Она дернула с меня одеяло и опять взялась за голову.
Потом она мазала меня тройным одеколоном и бинтовала. Я терпел,
только шипел сквозь сжатые губы. Наконец лечение кончилось, и мама
велела мне весь день сидеть дома. Не в наказанье, а просто другого
ничего не оставалось: куда я пойду такой изодранный и запеленутый, как
мумия?
Что же, я сидел и вспоминал ночные приключения. И разные были во мне
чувства. Гордость была, потому что я победил Хозяина. Радость была,
потому что ржавые люди теперь все расколдованы и могут жить
по-человечески. И грустно было, что летать больше не смогу. Неужели
никогда не смогу?
А может быть, ведьмы что-то придумают и помогут мне?
Но тополиного пуха для пряжи теперь нет и не будет до нового июня.
Целый год ждать! Да к тому же я догадывался, что Настя, Глафира и
Степанида уже и не ведьмы. От ржавой неволи избавились, но и волшебство,
наверно, потеряли...
Ладно. Все равно их надо навестить. Узнать, как идет их вольная
жизнь. Спасибо скажут - и то хорошо. А может, хотя бы их мазь для
царапин сохранила волшебную силу?
Кое-как я дождался полуночи. Выбрался в окно и двинулся по огороду.
Шел я без опаски, потому что привык: в это время все крепко спят. И я
ужасно перепугался, когда за кустами смородины кто-то заверещал и
кинулся от меня напрямик через гряды.
Я упал на четвереньки в ботву и лишь спустя минуту догадался, что это
была Нюра. По визгу догадался. Она, видимо, шла от уборной, увидела меня
в бинтах и решила, что это мертвец или привидение.
Теперь своими воплями она перебудит весь дом! Пришлось возвращаться
через окно в постель.
Нюра, однако, никого не разбудила. С полчаса я слышал сквозь
заколоченную дверь, как она постанывает и стучит зубами на своей
лежанке, потом опять стало тихо. Я поднялся...
На этот раз я добрался до бани без приключений. Оконце не светилось.
В бане было пусто. Исчез дощатый стол, исчезли прялки, ткацкий станок,
швейная машина. Это я определил на ощупь, потому что стояла темнота.
Луна пряталась за тучами, а лампочка не зажглась, сколько я ни щелкал
выключателем.
На мой робкий оклик никто не отозвался.
Сразу, отчетливо и полностью понял я, что сказка кончилась. И даже
показалось, что ничего не было: ни ведьм, ни тополиной рубашки, ни
Хозяина. Может, я все придумал, а теперь просто так пришел сюда? Я готов
был поверить в это, да только откуда бинты и ноющие царапины?
Впрочем, к утру царапины перестали болеть и засохли. Бинты я
размотал. Правда, пришлось натянуть длинные штаны и раскатать рукава у
ковбойки, потому что выглядел я все-таки ужасно ободранно. Маму я
убедил, что совершенно здоров, и помчался к друзьям на улицу Герцена.
Там, во дворе, я увидел Вовку Покрасова, Тольку Петрова, Амира и еще
нескольких ребят. Был среди них и Лешка Шалимов. Оказалось, его
пригласили, чтобы он помог решить сложный вопрос: как достать из
развилки тополя Вовкин самолет. Вовка соорудил модель из дранок, бумаги
и резины, и они с Толькой пустили эту штуку из окна Толькиной квартиры,
со второго этажа. Самолет сделал вокруг тополя вираж и застрял в
разветвлении ствола. В таком месте, куда никому не удавалось добраться.
Когда я подошел, все обрадовались:
- Ура, Славка достанет!
Лешка хлопнул меня по спине и сказал:
- Давай проявляй свои способности.
Я покачал головой:
- Не могу.
Толька Петров сразу разозлился:
- Почему не можешь? Надорвешься, что ли?
Я понимал, что хитрить бесполезно. И сказал сразу:
- Всё, ребята. Отлетался я. Больше уже никогда не смогу.
Они сразу поняли, что это всерьез.
- А что так? - сочувственно спросил Вовка Покрасов.
Ответить я не сумел, потому что заскребло в горле и защипало в
глазах. Чтобы этого не заметили, я запрокинул лицо и стал смотреть на
застрявшую модель. Ее растрепанный хвост косо торчал из развилки. А на
тополе трепетали и тихонько лопотали о чем-то листья... А может, они мне
что-то лопотали? Может, сказать хотели что-то, утешить? Наверно, так и
было! Это же м о й тополь, в моей крови капелька его сока! Значит, он
меня понимает...
- Подождите, парни, - сипловато от подступивших слез сказал я. -
Отойдите пока... Я попробую...
Они, конечно, ничего не поняли, но послушно отступили от меня и от
тополя, а я шагнул к стволу, погладил бугристую кору. Даже щекой к ней
прижался. И прошептал:
- Ну зачем тебе этот самолет? Отдай... Вовка с Толькой делали,
старались... Ну, пожалуйста...
Может, и правда тополь услышал и встряхнулся. А может, ветер дунул
покрепче. Похожая на крылатую табуретку модель вывалилась из развилки и
с треском приземлилась у крыльца.
- Ну и дрова, - сказал Лешка Шалимов. - Стоило из-за такой развалины
шум подымать...
Вовка и Толька ответили, что им и такая модель хороша, а кому не
нравится, пускай делает сам. Дровами обзывать каждый может, а вот
смастерить что-нибудь...
Они понесли свою летающую табуретку ремонтировать, почти все ребята
пошли за ними, а Лешка и я сели на крыльце.
Лешка поглядел на меня сбоку и спросил осторожно:
- Так что с летаньем-то с твоим? Разучился, значит?
- Не в том дело, что разучился. Просто рубашка изорвалась. Ну, та, с
листиками. А я только в ней мог...
- И починить нельзя?
Я помотал головой.
- Ну, ничего. Все же ты кое-что успел, - сказал Лёшка. Он был мудрый
человек. - Другие всю жизнь проживут, а взлететь ни единого разика не
могут. А ты вон сколько летал. Что было, то было...
И мне стало гораздо легче. Даже веселее. В самом деле, подумал я, мне
повезло. Я летал. Это было, и эту частичку жизни, эту сказку у меня
никто не отнимет, потому что я всегда ее буду помнить... Конечно, я не
так четко это думал, как пишу сейчас. Но все равно я это чувствовал.
"А может быть, и еще когда-нибудь удастся полетать", - сказал я себе
в утешение.
- А может быть, и еще когда-нибудь полетаешь, - сказал Лешка. И я был
ему очень благодарен.
Жизнь побежала, как прежде. Обычная летняя мальчишечья жизнь: с
купаньем, с футболом, с вечерними играми в мушкетеров и
сыщиков-разбойников. Приходилось, конечно, и в магазинных очередях
стоять, и на рынок ходить за картошкой, и с Леськой нянчиться (а он
вредный такой рос, паршивец). Но все-таки свободы мне хватало. Как убегу
в середине дня в дяди Борин двор под тополем, так и живу там до сумерек.
Правда, сумерки теперь наступали раньше: незаметно подобрался август.
Был он нежаркий, но солнечный, с ласковым теплом, с паутинками в тихом
воздухе. Листья тополя начали кое-где желтеть и подсыхать по краям. Но
это было еще лето!
В один из таких дней к нам в город приехал театр из Тобольска. Для
ребят он показывал "Снежную королеву". Спектакли шли в летнем павильоне,
в саду напротив городской библиотеки.
Я у мамы выпросил трешку, но билеты в кассе оказались распроданы. Мы
с Вовкой, Толькой и Амиром грустно сидели на лавочке под березами и
смотрели на счастливчиков, которые показывали контролерше синие билетики
и проходили внутрь.
- Может, попробуем "на протырку"? - предложил Амир.
- Ага, попробуй, - сказал Вовка. - Вон какая ведьма сидит...
Контролерша была хмурая, толстая, в очках и надвинутом на лоб платке.
При слове "ведьма" меня будто подтолкнули. Я пригляделся. На мясистом
лице контролерши торчали коричневые волосатые бородавки. Сердце у меня
стукнуло.
Я поднялся и начал прохаживаться у входа в театр.
Конечно, я ни в чем не был уверен. Ведь я ни разу не видел ржавых
ведьм при свете дня и сейчас вполне мог ошибиться. Тем более что старуха
не обращала на меня ни малейшего внимания.
И чего я тут топчусь? Глупо. И ребята уже смотрят на меня с
ухмылками...
В дощатом павильоне протренькал второй звонок. К входу пробежали две
опоздавшие девчонки с бантами, и контролерша осталась одна. Грузной
своей фигурой она полностью загораживала дверь. Я тихонько плюнул с
досады и пошел к ребятам... И услышал за спиной бубнящий голос:
- Ну-к, ты чё пошел-то? Подь сюды...
Я подскочил. Бабка глядела булавочными глазками сквозь очки.
Степанида или нет? Она кивнула в темную глубь павильона:
- Иди. Да только тихо там, в уголке сядь...
- Не... - вздохнул я и оглянулся на скамью. - Без ребят я не могу.
- У, шалапуты. Ну дак зови быстро, чё стоишь...
Я возликовал и махнул Тольке, Вовке и Амиру. Их сдуло со скамьи...
И еще была встреча.
На углу Первомайской и Герцена, рядом с городским театром, продавали
мороженое. Замечательное мороженое, сейчас такого не делают. Его черпали
ложкой из жестяного бачка, обложенного кусками льда, набивали в
формочку, где лежала вафля, накрывали другой вафлей (тоненькой и
хрустящей) и выдавливали из формы плоский снежно сверкающий цилиндрик.
Идешь по улице, лижешь его молочные, льдисто-сахарные бока, и весь белый
свет кажется прекрасным...
У меня были три рубля, а маленькая порция стоила как раз трешку. Я
стоял и терзался: купить мороженое или оставить, деньги на кино? В
"Темпе" шла прекрасная комедия "Цирк".
Наконец я трезво рассудил, что кино - это почти два часа
удовольствия, а мороженое - не больше чем на десять минут. И решил, что
лучше попрошу у продавщицы бесплатно кусочек льда. Его можно бегом
донести до двора, а там сунуть за шиворот Вовке или Амиру (рыжему Тольке
не надо - он лишен чувства юмора). Если продавщица - тетка не сердитая,
лед она даст...
Я подошел. Продавщица была молодая. Высокая, с круглым лицом и... с
глазами Насти. Только у Насти под глазами всегда были тени и морщинки, а
у этой - ничего подобного. Я растерянно остановился. Мы встретились
взглядами. Она смотрела весело, но непонятно.
Настя или нет?
А если Настя, узнала ли меня?
Она улыбнулась:
- Ну, чего встал-то? Иди сюда.
Я смутился. Подошел, неловко царапая сандалиями асфальт.
- Дай-ка я тебя угощу, - сказала она полушепотом. И это был такой
знакомый полушепот...
- Да не... зачем... - пробормотал я сам не знаю отчего.
Но она сделала мне большую шестирублевую порцию.
- Бери, бери...
"Ну, скажи "Тополёнок", - мысленно попросил я. - Скажи. а? "
Только она не сказала. Просто смотрела и улыбалась. Я взял мороженое,
пробормотал "спасибо". Хотел пойти. Но она опять заговорила громким
шепотом:
- Слышь-ка, сделай одно дело, а? Вон туда, за угол, краснофлотец
прошел, он у меня сейчас порцию купил, а сдачу забыл. Скажи, чтоб
вернулся и взял. Догонишь?
Я кивнул и побежал. Конечно, я должен был помочь, да и моряка
хотелось посмотреть: не так уж часто они бывали в нашем городе.
Высокого флотского старшину в белой форменке и белой фуражке я догнал
на углу Первомайской и Ялуторовской. Он шагал, чуть покачиваясь, и
мороженое лизал как-то особенно лихо. По-морскому!
Я забежал спереди и выдохнул:
- Товарищ моряк! Вы деньги забыли взять!
Он остановился, глянул с высоты из-под козырька.
- Не понял вас...
- Ну там, у продавщицы с мороженым. Она говорит, вы сдачу не взяли.
Он шевельнул бровями, подумал секунду.
- Да нет, взял я сдачу.
Тогда я настойчиво сказал:
- Все-таки вы вернитесь. Для выяснения. Она просила.
Он опять пошевелил бровями, постоял. Круто повернулся и зашагал
назад. Оглянулся, подмигнул мне и опять зашагал.
Я постоял и вдоль забора осторожно двинулся следом. Потом спрятался
за колонной у театрального подъезда и стал смотреть. Старшина подошел к
продавщице, они о чем-то поговорили, затем стали смеяться. И мне тоже
стало весело. И я все смотрел на них и думал: "Ну вот, все хорошо... "
Мороженое таяло у меня в пальцах, молочной струйкой бежало по голой
руке и белыми звездочками падало на сандалии...
Вот и вся история. Все, что было потом, отношения к ней не имеет.
Глафиру или кого-то на нее похожую я не встречал. И Льва Эдуардовича
Пяткина не встречал. Да и наплевать на него, на предателя! Если бы
встретил, кинул бы в него пустым подсолнухом или еще чем-нибудь...
Скоро наступила осень, но я все равно ходил к друзьям на улицу
Герцена, и мы по-прежнему играли во дворе, если не было дождя.
Тополь стоял золотой, и листья его засыпали двор.
Иногда я оставался ночевать у дяди Бори. По вечерам он в кухне варил
на таганке картошку и мы с ребятами сидели у огонька и разговаривали.
Однажды, когда разговор шел о всяких таинственных делах, я рассказал
всю историю про ржавых ведьм и Хозяина. Все слушали внимательно, однако
в конце Толька Петров сказал:
- Все это брехня.
- Не брехня, а выдумка, - заступился Вовка Покрасов. - Нельзя, что
ли, придумывать? Жюль Верн тоже придумывал.
- А вот и не выдумка, - заспорил я. - Если я все выдумал, тогда
почему я летал?
- Подумаешь, летал, - хмыкнул Толька. - Если потренироваться, то
каждый сможет... А никакого Хозяина не было.
Я хотел задрать рубашку и показать на животе следы от старых царапин:
еще сохранились розовые полоски на загаре. Но подумал: кого удивишь
царапинами?
Амир сказал:
- Придумал не придумал - какая разница? Главное, что интересно.
Дядя Боря молчал и улыбался.
Лешка Шалимов тоже сидел здесь и тоже улыбался. Он был почти
взрослый.
Я повернулся к нему:
- Леша, скажи им!
- Да чего говорить, - отозвался он. - Пусть не верят. Ты-то знаешь,
что было, а чего не было...
Я немножко обиделся. Но самую капельку. Обижаться всерьез не
хотелось. На кухне в сумерках было хорошо, трещал огонек, тополь шумел
за окном по-осеннему. В такие минуты нет настроения ссориться.
А кроме того, я и сам понимал, что сказка - это сказка.
Кое-что мне, наверно, приснилось, а кое-что я, кажется, выдумал,
потому что не мог жить без фантазий.
Впрочем, сама жизнь этим фантазиям помогала. В октябре к нам в школу
пришла новая вожатая и объявила, что все пионеры должны заняться важной
работой: собирать старое железо. Нашим заводам нужен металл. Я вспомнил
про свалку в логу и подумал: железа там столько, что наш отряд сразу
займет первое место.
Но, может, никакой свалки там нет? Может, она мне тоже приснилась?
Я отыскал в логу тупик с покрытыми сухим бурьяном откосами. Железо
там было, несколько груд. Видимо, они лежали здесь давно, потому что
сквозь ржавые листы и проволоку проросли тонкие топольки... Давно ли? А
может быть, этим летом?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг