-- На двоих...
-- И... к ужину, док?
-- Мне стакан хорошего портвейна, -- расхрабрился я. -- А... юному
капитану пепси-колу.
-- Простите?
-- Ну, что-нибудь прохладительное.
-- Слушаю...
-- А майонез у вас есть? -- спросил Сашка.
-- Одну минуту, капитан!
Скоро появилось жареное мясо, тушеные овощи и салаты -- в количестве,
способном накормить экипаж среднего траулера.
-- Сашка, -- шепотом сказал я. -- А какой валютой здесь
расплачиваются? Наши деньги берут?
-- Всякие берут... Да вы не беспокойтесь, у меня есть.
-- Нет уж, дорогой. Контракт не закрыт, а в нем сказано, что "клиент"
обязан заботиться о пропитании проводника.
Сашка смущенно хихикнул и стал намазывать на ломоть майонез.
-- Не злоупотребляй, -- предупредил я и отхлебнул рубиновую жидкость.
-- А вы... тоже не злоупотребляйте. Ничего себе "стакан". Цистерна
такая...
У меня пробежало по животу тепло, слегка поплыла голова. И в этот
момент у Сашкиного стула оказался детина в ковбойской шляпе с кокардой и
меховом жилете, с которого свисал эполет с тремя звездочками
космонавигаторской службы.
-- Прошу прощения, кэп. Два слова, кэп... Не рассчитали малость мы на
нашей "Бригитте". Засела в барьере между гранями, аккурат пополам. В
носу часы еле ползут, в корме вертятся как угорелые, темпоральный
дисбаланс в полной натуре. Приборы -- вдрызг...
На Сашкином лице появился сдержанный интерес. Он поставил пятки на
сиденье, стер с колена майонезную кляксу, облизал палец. Сказал
небрежно:
-- Юпитер и Сатурн почти на одной линии, а вас понесло поперек
вектора. О чем думали?
-- Да ни о чем не думали, -- сокрушенно признался детина. -- Хотели
как скорее. Кабы знать заранее... Теперь никакими силами самим не
выбраться, нужен лоцман вроде вас... А то ведь что! Носовая команда
просаживает прошлые премиальные в Реттерберге, мы торчим здесь, а
"Бригитта" -- разом в пяти координатах и трещит по швам. А компания
прогорает.
-- У вас коммерческое судно? -- деловито осведомился Сашка.
-- Да, кэп... Вы не думайте, никакой контрабанды. Все документы в
ажуре! И договор на спасение будет немедля! Десять процентов прибыли
ваши, как положено...
Сашка сказал снисходительно:
-- Да ладно, и так рассчитаю развертку... -- Он поднял глаза к
потолку. -- Только при таком-то Юпитере никуда сейчас не сунетесь. Можно
лишь завтра после полудня.
-- Хорошо, кэп! Где прикажете вас найти, кэп?
-- Здесь и встретимся.
-- Спасибо, кэп! И если что -- за нами не пропадет. В любой момент...
-- Да не надо ничего... Хотя... У вас есть в этом секторе вертолет?
-- Найдем, кэп!
-- Надо нас подбросить на Оранжевое плато у города Овражки. Это
недалеко... И еще. Нужно снаряжение для перехода через пески. Рюкзаки,
еда, фляги. Запас дня на три...
-- Завтра к утру будет, кэп!.. А может, вас просто перебросить через
Пески?
-- Это не "просто", -- вздохнул Сашка. -- Это вообще нельзя, если по
воздуху, там барьер. Можно только пешком...
2. Опять волчок...
На верхнем этаже таверны нашлась для нас комната, и хозяин лично
проводил туда "юного капитана и его почтенного наставника". Мы остались
наконец одни, и тогда я сказал:
-- Благодарствую, конечно, что ты произвел меня в лоцманский ранг. Но
что будет, если эти арматоры и у меня попросят помощи? Скандал и
позорное разоблачение...
-- А вы набирайтесь опыта, -- легкомысленно хихикнул Сашка. -- А у
вас ведь уже получалось.
-- Не городи чепуху.
-- Вы просто сами не замечали... Тогда из Подгорья мы как попали в
Овражки? Думаете, это я сделал? Я только чуть подтолкнул, дохлый был...
"Ладно, пусть фантазирует", -- подумал я.
Сашка выкладывал на широченную кровать с полосатым одеялом имущество
из своей сумки: полотенце, мыльницу, пасту. И... книгу "Плутония".
Покосился на меня, улыбнулся чуть-чуть. Потом вытащил темно-клетчатый
пушистый платок с бахромой. Большущий. Смутился почему-то.
-- Это мамин... Дала вместо пледа, если где-нибудь спать придется без
постели.
-- Молодец твоя мама.
-- Ага... -- вздохнул он.
Я вытянул из-под ремешка на брюках Тетрадь. Еще раз быстро пролистал.
Она была записана наполовину, каждый лист -- с двух сторон. Это,
выходит, не меньше чем по странице в день сочинял Сашка мою повесть...
Зачем? Что его толкало на это?.. "Не задавай дурацких вопросов", --
сказал я себе. Но все же задал вопрос:
-- Долго ты это писал, Сашка?
Он сидел на кровати, кутаясь в платок, будто в плащ. Смотрел серьезно
и ответил тоже серьезно:
-- Не один же я писал.
-- А кто еще?
Тогда он улыбнулся:
-- А еще -- вы...
-- Ох и выдумщик ты...
-- Ага... Я придумывал, будто я -- это вы. И тогда получалось. Иногда
придумывал, что я -- это вы большой, а иногда, будто Решка... Смотрите,
там и почерк даже не мой.
-- Ну... и не мой. И в детстве я не так писал... Хотя, может, и
похоже немного...
-- Конечно! Потому что они смешались, наши почерки! Наложились друг
на дружку, как фотокарточки в стереоскопе...
-- Я смотрю, ты не забываешь свою теорию...
-- А зачем забывать!
-- И ты хочешь сказать, что потому и возникла Тетрадь? В новом
измерении?
Сашка сказал спокойно и уверенно:
-- Возникло еще одно новое пространство. В котором теперь мы и я...
Тоже чуть-чуть новые.
-- Что-то я не замечаю в себе... ничего нового.
Сашка прыгнул с кровати. Стал шарить в сумке, достал картонный кружок
и спички, соорудил волчок.
-- Идите сюда, к столу. Попробуйте...
-- Что?
Сашка запустил волчок. Взял мою ладонь, повернул ее над волчком,
распрямил пальцы.
-- Держите так. И попробуйте, чтобы завертелся обратно.
-- Нет, дружище, поздно мне учиться таким премудростям.
Но Сашка удерживал мою руку. Спичка словно выросла, щекочуще, не
больно воткнулась в ладонь, завертелась среди мышечных волокон. Это
почему-то рассердило меня, я усилием нервов остановил зудящее вращение.
И убрал руку, уверенный, что волчок лежит на боку. Но он вращался. А
когда замедлил бег, стало ясно -- крутится в обратную сторону.
-- Ну вот, -- довольно заметил Сашка. -- Это первое упражнение. А
потом надо попробовать увидеть через стены окружающее пространство. Кто
умеет, тот, значит, уже чувствует четырехмерность.
-- Не надо мне было допивать портвейн, -- сказал я. -- А то я теперь
и десятимерность могу ощутить.
Сашка заливисто рассмеялся и опять сел на кровать. А я -- в глубокое
старомодное кресло. Никакого пространства сквозь стены я не видел, но
ощущал, что оно есть. Громадное, бесконечное, оно вокруг и во мне. И я
чувствовал, как журчащими ручейками течет по граням Кристалла время...
Мягкая, без сонливости, усталость окутывала меня. Я пересилил ее,
опять подошел к столу. Крутнул волчок. Снова, снова... И держал над ним
ладонь. Три раза ничего не получалось, а на четвертый он все-таки
завертелся вспять.
-- Смотри, Сашка, вышло!
Но Сашка уже спал на широченной кровати, свернувшись калачиком и
накрывшись платком.
Я хотел растолкать его и сказать, что надо раздеться и лечь в постель
по-человечески. Но не стал. Пусть пока спит под маминым платком, так,
наверно, лучше... И опять сел в кресло. Взял Тетрадь. Открыл наугад.
3. Пока лоцман спит...
"...Жара стояла нестерпимая, а вода на третий день кончилась.
-- Кажется, я не рассчитал расстояние, -- признался Решка. Провел
языком по сухим губам. На них была выступившая из трещинок и запекшаяся
кровь..."
Это был рассказ, как Александр и Решка шли через горячие пески. Как
маленький проводник в конце концов совсем изнемог и Александр нес его,
увязая ногами в сыпучих оранжевых заносах, и голова рвалась на части от
апельсинового солнца -- громадного и беспощадного. Последнюю воду
Александр отдал Решке и бросил фляжку в песок. Бросил и другие вещи. Он
теперь уже ни на что не надеялся, просто шел из последних сил, решая две
задачи: не уронить мальчишку и переставлять без остановки ноги. В
оранжевой жаре поднимались иногда развалины желтых зданий, кое-где
стояли каменные идолы и почему-то гипсовые горнисты с отбитыми руками и
головами...
Зачем Сашка придумал все это?.. Или не Сашка?
...На исходе четвертого дня Александр с Решкой на руках добрался до
края песков и увидел там локаторы и вагончики. Это была
темпорально-радарная служба обсерватории "Кристалл". Лаборантка Рая --
медик по совместительству -- развернула в одном из вагончиков лазарет и
двое суток возилась с путешественниками, приводя их в более или менее
нормальное состояние. Впрочем, Александр был на ногах уже через сутки.
Таким образом, конец оказался благополучный. Но я перевернул пару
листов назад и опять погрузился в оранжевый жар пустыни. И, несмотря на
этот жар, мороз меня подрал по спине: что за фантазия у мальчишки! А
может, он думает, что и впрямь будет такое? Нет уж, голубчик, ни на
какое плато я с тобой не пойду.
Уж не вслух ли я это сказал? Потому что Сашка пробормотал сонно:
-- Тогда я один пойду...
Я вздрогнул, уронил тетрадку. Но Сашка спал как ни в чем не бывало,
посапывал. Показалось мне, что ли?
Кто-то весело засмеялся мелким кукольным смехом. Рядом с креслом, на
полу, устроился, оказывается, тряпичный клоун. Свернулся калачиком, как
Сашка: я, мол, тоже сплю.
-- Ладно, не валяй дурака, Чиба, -- сказал я.
Он стрельнул в меня живыми синими глазками и уткнул хитрую резиновую
рожицу в кружевной воротник. Сунул под щеку ладошку.
-- Пройдоха, -- сказал я.
Чиба отозвался насмешливо-картавым голоском:
-- Ну, чего пр-ристал? Спать хочу...
-- Иди сюда, обормот, ухи надеру...
Он хихикнул, прыгнул и -- шелковый, мягкий -- упал мне на колени.
Сел, скрестив ножки в острых башмачках, опять сверкнул глазками. Я
накрыл его ладонью.
-- Хитрюга...
-- Ага, -- весело выдохнул он. И превратился в пушистого бело-рыжего
котенка. Повозился, заурчал у меня под рукой.
-- С какой ты планеты, бродяга? -- тихо спросил я.
-- М-рр... Не помню...
Ночь за окном была спокойная, бездонная. И я ничуть не удивлялся
(словно так и должно быть!), что ощущаю эту ночь сквозь опущенные
холщовые шторы, сквозь некрашеные плахи стен. В тишине шелестел голубым
лучом прожектор, с маху рассекая над морем темное пространство, а где-то
совсем далеко (в лопухах Пустырной улицы!) шуршали бродячие кошки. Сашка
тихо дышал на кровати. Он спал, подтянув к груди коленки. Платок сполз
на пол. К густому, как морилка, загару Сашкиных ног прилипли сухие
листики барбариса. Льняная рубашка сильно сбилась вверх, открыв
коричневую спину, и на пояснице, над потертым клеенчатым ремешком, резко
белела полоска незагорелой кожи с пунцовой набухшей царапиной.
Я вспомнил снова, как обвисал у меня на руках охваченный лихорадкой
Сашка, и опять меня зазнобило -- от нового мгновенного понимания, какой
он беззащитный, этот шагающий сквозь пространства проводник... Но в то
же время я знал, ощущал каким-то десятым чувством: стоит мне
шевельнуться под влиянием этого страха, как Сашка проснется. Вскочит,
вцепится в меня -- перепуганный, плачущий, оскорбленный: "Вы что! Хотите
сбежать? Слово давали!.."
На спине, у края сбившейся рубашки, торчал под коричневой кожей
острый позвонок. На нем сидела мохнатая ночная бабочка. Сложила крылья и
устроилась по-хозяйски. Я притворился петухом с красным прицельным
глазом и метким клювом. Бабочка панически затрепыхалась и улетела к
потолку.
Я глянул вверх. Сквозь доски и балки светили белые созвездия. Мигал
маяк. Опять снизу вверх прошел шелестящий луч прожектора и затерялся
среди звезд. Много раз (я не считал) пробили в отдалении часы...
Светящаяся красная горошина быстро летела в небе -- то ли метеор, то ли
звездолет. Я вспомнил о "Даблстаре", о его правом модуле, мчащемся
где-то в бесконечности. И холод непостижимого Пространства и Времени
дохнул сквозь потолок. Так ощутимо, что Чиба дернул ушами и съежился
посильнее. Я посмотрел на Сашку. Он тоже ежился и зябко шевелил ногами.
-- Извини, дружище, -- сказал я Чибе.
Переложил его на широкий подлокотник, встал, поднял платок. Укрыл
Сашку от пяток до заросшей белым пухом шеи. Сашка благодарно притих. Я
постоял над ним, потом вернулся к креслу. Чиба по-прежнему дрыхнул,
только его кошачий хвост превратился в рыбий и свисал с подлокотника.
-- Нет уж, голубчик, ты мне своей селедочной чешуей все брюки
извозишь.
Хвост подтянулся, опушился серой шерстью, и весь Чиба из бело-рыжего
стал серо-полосатым. Но не проснулся. Я сел и опять взял Чибу на колени.
Поднял с пола и положил на котенка Тетрадь. Чиба муркнул. Я открыл
Тетрадь на прежнем месте и стал читать, что было, когда оклемался и
повеселел Решка.
4. На краю Пустыни
"...Александр сел на край гибкой дюралевой кровати. Решка смотрел в
потолок и виновато морщился. Потом сказал:
-- Измучился ты со мной, да? Целые сутки тащить такого... я ведь
тяжелый. Там одному идти и то...
-- Один бы я просто сел в песок и благополучно испекся, чем такую
муку терпеть... Это тебя, путешественника, надо было вытаскивать из
пекла, вот и шел...
-- Спасибо, что вытащил...
-- Да скорее уж это ты меня вытащил.
-- Ну, тогда...
-- Что?
-- Значит, ты не очень на меня сердишься?
-- Горюшко ты мое...
Он улыбнулся задубелыми, в трещинках губами.
-- Мама, когда говорит "горюшко мое", значит, не сердится. То есть
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг