позвонить... Услышать... Раньше это бывало только во снах, и то не во
всяких, а в редких, счастливых...
Какой выбрать день?
Конечно, тот, седьмого августа. Я даже число запомнил. Еще бы не
запомнить, накануне маминого дня рождения. Преподнес тогда подарочек!..
С утра я увязался за большими ребятами, которые из автомобильных
камер сделали "корабль" и решили прокатиться вниз по нашей реке Туре.
Путешествие получилось чудесное, но за городом, у деревни Новый Бор,
судно наше рассыпалось. И вовремя! А то вообще неизвестно, когда бы
вернулись... С отмели мы выбрались на берег. Автобуса, на который мы
надеялись (он изредка ходил из Нового Бора до городского рынка), не было
и в помине. И побрели мы по тракту, толкая перед собой надутые камеры.
Они были тугие, "сытые". А мы голодные, измотанные...
Домой я добрался чуть ли не к полуночи. И готов был полной мерой
расплатиться за самовольное путешествие и за то, что пережила мама,
считая меня потонувшим... Но расплаты не было. Мама со мной просто не
разговаривала. Поставила на стол тарелку с пшенной кашей, молоко, хлеб,
ушла в другую комнату и легла... До еды ли мне было? Как я подступал к
маме с разных боков, как пытался все объяснить, как просил прощения! Она
только лежала и всхлипывала...
Я на все был готов. Пусть даже моя юная тетушка Лика взгреет меня
своей линейкой. Не буду ни отмахиваться, ни ругать ее. Но Лика укатила
на каникулы, мы с мамой были вдвоем. Вернее, каждый теперь сам по
себе...
Сейчас можно позвонить! "Я заигрался с ребятами, далеко от дома,
приду поздно, ты не волнуйся!.." Потом, конечно, попадет, но зато не
будет у нее такой тоски, такого страха...
Нервно и решительно я крутнул диск: 08.
Откликнулись тут же -- девичий голос: "Пятая слушает".
-- Это темпоральная?.. Девушка, можно город Новотуринск?.. Да... Даю:
девятнадцать -- сорок девять, август, седьмое... Да-да, ноль восемь --
ноль семь. Телефон шесть полсотни три... На двадцать ноль-ноль
местного... Нет, что вы, какая автоматика! Сорок девятый год... Да, кто
подойдет...
Я знал, кто подойдет к пыльному настенному аппарату в коммунальном
коридоре. Наша дверь к телефону ближе всех... Гудки зазвучали отчетливо,
близко, будто не было между нами толщи лет. И голос -- громкий, такой,
что слышно почти как по радио:
-- Это кто?.. Решка, это ты?
Господи, неужели правда?
-- Решка, не молчи! Где ты носишься? Вечер уже!
Я онемел. Понял вдруг: если скажу хриплым своим инвалидным голосом,
"Это я", тогда что?
-- Решка...
Вот мука-то!
Я встретился взглядом с Сашкой. Он смотрел испуганно и даже со
страданием. Наверно, и я на него так же... Он вдруг взял у меня трубку.
И звонко так:
-- Мама!.. Мы тут с ребятами забегались, я забыл, что уже поздно...
Ну, ма-а, ты не волнуйся только! Да нет, скоро я не могу, потому что
далеко!.. Ну, я постараюсь, ты, главное, не бойся!.. Ага! Все, пока!..
-- И брякнул трубку на рычаг.
С полминуты молча мы смотрели друг на друга. Потом горло у меня
словно оттаяло.
-- Сашка... Ты как догадался? -- И неловко мне было, и благодарен я
был, и даже в глазах щипало...
-- А чего... -- Он отвел взгляд, переступил на стуле. -- Это у всех
одинаково...
-- Спасибо... Ты, брат, настоящий проводник, с тобой не пропадешь...
-- Да ладно... -- бормотнул он. Взъерошил пятерней загривок.
Подумал... -- А что, если Андрису позвонить?
-- Кому?.. -- Я все еще был в плену события. Неужели это правда? Я
слышал ее голос?..
-- Андрису, -- с нажимом повторил Сашка. -- Ну, мальчику с картины...
Вы знаете, где он жил?
Я встряхнулся.
-- В Шяуляе, в Литве. Едва ли у них был телефон. Тринадцатый год. Да
и номер мы все равно не знаем...
-- Жалко... Вот бы спросить: заглянул он все-таки в сундук или нет? И
что там было тогда...
-- Но, Сашка... Это же просто картина. Художник придумал сюжет,
поставил мальчика, стал писать...
-- А вдруг не так? Может, сперва было по правде... А телефон узнаем в
справочном... Дайте трубку, пожалуйста...
Я дал. И хотел сказать, что мальчиков Андрисов в Шяуляе во все
времена было, наверно, полно -- попробуй найти... Но в этот миг что-то
большое заслонило свет.
4. На месте преступления
Сашка тихонько пискнул и рывком положил трубку. И кубарем -- со
стула. Я же в момент забыл телефонный разговор и связанные с ним
переживания. Перепугался, как десятилетний Решка, зацепившийся штанами
за палисадник в чужом огороде. Сашка притиснулся ко мне.
Генриетта Глебовна щелкнула выключателем. Затем неторопливо и молча,
со сдержанным негодованием на челе она подошла, поставила телефон в
сундук и торжественно опустила крышку. Жестяной механизм сыграл "Рыбки
уснули в пруду"...
В общем, попались рыбки... Я чувствовал себя вдвойне дурацки из-за
своей японской пижамы -- этакий старый дурень, пойманный на ребячьей
проказе. Полураздетому Сашке тоже, видать, было неуютно под ярким светом
и неласковым взглядом.
Поразглядывав нас, Генриетта Глебовна вопросила:
-- Интересно, как вы догадались об аппарате? И что вас к нему
привело?
-- Интуиция, -- сокрушенно признался я. Не стал уточнять, что Сашкина
интуиция, а не моя. -- И, увы, неистребимое детское любопытство...
-- Вот именно детское, -- сухо подытожила Генриетта Глебовна. --
Срам, судари мои... Конечно, Игорь Петрович, я могу объяснить ваши
действия оригинальностью творческой натуры. Но все-таки... вы же
взрослый человек!.. Это нездешняя вещь. Надо понимать, что с такими
предметами не шутят.
-- Уже понял, -- сказал я покаянно.
-- Мы и не шутили, -- буркнул Сашка. -- Игорь Петрович всерьез
разговаривал.
Кажется, хозяйка чуть-чуть смягчилась:
-- Ну и... получилось у вас?
-- По-моему, да, -- вздохнул я.
-- Вам повезло... И все-таки, Игорь Петрович, какой пример для
мальчика...
А мальчик бесшумно исчез. Я даже разозлился: что за дезертирство! Но
Сашка тут же возник опять. Уже в завязанной узлом на пузе рубашке и
зубчатых штанах. В этом наряде он обрел некоторую уверенность и заявил
довольно дерзко:
-- А чего! Вы же сами говорите: нездешняя вещь. Вот я и решил, что
это будет в русле программы...
-- Ах, "в русле"!.. Ты считаешь, будто программа "Пилигрима" дает
право совать нос везде, куда захочется?
-- Не везде... -- набычился Сашка. -- А будто вы не имеете отношения
к "Пилигриму"...
-- Ни ма-лей-шего! Не хватало мне в моем возрасте связываться со
всякими сомнительными предприятиями!
Я сказал примирительно:
-- Ладно, Сашка, давай просить прощения и обещать, что больше не
будем.
-- Никаких прощений, -- пророкотала Генриетта Глебовна. -- Считайте,
что вы оба отшлепаны и поставлены в угол. Одного поля ягоды...
-- Ну, что же... Пойдем переживать заслуженную кару...
-- Не заслуженную, -- упрямо сказал Сашка хозяйке. -- Сами же вы
своей картиной... как это... спровоцировали, вот!
-- Что-что? -- изумилась Генриетта Глебовна.
-- Конечно! Там на ней мальчишка лезет в сундук, а тут этот сундук
вот он, наяву. Кто удержится?
Генриетта Глебовна закусила улыбку.
-- Ну, сударь мой! Так можно что угодно привязать одно к другому...
-- Это не просто одно к другому. Это стереоскоп, -- непонятно
огрызнулся Сашка.
-- Ладно, господа, ступайте спать. И благодарите судьбу, что сегодня
я добрая... Только что помогла появиться на свет здоровому толстому
мальчишке. Надеюсь, он в жизни будет более благоразумен и осмотрителен,
чем вы...
-- Поздравляю, -- сказал я.
-- Приятного сна... Впрочем, если желаете, я согрею чай.
-- С вареньем? -- спросил этот нахал.
-- Нет, спасибо, -- решил я. -- Спокойной ночи. -- И глазами показал
Сашке: выметайся.
Когда мы оказались у себя, Сашка скинул штаны и рубаху и заметил
хладнокровно:
-- Все хорошо, что хорошо кончается.
-- Просто чудо как хорошо... Стыд такой.
-- А зато... -- Он не договорил и полез под простыню.
Да, "зато"!.. Я помнил теперь, что в тот вечер мама сердилась
недолго. Сперва, конечно, отругала: "Усвистал куда-то на весь день, а
потом звонит будто с того света! Вот напишу отцу..." Но скоро мы
помирились и вместе хохотали, слушая, как выступают по радио артисты
Тарапунька и Штепсель...
Свет с улицы по-прежнему падал на картину. У Андриса на ноге со
съехавшим чулком сидел залетевший в форточку комар. Большой, черный. Мне
показалось, что Андрис шевельнулся, беспокойно двинул ногой. Я
удерживался от смешного желания встать и прогнать подлое насекомое. А
Сашка не удержался! Вскочил, шуганул комара и снова бухнулся на
застонавшую раскладушку.
-- Игорь Петрович, а вот он, Андрис, кем сделался, когда вырос?
-- Летчиком... Хорошим летчиком, храбрым. Собирался даже лететь через
Атлантику. Тогда это было сложнее, чем сейчас в космос...
-- И полетел?
Не хотелось мне на сон грядущий огорчать Сашку.
-- Да, -- сказал я. -- По-моему, да...
Глава 5. Подгорье
1. Равнина
Волокнистое небо Подгорной равнины излучало серовато-медный свет. Не
поймешь -- дневной или вечерний. Такой рассеянный, что предметы не
отбрасывали теней.
Мы легли на траву. Она была ползучая и упругая, вроде пастушьей
сумки. Из нее там и тут росли стебли со стреловидными листьями и желтыми
колокольчиками. Колокольчики выглядели симпатично и пахли зубной пастой
"Доброе утро". Но стебли были твердо-хрупкие, какие-то неживые, а на
листьях -- колючие усики. Сашка то и дело почесывался и поминал Ёшкин
свет. Но вставать и менять место не хотелось.
Мы давно миновали речку, прошли с десяток верст без дороги по
каменистому полю, на котором изредка темнели шапки коричневых кустов и
торчали похожие на чудовищ скалы. А потом попали на это травянистое
место и решили отдохнуть. Сжевали по бутерброду, хлебнули из фляжки
холодного чая и теперь лежали просто так. Сашка положил руки под
затылок, ноги согнул и смотрел в "потолок". Его колени торчали над
колокольчиками. В здешнем, полном желтых тонов воздухе они казались
золотисто-смуглыми. Я взглянул на свои руки. Они тоже были
светло-коричневыми. Какой обманчивый свет! Словно сразу тебя покрыл
крымский загар...
Я глянул вверх. Длинные волокна облаков тихо передвигались, хотя
внизу не ощущалось ни малейшего ветерка. Облачные ткани были просвечены
бледно-лимонными лучами.
-- Что же это все-таки за излучение? -- сказал я.
-- Толком никто не знает... Может, это отраженный свет солнца, --
отозвался Сашка.
-- Какого солнца? Оно же... за толщей!
-- Многие считают, что за толщей... А некоторые говорят, что там,
наверху, все-таки небо. Особенно ребята... Бывает, что они делают
воздушные шары из папиросной бумаги, надувают горячим воздухом и на
нитке отпускают за облака. И вот нитка тянется, тянется иногда целый
километр... А у Горы-то какая высота, если снаружи смотреть? Ну, метров
триста самое большее. Куда же шар уходит?
-- И куда же он, по-твоему, уходит?
-- По-моему, там все-таки небо.
-- А как же... каменный свод?
-- Он тоже есть... И небо есть. Просто они в разных измерениях... Все
это выяснить было бы очень легко. Надо только, чтобы кто-нибудь поднялся
на большом шаре за облака.
-- Неужели никто никогда не пытался?
-- Большой шар незаметно ведь не сделаешь. А если заметят -- не
пустят. Подгорный горсовет запрещает полеты.
-- Почему?
-- Ну, говорят, что опасно. А на самом деле боятся, наверно,
открытого неба. Под колпаком-то спокойнее...
-- Но как-то неуютно всю жизнь без солнца, а? Я бы не смог... А ты?
-- А нам и не надо всю жизнь! Завтра мы пойдем в места, где небо
открытое. В такие города...
Он сказал "города" с каким-то особым значением. Словно с намеком на
мои давние сны.
-- Сашка... А как мы отсюда в них попадем? Ведь вокруг Подгорья
стена, камень...
Он удивился:
-- Вот вопрос! А как попали сюда?
2. Четвертое измерение
Действительно, как попали?
Когда подошли к речке, я увидел ту же ребристую гранитную стену и
озабоченно оглянулся на проводника. Сашка был спокоен и деловит. Он не
стал пижонить, как Костя, разулся, оседлал бревно и так переправился на
тот берег. Пригнал плотик (который опять был на другой стороне). И я
совершил плавание через подземную речку второй раз.
-- А дальше? -- неуверенно сказал я.
-- Сейчас...
Сашка неторопливо зашнуровал кроссовки, одернул свою льняную
одежонку, выпрямился, заложил руки за спину. Задрал голову... Так они с
минуту стояли друг против друга -- уходящий в облака гранитный массив и
мой проводник Сашка Крюк -- этакое растрепанное (несмотря на свою
недавнюю стрижку) создание в распахнутой рубашке и сбившейся на пузе
майке. Скала всей своей мощью презирала Сашку, а он покачивался на
тонких и гибких, как резиновые трубки, ногах, сжимал и разжимал за
спиной пальцы. И кажется, шептал что-то...
Потом он сказал негромко и быстро:
-- Встаньте у меня за спиной, пожалуйста.
Я встал.
-- Если закружится голова, не бойтесь, это недолго... А лучше
закройте глаза на минуточку.
Но я не закрыл. Из любопытства и вообще... Что я, боязливая девица,
что ли?
Сашка сложил перед лицом ладони, волнисто пошевелил ими. Затем правой
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг