Борис прибежал утром, когда Федя и Степка еле продрали глаза. Степка
завизжал и облапил Борьку за шею.
- Спасите, душат! - сказал Борис. - Ты чем это мне пузо царапаешь,
террорист?
- Это пряжка! У меня день рождения был, Федя подарил от него и от
тебя. Правильно?
- Само собой, - подтвердил Борис, потирая под белой футболкой живот.
- А я тебе еще один подарок привез. Вот... - Он полез в карман на
новеньких, еще хрустящих шортах из серой плащевой ткани. И вытащил
пластмассовый пистолет. Щелк - из ствола выскочила клоунская головка,
закачалась на пружинке.
Степка опять взвизгнул. И умчался хвастаться подарком.
- Наплавался, значит, - сказал Федя Борису. - Ну и как?
- Интересно. Столько всего насмотрелись, даже каша в голове.
Здорово... Только потом уже домой хотелось... И погода еще фиговая, от
Ленинграда до Ульяновска - везде холод. И в Москве дожди. А сюда
приехали - будто Африка. Первый раз оделся по-летнему, как нормальный
человек...
- А я тут ни разу не искупался даже. Мать говорит: вот приедет Борис,
тогда пожалуйста... Тебе полное доверие.
- Степку отведем и махнем! Ага?
- Ладно. Только...
- Что? - Борис чутко уловил Федину нерешительность.
А дело в том, что с утра должны были Федя и Нилка прийти к Оле и
приводить в порядок лабораторию.
Борис глянул из-под ресниц. И сказал безошибочно:
- Чегой-то царапает твою грешную душу, дядя Федор. Раскалывайся...
- Ничего не царапает! Познакомился я тут... с одними людьми. Дело
затеяли.
Ну и поведал все Борису, сердясь на себя за непонятное смущение и
виноватость и понимая, что Борис все его чувства и мысли читает как на
белом листе.
Но он же был замечательный, лучший на свете человек, Борька Штурман!
Он поскреб щетинистую макушку и сказал с нарочитой опаской:
- А меня-то возьмут в эту компанию? Я тоже кином интересуюсь...
- На тебя там вся надежда, - с хмурой озабоченностью сообщил Федя. -
Потому что никто не может ни молоток толком держать, ни паяльник. А
работы всякой во сколько...
- Эх, рабо-ота... - протянул Борис на мотив "Эх, дороги, пыль да
туман...".
Федя спрятал за деловитостью недавнее смущение:
- Кстати, у Ольги в школе можно будет для тебя справку выбить, что
отработал практику на киносъемке. Сейчас ведь где угодно можно
отрабатывать. Это чтобы тебе не вкалывать в августе на опытном
участке... А то прогулял июньские трудовые дела в родной школе, турист
несчастный!
Борис вдруг сказал. Строго так:
- Ты мне зубы, Феденька, не заговаривай. Боюсь я...
- Чего?!
- Не получилось бы у тебя как с Настасьей. Опять будешь изводиться до
нервного истощения...
- Да ты что!.. Вот ты сам на нее посмотришь! Разве Ольга похожа на
тех, кто крутит людям мозги?
Звездная метка
Оля думала, что Борис, о котором не раз вспоминал Федя, - это рослый
парнишка с ухватками мастерового и снисходительным взглядом старшего
приятеля. Этакий Данила-мастер. А с Федей пришел невысокий, тонкий (даже
ломкий какой-то) мальчишка с острыми локтями и торчащими, "гранеными"
коленками. Смуглый, с темным ежиком стрижки. Он вздохнул стесненно,
бормотнул "здрасьте", прошелся по Оле взглядом из-под густых, похожих на
черные зубные щетки ресниц (Оле показалось, даже, что они пощекотали
ее). И сказал:
- Федор говорит, что паять надо что-то и приколачивать.
Паять надо было контакты у моторчика от старого вентилятора. Тогда
моторчик станет через редуктор крутить катушку в бачке во время
проявления пленки. А приколачивать следовало полки в старом платяном
шкафу, который рассыхался здесь, в гараже. Федя и Нилка уже сделали
наполовину эту работу, но Оля посмотрела на нее с недоверием. Подпорки
полок были жидкие, ставить туда тяжелые банки с растворами - себе
дороже.
Борис пошатал шкаф и сообщил, что "эту продукцию середины века" надо
сперва сколотить и укрепить саму по себе, а уж потом ставить полки.
Иначе это все равно что клеить обои в доме, который съезжает с обрыва в
реку...
- Но сперва - на речку! Искупаемся! - напомнил Федя.
- Конечно... - охотно отозвался Борис. - Только вот сколочу этот
памятник архитектуры... Нил, дай-ка отвертку, надо открутить шарниры...
Нилка прыгнул в угол, где валялись инструменты. С такой готовностью!
Провозились два часа. Потом сходили на узкий пляж под заросшим
обрывом Ковжи. Оля плавала и ныряла наравне с мальчишками, а Нилка
насупился и купаться отказался.
- Дома не велят, что ли? - сказал Борис. - Давай мы твоих родителей
уломаем. Мол, на нашу ответственность...
- Да нет, мне самому не хочется. Нисколечко.
Но когда они вышли из воды, Нилка смотрел, кажется, с завистью. Федя
наклонился к нему и спросил шепотом:
- Ты, может, плавать не умеешь? Давай научим. Да и мелко здесь, не
потонешь.
- Нет, я умею. Нас учили во втором классе, в бассейне... - Он вдруг
осторожно взял на ладонь Федин крестик - тот качался у его лица. - Можно
я посмотрю?.. А ты по-настоящему в Бога веришь, да?
Федя помолчал секунду и сказал:
- Да, Нилка.
- А... ты так думаешь? Бог только нашими делами распоряжается, на
Земле, или везде-везде? Во всех галактиках?
- Я думаю, что везде, Нилка...
- Это хорошо, - сказал он серьезно и непонятно.
Когда поднялись по откосу, все чувствовали себя слегка виноватыми
перед Нилкой: они-то купались, а он, бедняга, ждал и жарился. Но Нилка
повеселел и вдруг сказал:
- Хотите посмотреть, где была мастерская прадедушки?
Борис, конечно, ничего не понял. А Федя хотел: вдруг показалось, что
есть в этом завязка для нового события.
Оля спросила:
- А далеко это?
- Нет, что вы! Два квартала!
Они вышли на Пароходную улицу, всю в разлапистых кленах. Потом Нилка
свернул в тесный проход между заборами, где тропинка пряталась в
чертополохе и крапиве. Ему-то в школьных штанах ничего, а остальные...
- Ну С'сусанин, - сказал Федя. Впрочем, себе под нос.
Вышли наконец на заросший репейником и бурьяном пустырь с какими-то
сарайчиками и хибаркой без окон. За хибаркой поднималась кирпичная стена
с еле заметными пятнами побелки.
- Вот тут, - слегка торжественно известил Нилка. - Раньше здесь
проходил Котельный переулок. А стена эта - для безопасности от пожара,
называется "бранд-майор"...
- "Брандмауэр", чучело ты ученое, - сказала Оля, почесывая ноги.
- Ну ладно, все равно... А за стеной как раз и стояла фотография.
Деревянная. А передняя стена и полкрыши у нее из стекла... Смотрите,
наверху еще буквы остались...
В самом деле, приглядевшись, можно было рассмотреть остатки крупных
букв, написанных когда-то черной краской:
ФОТОГРАФЪ Н.Е. БЕРЕЗКИНЪ
Федя, почесываясь, как и Оля, объяснил Бо-рису:
- Нил Евграфович его звали. Он до революции был знаменитый в нашем
городе фотомастер.
- Да, - подтвердил Нилка. - После него осталась с'совершенно
уникальная коллекция негативов. Папа их целый год разбирал, когда
составлял картотеку... Зато теперь он записал ее на дискету. Если надо
какой-нибудь снимок найти - вставил, нажал - и пожалуйста... На этих
негативах целая эпоха. С'страх подумать, что они могли пропасть.
- Куда пропасть-то? - сказала Оля.
- Очень просто. Прадедушки уже не было в живых, а за дедушкой пришли
в тридцать с'седьмом году. Ну, как за многими тогда. Говорят: вы шпион.
И обыск начали. А ящики с негативами бабушка заранее спрятала на
чердаке, туда не добрались... А то бы с'с концом...
- А дедушку расстреляли? - тихо спросил Борис.
- Нет, он, к с'счастью, вернулся. Из лагеря он, когда война,
началась, попросился на фронт, и ему разрешили. А после войны пришел
домой. А потом уж у них с бабушкой родился мой папа, он был поздний
ребенок... А если бы дедушку расстреляли, тогда бы папа родиться не
успел, и меня бы тоже на свете не было. Можете такое предс'ставить?
Представить такое было невозможно. Чтобы вот этого Нилки с'совершенно
не было на свете"! Страшно даже стало. И Борис тихонько спросил о
другом:
- Ты про дискету говорил. У вас что, компьютер есть?
- Есть маленький, "бэкашка". "Электроника-001"... Папа в прошлом году
купил. Говорит: надо быть на уровне современности.
Оля оживилась и спросила с подходом:
- Нилушка, а папа его для себя купил или тебя тоже подпускает?
- Почему - для с'себя! Да я-то как раз и торчу за ним больше всех!
Даже мультики на мониторе делать научился! А у папы он только для
справок. Если надо, например, какую-нибудь старую фотографию для
исторической передачи...
- А кто твой папа? - спросил Борис.
Федя и Оля переглянулись. Они этим до сих пор как-то не удосужились
поинтересоваться.
- Папа-то? - Нилка вроде бы слегка удивился. - Он оператор областного
телевидения... То есть сейчас не областного, он там поругался с
начальством и стал работать в независимой программе "Устальские
колокола". Знаете?
Программу знали, конечно. От нее кряхтели и ежились все бюрократы
Устальской области. А еще в этой программе были передачи про городскую
старину и детские выпуски "Здравствуйте, я ваша тетя...".
- И молчал! - жалобно сказала Оля. - Нет чтобы познакомить с папой!
Он-то в тыщу раз больше нас понимает в съемках! Посоветовал бы
что-нибудь для фильма...
- Я, конечно, познакомлю! Мама целый месяц говорит: хоть бы
посмотреть, с кем это ты там связался? Может, с наркоманами или... с
этими... на "ракетчиков" похоже...
- С "рэкетирами", горюшко мое... Большое твоей маме спасибо, -
сказала Оля.
А Федя спросил:
- Почему "целый месяц"? Мы же всего несколько дней знакомы.
- Правда? - изумился Нилка.
День получился хороший, длинный, с веселыми разговорами и всякими
полезными делами. Обустроили шкаф, расставили на полках киноимущество,
наладили мотор для бачка. Борис развесил в нужном порядке инструменты.
Потом снова сходили на "исторический" пустырь, чтобы снять, как Нилка
разглядывает стену с именем прадедушки. Это Борис придумал: "Вы что,
товарищи, разве можно упускать такой кадр! Здесь же та самая... как
говорится, связь поколений! А еще надо старинные фотографии про город
снять. Чтобы не только нынешние дни были, но и как раньше..." Идея всем
понравилась. А съемка на пустыре на этот раз сорвалась - забыли
экспонометр. Ничего, успеется еще! Впереди июль, август...
К концу дня Оля стала смотреть на Бориса с особой ласковостью и
уважительностью. Будь это Настасья Шахмамедова, Федя воспылал бы
ревностью. А тут... ладно уж...
В середине дня пришлось, конечно, сбегать домой, чтобы пообедать, а
потом снова - чтобы доставить из детсада Степку. Затем Федя и Борис
опять умчались туда, где урчал моторчик, вращая в бачке отснятые
накануне пленки: о том, как Нилка бродит и разглядывает городские
чудеса. Пленки получились что надо. Нилка вовсе не деревенел, как Федя,
когда его снимали. Ходил, смотрел, оглядывался, задумывался, как
положено, чтобы "создать настроение". Особенно хороши были крупные планы
с его лицом. Смотрит сперва серьезно, тревожно даже, потом глаза
теплеют, и наконец - улыбка...
Домой Федя и Борис возвращались уже после десяти. Хорошо, что дни в
конце июня светлы до полуночи... Шли изрядно утомленные и потому,
наверно, молчаливые. Федя все поглядывал и не решался спросить: "Ну, как
они тебе - Оля и Нилка?" Но Борька, он же все чуял. И сказал:
- Нил этот - прямо уникальное существо. С ним не соскучишься... Полки
приколачиваем, и он говорит: "Давай для прочности поставим
кронпринцы..." - "Что-что? Кронштейны, наверно?" - "Ой, да. Я помню, что
какое-то слово придворное. А точно забыл..."
Борис вроде бы подсмеивался над Нилкой. Но Федя знал, что это не так.
Дело ведь не в словах "уникальное существо", а в том, каким тоном они
сказаны. Тон был сдержанно-ласковый и почему-то тревожный. Впрочем, тут
же стало ясно почему. Борис проговорил уже без намека на улыбку:
- Знаешь, Федь, по-моему, его в школе затюкивают.
- Ты думаешь? - обеспокоился Федя.
- Толпа всегда изводит таких вот... на других не похожих. Тех, кто
сдачи дать не может... Он же языкастый и откровенный. Небось перед
учителями права качает, а одноклассники гогочут. И потом его же клюют...
Картина была правдоподобная. Так, скорее всего, и есть.
- Жалко, что он не в нашей школе...
- И не в Олиной, - вздохнул Борис. - Она тоже могла бы заступиться,
если что.
- Ты думаешь? - опять сказал Федя с сомнением.
Борис глянул искоса:
- А что! Она же храбрая девчонка.
- С чего ты взял?
- Ну... вообще. Сережки вот, например... Это не каждый решится - уши
прокалывать. В живое иголку толкать...
- Ох уж! Некоторые девчонки с младенчества сережки носят. Все они,
что ли, ужасно храбрые? А наша Ксения? Тоже уши проколоты, а такой
трусихи свет не видывал...
Борис несогласно молчал. Федя добавил:
- А ухо кольнуть - подумаешь! Все равно что укол тоненьким шприцем...
- Уколы-то в какое место ставят! А здесь - рядом с головным мозгом.
Можно было бы заметить, что собственный Борькин мозг вдруг потерял
склонность к здравым суждениям. Или хотя бы сказать с ехидной
подозрительностью: "Ох, Боренька..." Но хватило ума придержать язык. И
Федя сказал другое:
- А здорово ты придумал - старые фотографии снять...
- Это потому, что я в плавании на старинные города насмотрелся, - с
облегчением отозвался Борис. - А наш Устальск, если приглядеться, разве
хуже?
Нилка сказал, что фотографий про старый город у них дома целый
альбом.
- Пойдемте, покажу!
- Да ну, - заробела Оля. - Ввалится такая компания... Что родители
скажут?
- А что они скажут? - удивился Нилка. - Люди по делу пришли! А кроме
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг