Росинанта" в калитку.
Квартира оказалась необычная. С изразцовой печкой, с лепным узором на
потолке вокруг люстры. Окна - высокие, но не широкие, со старинными
ручками из синего стекла. Феде всегда казалось, что интересно жить в
таком вот доме, который помнит многие поколения и где много старых
вещей, книг и кресел, в которых сидели еще прабабушки и прадедушки...
Девочка усадила Федю как раз вот в такое кресло с потертой кожей и
завитушками, а сама притащила два одеяла и стремянку. Стала цеплять край
одеяла за гвозди над окном.
- Давай помогу, - неловко сказал Федя.
- Да я уже... Я привыкла.
Наступил полумрак, в котором отчетливо светился забинтованный локоть.
Девочка поставила на стол небольшой пузатый аппарат с катушками. Умело
заправила ленту. Потом вдруг засмущалась (видно было даже в полумраке),
неловко, по-мальчишечьи как-то переступила плетеными сандалетками.
- Вот... Это я зимой снимала.
В проекторе вспыхнули щелки, заурчал мотор, луч уперся в лист
ватмана, пришпиленный кнопками к обоям. Побежали по яркому экрану точки
и царапины. И вдруг соединились в название разнокалиберные буквы:
"Тик-так, или Маленький сон".
Федя увидел заснеженный двор, малышей с лопатками и салазками. Потом
- забор со снеговыми шапками на столбах. Вдоль забора брел закутанный
малыш лет пяти. Присмотрелся к чему-то в сугробе, присел, начал
раскапывать снег. Вытащил старый (видимо, выброшенный кем-то) будильник.
Крупным планом появилось на экране лицо малыша: довольное, конопатое.
Весело глядел он из-под кудлатой шапки, радовался находке...
Потом пацаненок этот, уже без шубы и шапки, оказался в комнате, где
шевелила зеркальными шариками елка и качали маятник старинные часы (из
их окошечка разок выглянула кукушка). Малыш расстелил на столе серую
бумагу, притащил плоскогубцы, молоток, отвертку и принялся "чинить"
будильник. Сперва побрякивал им и слушал, потом стучал молотком и
наконец начал потрошить. Свистнула наружу пружина. Множество шестеренок,
винтиков и всяких железок посыпалось на бумагу. Причем таких, каких в
механизме будильника и быть не могло. Но это даже смешнее, потому что
кино ведь, сказка.
Малыш озадаченно заскреб в затылке. Попробовал было приладить внутрь
одну детальку, другую, потом махнул рукой, отошел, забрался в кресло
(кажется, в то самое, которое сейчас было под Федей). Сперва он
сосредоточенно думал - видимо, о том, как все-таки починить будильник.
Потом устроился головой на подлокотнике и прикрыл глаза. Уютно уснул,
свесив ноги и уронив с них большие домашние шлепанцы (наверно, мамины).
Вот тут-то и началась у колесиков, гаек и прочей металлической мелочи
своя жизнь!
Сначала выкатилась шестеренка, к ней - словно туловище к головке -
пристроилась гибкая цилиндрическая пружинка. Снизу у пружинки веером
развернулась юбочка из блестящих планок. Появились длинные суставчатые
ножки и ручки. И получилось, что это девочка. Лица, конечно, не было -
какое у шестеренки лицо! Но движения были чисто девчоночьи. Словно
балерина, девочка на цыпочках прошлась туда-сюда, присела, выпрямилась,
метнулась в сторону и в страхе схватилась за голову.
И было от чего! Всякие медные и железные штучки из груды деталей
выползли на середину кадра и образовали механическое чудовище. Появились
лапы с когтями, суставчатый хвост, рогатая голова с челюстями из длинных
зубчатых планок. А внутри туловища поворачивались колеса и шестерни,
двигались рычаги и балансиры. Машинное страшилище пульсировало и хотело
есть. Оно двинулось к маленькой балерине, сжавшейся от страха. Тут бы ей
и конец - челюсти распахнулись...
Но неведомо откуда выкатилась гайка. У нее появилось тело из короткой
дырчатой полоски, ручки-ножки. По повадкам - явно мальчишка. Он
вооружился шпагой из иголки и щитом из подвернувшейся тут же пуговицы.
Мальчишка (скорее всего - принц) отдал страшилищу фехтовальный салют, и
пошла у них война. Ух и сражались! Дракон дрался лапами, лязгал
челюстями, колотил хвостом. Хитро рассыпался на части и складывался
опять, прыгал на противника. Но мальчишка ловко увертывался и так трахал
зверя шпагой, что от того уже навсегда отлетала одна железяка за другой.
И хотя кино шло без звука, Феде казалось, что он слышит звон и грохот
боя.
В конце концов принц с головой-гайкой вставил клинок поперек
драконьей пасти, и чудовище уже не могло захлопнуть ее. Замотало башкой
и жалобно подняло передние лапы. Мальчишка пинками подогнал его к
пустому корпусу будильника. Дракон развалился на детали, которые одна за
другой попрыгали в будильник. Тот захлопнулся и встал на ножки.
Принц шагнул к балерине, та засмущалась, ручки опустила. Мелко
засеменила прочь на цыпочках. Мальчишка догнал ее, взял за руку. Вскинул
голову-гайку, ожидая чего-то. На стол сел бумажный голубок. А для принца
и балерины это был целый самолет. Они и вскочили в него, не долго думая.
Голубок взмыл и полетел мимо люстры, мимо елки. Клюнул спящего малыша в
нос и пропал. Малыш смешно сморщил конопатую переносицу, открыл глаза.
Выскочила опять из часов и несколько раз открыла клюв кукушка. На столе
заподпрыгивал, затарахтел язычком под блестящей шапочкой звонка сам
собой починившийся будильник.
А под елкой улыбался большой ватный Дед Мороз - видимо, волшебник...
Девочка выключила проектор, откинула на окне край одеяла, прижала его
стулом. Щурясь, Федя сказал вполне честно:
- Здорово интересно. Я даже в настоящем кино не видел, чтобы мультик
из таких вот железных деталек...
- Это я случайно придумала. Когда будильник раскопала...
- Тут ведь каждый кадрик отдельно снимался, да?
- Там, где фигурки, конечно...
- Ох, наверно, долго это... Да?
- Возилась целый месяц. Ну... зато интересно.
- Отлично получилось, - опять похвалил Фе-дя. - А еще какие-нибудь
фильмы есть?
- "Ну, погоди!" есть. Пять выпусков.
- Да я про твои говорю!
- Есть немного. Но не такие, а вроде хроники... Я ведь только прошлой
осенью заниматься этим начала. Раньше дедушка увлекался. Давно. Он умер,
когда меня еще на свете не было. А все это хозяйство пятнадцать лет
лежало в чулане: и камера, и проектор, и монтажный столик. И всякое
другое... Я однажды увидела и думаю: дай попробую...
- Трудно было сперва?
- Если фотографировать умеешь, то не очень. Я маленько умела... Да и
справочник кинолюбителя есть...
- Ну, покажи еще что-нибудь...
Опять замелькал экран: центральная площадь Устальска, громадная
новогодняя елка, снежные фигуры, качели-карусели, ледяные горки.
Толкотня, веселье, куча мала в конце ледяной дорожки, а с горки
подъезжают все новые любители потолкаться-поваляться. Двое мальчишек,
большой и поменьше, в одинаковых кроличьих шапках, тоже съехали с горы,
и старший ловко дернул младшего в сторону, чтобы тот не угодил в свалку.
- Стой! - завопил Федя. - Это же мы! Я и Степка!
Фильм остановился. Экран слегка потускнел, изображение замерло.
- Точно! Степка и я! А еще где-то Борис недалеко...
- Надо же! Вот встреча, да?
- Да... А я и не видел, что кто-то нас снимает.
- Конечно, такая толкотня...
- Странно как-то, - сказал Федя, - среди летней жары настоящую зиму
смотреть. И как ты сам в снегу... - Он даже поежился, будто повеяло
январским холодом. Потом вдруг сообразил: - Значит, мы с тобой не первый
раз встречаемся!
- Ага... - почему-то смутилась она. - Выходит, не первый...
- И не познакомились все еще, - слегка насуплено проговорил Федя. -
Звать-то как?
- Меня? Ой... Оля...
- А меня "Ой Федя", - засмеялся он, ощутив неожиданную легкость.
Оля засмеялась тоже. И спросила:
- А Степка кто? Братишка?
- Племянник.
- Дядя Федя...
- Ага! Меня иногда так и зовут: дядя Федор. Как в мультике "Каникулы
в Простоквашино".
- Может, мне тебя тоже так звать?
Федя дурашливо обиделся:
- Ну, погляди, похож я на "дядю"? Тот, в кино, хозяйственный был,
солидный. А я...
- А ты говорил, что перестраховщик, - поддела Оля. - А
перестраховщики, они тоже солидные, предусмотрительные...
- Это как когда!.. Показывай дальше.
Досмотрели ленту про зимнее веселье. Федя спросил:
- А сейчас ты про что снимаешь? Вот сегодня. Когда...
- Когда ДТП? - засмеялась опять она. - Я просто ветки над забором
снимала. И как за ветками, далеко, башня, а по забору кошка идет...
- Но меня-то ты, надеюсь, не сняла? - вдруг испугался он. - Как я
кувыркался. И потом?..
- Думаешь, до того мне было? Я решила, что ты убился...
- Если каждый раз убиваться... - с облегчением проговорил Федя. - А
кошка тебе зачем? Для какого фильма?
- У меня летнее задание... В школе работы нет, наша Маргарита
Васильевна и говорит: "Пусть каждый себе сам дело для летней практики
ищет. А ты, Ковалева, сними кино "Наш город летом", а осенью на классном
часе покажешь"... Потому что я в классе уже "Тик-так" показывала...
- А какое будет кино? Просто так, виды всякие?
- Не всякие... Тут главное - кадры хорошие снять. Можно ведь снимать
по-разному. Скажем, если просто вид с берега, то это одно, а если сквозь
травинки, когда они в капельках дождя, то уже будто сказка...
- Ага! Надо так сделать, чтобы все увиделось как бы по-новому, да? И
город такой... загадочный.
- Правильно! Ты понимаешь! Главное - нужный ракурс! В одной книжке
написано: "Чтобы увидеть необыкновенное в обыкновенном..."
Точно, они говорили об одном и том же! И, радуясь этому пониманию,
Федя едва не сказал о вазе, на которой синяя картина с Городом. Но
сдержался все-таки, словно излишняя откровенность могла сломать что-то
хрупкое. Он только заметил сочувственно:
- Трудно ведь это - искать хорошие кадры, да?
- Конечно... Да и не всегда получается как хочешь. Пока снимаешь,
кажется, что прекрасно, а проявишь, посмотришь - хоть плачь... А еще
очень важно смонтировать как надо. Монтаж в кино - это вообще самое
главное...
Оля увлеклась, такая разговорчивая сделалась. Непохожая на прежнюю,
стеснительную. Видно, не часто ей приходилось говорить о любимом деле с
тем, кому интересно.
А Феде и правда было интересно. В нем словно кто-то раскручивал
пружинку с о б ы т и я. Он сказал:
- Небось куча пленки в отходы идет?
- Ох, конечно... А главная беда, что достать ее почти невозможно...
- Подорожала?
- Да не в том дело! Такую вообще сейчас не выпускают, камера-то
старая, один на восемь.
- Я в этом ничего не понимаю...
- Ну, смотри, пленка узкая, как лента на магнитофоне. Восемь
миллиметров. Раньше ее специально делали для кассетных камер "Кама" и
"Экран". А сейчас - только два на восемь. То есть пленка шириной
шестнадцать миллиметров, но снимают на нее в два ряда: сперва по одному
краю, потом по другому. А после проявки разрезают вдоль специальным
резаком...
- А если до съемки разрезать? В темноте, чтобы не засветилась. И
зарядить в твой "Экран"?
- Так я и делаю. Только морока ужасная... Но и эта пленка тоже редко
продается. Все больше "супер" для новых камер. Она тоже два на восемь,
но на ней перфорация другая, помельче. И не подходит...
- Всюду дефицит, - посочувствовал Федя. И тут разговор замялся. Чтобы
не получилось долгого неловкого молчания, Федя спросил: - А тот мальчик,
что с будильником снимался, - твой брат?
- Нет! Это наших знакомых мальчик. Андрюшка. У меня брата нет, мы с
мамой... Ой, вот она, кажется, пришла!
В прихожей хлопнула дверь.
- Я пойду тогда, - стесненно сказал Федя.
- Постой. Мама не съела ни одного человека, не бойся.
- Лёлька! - раздался густой голос. - Ты дома, душа моя?
- Мы тут! Кино крутим! Иди к нам!
Одеяло на одном окне было откинуто, и Федя разглядел Олину маму
сразу, с порога. Она была худая и высокая, с длинным складчатым лицом,
густыми светло-желтыми волосами (наверно, крашеными). В ушах качались
цыганские серьги-полумесяцы. Узкое зеленое платье переливалось, как
змеиная кожа.
- Здрасте... - Федя неловко выбрался из кресла.
- Это Федя, - бодро сообщила Оля. - Мы познакомились на улице, когда
я чуть не сыграла ему под колесо. Потом он бинтовал мне локоть, и забыл
у нас марки, и приехал за ними, и я показывала ему свои ленты...
- И небось уморила человека... - Олина мама смотрела на Федю как на
вполне знакомого. Зелеными спокойно-веселыми глазами. И он ощутил
освобождение от всякой неловкости. Проговорил с дурашливой виноватостью:
- Дело не в марках, я все равно бы приехал. Преступника всегда тянет
на место, где пролилась кровь его жертвы.
- Много пролилось-то? - обеспокоилась Олина мама.
- Да не слушай ты его! Я сама виновата, на гвоздь наткнулась. И не
здесь это было, а на Садовой...
И тогда вдруг Федя сказал:
- Оль, а помнишь, там недалеко такой длинный дом? На спуске. А в
крайнем окне - ваза с синим городом...
- Конечно! Я на нее часто смотрю!
- Вот бы ее снять для твоего фильма! В самом начале. А потом уже виды
нашего города. Ну, понимаешь, вроде как перекличка: сказочный город и
наш...
- Фе-едька... - выдохнула она. - А ведь это в самом деле! Главный
стержень фильма может из этого получиться... А я смотрела, смотрела на
нее, и даже в голову не пришло. Ты только сейчас догадался?
- Раньше у меня знакомых кинооператоров не было...
Олина мама спросила:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг