прапорщика рассеялись всякие сомнения.
- Ну, гуляй, отпускник! Каникулы небось?..
От Военторга Федя двинулся во двор к Борису. Тот жил на улице
Грибоедова в старом восьмиквартирном доме, обшитом потемневшим тесом.
Над домом, как над исследовательским кораблем, торчала щетина
разнокалиберных антенн. На дворе в ряд выстроились дровяники и сараи. В
одном из сарайчиков стоял их с Борисом "Росинант" - драндулет
Пензенского завода. Дребезжащий от старости, но легкий на ходу, потому
что втулки перебирали регулярно и о смазке не забывали... Сегодня надо
было наконец разбортовать заднюю шину и подклеить заплату на камере, а
то колесо спускало через каждые полчаса...
У сарая Федя встретил Борькину бабушку. Она обрадовалась и спросила,
не хочет ли Феденька холодной окрошки. Феденька хотел. Поглощая на кухне
окрошку, он узнал, что пришло письмо из Ярославля, где была очередная
стоянка туристского четырехпалубного "Михаил Кутузов". Борис и его
родители сообщили, что повидали множество городов и всяких интересных
мест и уже соскучились по дому. Плавание по Волго-Балту очень
увлекательное, только подводит погода: часто идут дожди...
- А у нас хоть бы капля перепала. На огороде все сохнет...
- Синоптики обещали грозу, - утешил Федя.
- Дай-то Бог... - Бабушка глянула на икону в углу.
Часа полтора Федя возился с велосипедом: приклеил резину, качнул во
втулки жидкого масла, примотал покрепче проволокой тормозную планку.
Потом отыскал в коробке со всякой мелочью ту самую пряжку. Борис давно
говорил: давай подарим Степке, чего она без дела валяется... Федя
поколотил поленом кожу (а точнее - твердый искусственный материал).
Пояс, конечно, сделался обшарпанным, зато не таким жестким. Федя
приладил его к пряжке и отрезал лишнее, а то хватило бы на шестерых
Степок...
Когда Федя вернулся домой, на кухне хозяйничала мама. Сообщила, что
сегодня с обеда у нее отгул.
- Отработал свою практику?
- Завтра еще день...
- Что же вы там, бочки с мазутом катаете? Ноги перемазаны...
- Это я "конягу" чинил... Мама, обедать не хочу! Меня Оксана
Климентьевна окрошкой кормила. Две тарелки!
- Сейчас на рынок пойдем. Помойся только, чучело.
Федя с удовольствием забрался под душ и заверещал под холодными
струями. Сразу позабылась всякая жара... Но потом пришлось пустить и
теплую воду, иначе смазка не отмывалась.
- Много мыла не трать! - крикнула из кухни мама. - Там последний
кусок, по талонам опять не дали...
Федя сказал из-за двери, сквозь шумное журчание:
- Вот если бы ты пускала меня на речку, никакого мыла не пришлось бы
тратить. Песочком оттирался бы...
- Приедет Боря, тогда пожалуйста, вдвоем. Он - человек надежный. А ты
растяпа. Сам же говорил - плаваешь еле-еле...
- Там и плавать-то негде! Везде по пуп!
Речка Ковжа, что под заросшими береговыми откосами дугой опоясывала
Устальск, была когда-то судоходной. До революции стояла на ней пристань
купца Елохина, и с низовьев подходили сюда грузовые и пассажирские
пароходы с могучими гребными колесами. Федя видел их на фото в
краеведческом музее. Но сейчас единственными судами на Ковже были
"форфанки" с лодочной станции, моторки частников да трескучий катерок
ОСВОДа. В середине лета взрослый дядька мог перейти Ковжу, не замочив
подбородки. А у берега всегда было полно отмелей, удобных для купания.
Правда, вода попахивала отходами фабрики "Восход", но местные жители,
особенно пацаны, были неприхотливы... Однако убедить маму, что купание в
одиночку не связано ни с каким практическим риском, Федя всерьез и не
пытался. "Перестраховочные тенденции" были в ней сильны не менее, чем в
сыне...
Ходить на рынок Федя любил. Правда, с товаром в последнее время было
небогато, но все же хватало интересного. Пестрели цветочные ряды.
Предприимчивые кооператоры продавали всякие забавные штуки: раскрашенные
индейские маски из гипса, игральные карты с портретами политиков вместо
королей, дам и валетов, расписные глиняные копилки, вырезанных из дерева
гномов и раскрашенных солдатиков ростом с палец.
Громадные, построенные еще в тридцатые годы павильоны "Мясо" и
"Молоко" - с решетчатыми конструкциями и сводчатыми потолками - были
почти пустыми по причине продовольственных трудностей. Они были похожи
внутри на ангары для космических аппаратов (опять же из Фединых снов про
Город). Зато среди открытых овощных рядов было оживленно. Правда, в
середине июня овощей маловато: зеленый лук, укроп да тепличные огурцы и
помидоры. Но вместе с прошлогодней картошкой и свеклой, связками
золотистых луковиц и сушеных грибов они создавали видимость некоторого
изобилия. К тому же приехавшие с юга торговцы продавали дряблые яблоки и
свежую черешню. Цена на черешню била покупателя в упор, как залп
картечи, но мама, поохав, купила все-таки полкило. Федя сунул одну ягоду
в рот, и мир вокруг сделался сладким и прохладным...
Рядом с грудой черешни на прилавке лежал почему-то совсем не
подходящий для этого места товар: приколотые к серой тряпице значки. Это
были белые эмалевые кружочки размером с полтинник, а на них - фигурки
всяких персонажей: Буратино, Незнайка, Кот в сапогах, Дюймовочка и
прочая сказочная компания. Видимо, торговец черешней подрабатывал еще и
таким вот "значковым" промыслом.
Феде понравился значок, на котором красовался толстый человечек с
пропеллером за спиной. Федя ткнул пальцем:
- Почем?
- Адын рупь! - обрадовался темнощетинистый продавец. - Бэры, мальчик,
хароший значок... - Он стал отстегивать Карлсона. - Ай, булавка
отскочыла... Ладно, мальчик, бэры бэз дэнег, прыклеишь булавку, будэшь
носыть...
- Спасибо! - Федя схватил значок и бросился догонять маму, на бегу
размышляя, что не такие уж скаредные эти южные купцы, хотя все их
обвиняют в рвачестве.
- Возьми сумку, там картошка, - сказала мама.
Федя подхватил отяжелевшую сумку и опять кинулся в сторону - к
стеклянному киоску с открытками и журналами.
- Ты куда?! - всполошилась мама. Потому что сквозь стекла киоска
светились на лаковых календарях голые девицы. Но Федю интересовали не
девицы (к ним давно все пригляделись, этого добра хватало на каждом
углу, где есть киоски). Федя издалека увидел серию марок "Русские
адмиралы". Марки стоили всего двадцать две копейки, сдачи от ремня
хватило на два комплекта - один в альбом Феде, другой Борису. Федя сунул
всех адмиралов в один конверт и спрятал его под майку...
Дома Федя приклеил эпоксидкой к подаренному значку булавку и сунул
Карлсона в ящик стола: пусть смола застывает.
- Мам, я возьму "Росинанта" и покатаюсь! А потом заеду за Степкой.
- Осторожнее только, ради Христа, не носись как угорелый. И на шумные
улицы не суйся.
- Я всегда осторожно. И никуда не суюсь...
- С той поры, как Лев Михайлович соорудил для вас эти колеса, у меня
ни минуты покоя...
Лев Михайлович, Борькин отец, собрал им "Росинанта", можно сказать,
"по косточкам". В прошлом году. Это получилось и дешевле, чем покупать
новый велосипед, и, главное, их, новых-то, ни в одном магазине все равно
не сыщешь...
- Не бойся ты за меня, я же перестраховщик...
- Болтун ты, - вздохнула мама.
...Федя уехал из района серых многоэтажек, в котором лишь несколько
столетних тополей да кирпичный особняк с конторой домоуправления
напоминали, что когда-то здесь были старинные, еще восемнадцатого века,
улицы. Он покатил по тропинке вокруг стадиона - головки подорожников и
золотые одуванчики щелкали по спицам. Конверт с адмиралами тихо
шевелился на животе: Федя так привык к нему, что забыл выложить дома.
После стадиона Федя проехался по берегу Ковжи. Здесь над обрывом
ремонтировали церковь. Еще недавно была она огорожена забором с
проволокой, и там располагался цех пивоваренного завода. Теперь церковь
отдали верующим, и строители возводили заново колокольню - вместо
разрушенной в давние годы. Кирпичная двухъярусная башня с арками была
уже готова, и рабочие стучали топорами среди стропил крыши. А вместо
забора вокруг церкви стояла узорная решетка из чугуна.
Федя отдохнул здесь, свалившись прямо в траву навзничь. Зной плыл над
травой, и Федя растворялся в нем, будто кусок рафинада в теплом чае. Это
было приятно. Однако, чтобы не растаять совсем, он стряхнул с себя
оцепенение и вскочил, распугав кузнечиков. Покатил опять. Решил выехать
на Садовую и глянуть на вазу с синим городом...
Вот здесь-то, как известно, и случилось ДТП...
Кино один на восемь
Итак, натянув зашитую майку, Федя поехал в детсад.
Уже издалека заметно было за низкой зеленой изгородью мелькание
пестрой детсадовской толпы. А человек семь сидели прямо на заборчике,
свесив ноги на улицу. И конечно, завопили:
Едет Федя
На ве-ло-си-пе-де!
Едет Федя
На ве-ло-си-пе-де!
Степка выскочил встречать. За ним появилась известная своей
занудностью Элька Лохматюк. Сообщила:
- А Степу сегодня ставили в угол...
- За что?
- А он дразни-ился. На Дениса Копырина...
- Как? - строго спросил Федя Степку.
Но ответила опять же Элька:
- А вот та-ак:
Ты иди все прямо, прямо,
Впереди помойна яма.
Погляди в ту яму вниз -
Там сидит дурак Денис...
- Между прочим, ябедничать стыдно, - сказал Федя Эльке. А Степку
сурово спросил: - Я тебе для этого, что ли, утром устное творчество
рассказывал?
- А это и не то вовсе! Я сам придумал!
- Ты переделал то, что про Бориса! Это свинство!
- А Денис первый задразнился! Опять "грузди-обабки...". А потом
засунул мне под майку песочный шиш.
- Что вас мир не берет? - с досадой сказал Федя. - Все время
грызетесь да царапаетесь. Зверята и те дружнее живут в зоопарке, на
площадке молодняка...
- На них же воспитательша не орет каждую минуту...
- Катерина Станиславовна, мы поехали! - крикнул Федя "воспитательше"
через изгородь. Велел Степке сесть на багажник, и они покатили по
краешку щербатого асфальтового тротуара. Улица Хохрякова была спокойная
- улица библиотек, поликлиник, детсадов и небольших контор, которые
располагались в бывших купеческих и дворянских жилищах. Никто не ругался
на мальчишек, едущих там, где место для пешеходов. Степка потряхивался
на багажнике и недовольно молчал, обидевшись на "свинство". Потом
все-таки спросил:
- А ремень сделал?
- Сделал. Потерпи до дня рожденья...
- Лучше подари заранее. Тогда я буду дольше радоваться. А то
неинтересно, когда все подарки за один раз...
- Ладно уж, - согласился Федя, потому что в Степкиных словах была
логика.
А Степка вдруг поинтересовался:
- Где ты майку разодрал?
- Было дело... Ох!.. - Федя тормознул и хлопнул себя по животу. -
Марки-то?
Степка пожелал узнать, что случилось.
- Потом расскажу... - Федя домчал его до своего двора, тормознул у
подъезда. - Шпарь домой, скажешь, что я поехал... к одному знакомому. Я
у него новые марки забыл. Скоро вернусь... На лифте не езди, а то
застрянешь, топай пешком! - И Федя рванул на улицу Декабристов...
Но через квартал он сбавил скорость. От нерешительности. Подумал:
хорошо, если окно открыто и о н а по-прежнему сидит на подоконнике... А
если не так, что делать? Стучать в дом, спрашивать о девчонке, про
которую не знаешь даже, как зовут... Может, ну их, эти марки? Нет,
жалко... И по правде говоря, не только в них дело. Почему-то х о ч е т с
я вернуться к тому дому.
Сама девчонка Федю не интересовала. Даже лицо не вспомнить.
Запомнилось лишь, как поднимала к губам костяшки и дула на них, будто
обожгла. В общем, ничего привлекательного...
Не надо думать, что Федя вообще не заглядывался на девочек.
Приходилось уже и влюбляться. Ну, Зойка Волошина в четвертом классе -
это, конечно, была детская игра в тайную любовь. А вот в этом году,
когда в их классе появилась Настя Шахмамедова, дочка вернувшегося из
Польши офицера... Федя сладко млел от нежности, глядя на нее. Другие
мальчишки тоже на нее заглядывались, но Федя не ревновал: Настя со всеми
держалась одинаково - весело и чуть насмешливо... На физкультуре она
лучше всех крутилась на перекладине и брусьях и не скандалила, как
другие семиклассницы, что Георгий Максимович заставляет их заниматься в
"короткой форме" - в купальниках. Весной она раньше всех девчонок стала
ходить в гольфах, с открытыми смуглыми коленками, и вся была смуглая,
точеная и казалась Феде похожей на хрупкую певучую скрипку.
Он так однажды и видел ее во сне - в образе девочки-скрипки, которую
надо отыскать в таинственных подвалах Города и расколдовать; томился,
искал, зная, что в случае удачи наградой будет необыкновенная музыка...
А бывали и другие сны - от которых он просыпался с колотящимся сердцем и
капельками пота на лбу. И зарывался лицом в горячую подушку, мучаясь
тайным стыдом и страхом... Но в снах случается такое, чего никогда не
бывает наяву. А наяву шло все как полагается. Сперва - случайные
разговоры, потом: "Ты читала "Марсианские хроники" Брэдбери? Неужели не
читала? Давай зайдем ко мне, я тебе дам..." Затем - два билета на
приезжую клоунаду "Мимикричи"... А конец - тоже обыкновенный: "Извини,
Федя, сегодня я ужасно занята..." И отвратительного вида хлыщеватый
девятиклассник Потапов, который ждет ее на углу... К счастью, страдания
прекратились в середине мая, когда Настиного отца с семьей опять срочно
перевели куда-то. Недели две еще дотлевала печаль воспоминаний, а потом
стало некогда - экзамены...
Федя знал, что с нынешней незнакомкой ничего т а к о г о не будет. И
тянуло его к тому дому с палисадником не простое желание увидеть ее, а
неясная подсказка, что должно произойти с о б ы т и е. Что-то
интересное. Это было как предчувствие в снах про Город. Потому что
Садовая и улицы рядом с ней, и ваза в окне, и новая колокольня, выросшая
над заборами, - это ведь тоже частичка Города. Или хотя бы намек на
него...
Окно оказалось открыто. Но девочку Федя там не увидел. Остановился у
знакомого палисадника, нерешительно брякнул звонком. Потом еще... И
тогда она выглянула. Не удивилась.
- Ты за марками приехал? Или сюда...
Федя опять перебрался через палисадник. Девочка протянула конверт.
- Я почти сразу спохватилась, но ты так быстро уехал. Извини, я
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг