злорадство. Потому что бывший проводник опять чутко уловил мою
нерешительность. -- Остался незакрытый!
-- Это что же, до конца дней кабала?
Он засопел. Виновато, но упрямо. Потом спросил шепотом:
-- Для кого кабала-то?
-- Глупый. Прежде всего для тебя...
-- Не-а...
-- Вот тебе и "не-а"... А как же с твоей стажировкой?
В темноте я почувствовал, что Сашка пожал плечом.
Я сказал довольно жестко (может, хоть это его разозлит, заставит
отпустить меня):
-- В тот раз хотел от меня сбежать, сейчас удрал от Пантюхина. Это
благородно?
Он не обиделся. Ответил примирительно и задумчиво:
-- Разве я удрал? Пантюхин сам отпустил... Он, думаете, почему за
меня держался? Потому что командор.
-- Кто?
-- Ну есть такая командорская община. Они стараются ребят охранять.
Таких, как лоцманы, и со всякими другими свойствами. Говорят, что для
будущего... Хотел меня в обсерватории "Сфера" с мальчишками познакомить,
с группой "Пограничники". Они не то что лоцманы, а вообще... любой
разверткой владеют, на любых расстояниях...
-- Вот и летел бы.
-- А когда он узнал, что я хочу из-за вас остаться, сказал:
"Правильно"...
-- За что мне такая честь?
-- Он говорит, что вы... знаете Дорогу...
-- Я? Какая чушь!
-- Ну и пусть не знаете. Все равно...
-- Что "все равно"?
Он опять засопел. Я вздохнул, придвинул его к себе, теплого и
колючего.
-- Сашка, ну что тебе во мне? В старом насупленном дядьке с душевными
копаниями и всякими хворями. Разве мы ровня?
-- Ага, -- сказал он уже с нахальной ноткой.
-- Всыпать бы тебе в самом деле...
-- Фигушки... -- И он теснее придвинулся ко мне.
-- Ну и... куда ты собрался теперь меня тащить... раз контракт еще
действует? -- мрачно поинтересовался я.
-- Через пески...
-- Что?!
-- Через Оранжевые Пески, -- сказал он отчетливо. -- На плато, что
рядом с Подгорьем, -- пустыня. Горячая, с большим оранжевым солнцем...
Я вздрогнул. И, пряча испуг, сказал пренебрежительно:
-- Что за бред. Какая может быть пустыня в той местности?
-- Может...
-- Почему я там никогда про нее не слышал?
-- А никто не слышал. Потому что никто не бывал там. Никто не
поднимался на плато.
-- Ты спятил! Рядом с городом...
-- Да! Все думают, что поднимались другие, и делают вид, что там
ничего такого. Просто так, пустыри. И говорят об этом друг другу, и сами
верят. А на самом деле... Я не вру, честное-расчестное слово! Ну, Чибу
спросите!
-- Ладно, допустим, -- сказал я, переглатывая тревогу. -- Ну и тем
более... Нечего туда соваться.
-- Есть чего!
-- Нет, Сашка... Спасибо тебе, что догнал меня. За все спасибо. Но
давай здесь и попрощаемся...
-- Но почему? -- с горечью сказал он.
-- Да потому... Нечего тебе делать в Песках, а мне тем более.
-- А вот как раз и есть!
-- Нет, Сашка, -- вздохнул я, решив идти напрямик. -- Не получится. У
меня, по крайней мере... пороху не хватит. Несколько лет назад я... в
силу некоторых обстоятельств... залез в одну зону. И получил кое-чего
сверх нормы. И вот недавно это сказалось, в крови... И сколько теперь
мне осталось -- трудно угадать. Но в любом случае наш контракт оказался
бы недолгим... Так что отпусти уж меня... пока есть виндсерфер.
-- Он никуда не уйдет, -- буркнул Сашка. -- Успеете еще.
Серфер качался у причала, кивал в темноте верхушкой мачты -- с тем
пониманием и терпеливостью, с какой покачивает головой покладистая
лошадка.
Но я сказал угрюмо:
-- Могу и не успеть.
Сашка опять повозился у меня под боком.
-- Ну, чего вы... Я же знаю. Потому и поведу через Пески. Там такое
солнце, оно прожаривает человека насквозь и любую кровь делает
здоровой... если человек сумеет пройти... А мы сумеем, пройдем.
-- Выдумщик ты, -- вздохнул я.
-- Да нет же, это правда! -- И я почувствовал, что он на грани слез.
Торопливо попросил:
-- Сашка, только без сырости!
-- А вы... тогда тоже! Без того...
-- Без чего?
-- Без дурацкого упрямства...
-- Нахал!
-- Ага, -- с готовностью сказал он.
-- И... липучка.
-- Ага! -- ничуть не обиделся он. -- А если вы со мной не пойдете, я
не отдам...
-- Что?
-- Одну важную вещь...
-- Какую?
-- Очень важную. Я ведь говорил вам сегодня!.. Это тайна. Пока не
дадите честное слово, что останетесь... -- Он вдруг вскочил и опять
засветился в двух шагах, как слабо проступивший в темноте негатив.
-- Ну, что там у тебя? -- сказал я с неожиданным и резким
беспокойством.
-- А слово?
-- Интриган ты...
-- Ага... Все равно не отдам.
-- И шантажист.
-- Ага...
-- Но должен же я знать, что там у тебя, прежде чем лезть в ярмо!
-- Ладно уж...
В темноте я не увидел, а скорее догадался, что он расстегнул рубашку
и что-то достал из-за пояска.
-- Вот...
-- Что это?
-- Ваша Тетрадь.
4. "Это повесть о Дороге..."
Я вскочил, охнул, осел на больную ногу. Вцепился в то, что протягивал
мне Сашка. Клеенчатые корочки, разлохмаченные углы. Забухало сердце.
-- Ч-черт! Хоть глаз выколи...
-- Идите сюда. -- Сашка потянул меня за рукав.
Шагов через пять мы оказались у бетонного столба. Сашка трахнул по
нему кулаком. На столбе зажглась лампочка. Я не удивился, не до этого
было. Тетрадь. Такая, как помнил. Пухлая, мягкая, с царапинами на
тисненом коричневом ледерине. Правда она?
Я открыл первый лист. Мелкими буквами в правом углу было написано:
"Какой бы сложной и многомерной
ни была природа Великого Кристалла
Вселенной, такое понятие, как Дорога,
еще более непостижимо. И в структуре
Кристалла места для Дороги нет. Ибо
Кристалл замкнут хотя и в бесконечное,
но все-таки в Кольцо, а Дорогу
замкнуть нельзя. И если мы хотим
иметь пусть и упрощенный, но зримый
образ, то должны представить Кристалл,
обвитый нескончаемым серпантином
снаружи, вне своих граней.
Академик Я.М. Скицын.
Постулаты Альфреда де Ришелье".
Почерк был явно не мой. Корявый и детский.
-- Это что же? Ты сам писал, Сашка?
Он отозвался все так же насупленно:
-- Не важно. Вы сперва посмотрите. А потом уж, если хотите,
выбрасывайте...
Я перевернул лист. "Глава первая. Побег... Утро было прекрасное.
Сверкающее..."
Вздрогнув, я залистал, выхватывая глазами куски текста...
"Это повесть о Дороге. Точнее, о людях, которые ищут Дорогу..."
"Он стоял перед махиной гранитной стены, уходящей гребнем в
желтоватые волокна тумана. Маленький -- перед миллионами тонн глухого
камня..."
"-- Я не знаю, -- сказал Александр. -- Я потом никогда эту рукопись
не мог вспомнить. Знаю только, как выглядела Тетрадь... -- И тогда Решка
ответил: -- Это уже кое-что..."
"Решка обвисал у Александра на руках, горячий, беспомощный и сразу
ставший тяжелым. А большой рогатый месяц смотрел в круглое окно и ничем
не мог помочь..."
"Решка никогда не успел бы побывать на всех улицах и напасть на след,
если бы не велосипед -- легонький и стрекочущий, как стрекоза..."
Я понял, что в Тетради -- многое из того, что случилось со мной и с
Сашкой. Но много и такого, чего я не знал. Это был рассказ о взрослом
путешественнике и маленьком проводнике. Только проводника звали не
Сашка, а почему-то Решка. А взрослого звали Александр...
И еще я понял: тот, кто писал это (Сашка? Или кто-то другой?), немало
начитался моих книжек. Потому что язык был точно мой. Если бы не почерк,
я уверовал бы тут же, что сам когда-то написал все это, а потом забыл...
Очень про многое хотелось мне спросить. Но я чувствовал, как натянуты
у Сашки все нервы. И спрашивать ничего не стал, сунул тетрадку за
брючный ремень и сказал:
-- Хорошо. Идем...
-- Вы ботинки-то наденьте, -- напомнил Сашка.
-- Ах ты, черт, в самом деле...
Я обулся, отыскал в темноте пиджак и галстук.
-- Держитесь за меня, -- все еще хмурым тоном потребовал Сашка. И
пошел впереди.
Я держал его за плечо с твердым лоцманским погончиком. Скоро начался
склон, покрытый частым кустарником -- с мелкими листьями, ягодами и
колючками. Судя по всему, барбарис. И не было тропинки. Колючки хватали
меня за штаны. Сашка шипел и несколько раз помянул "Ёшкин свет".
-- Какая холера тебя тут понесла? Рядом же лестница...
-- Нету никакой лестницы...
-- Ну что ты споришь! Ты же сам бежал сюда по ней, подошвами стучал!
Сашка сердито усмехнулся в темноте.
-- Это было до полуночи. А сейчас... Вы думаете, мы все еще в
Кан'Орре?
-- Господи, а где?
-- Увидим...
-- Увидишь тут. Раньше без глаз останешься.
Но заросший склон кончился, мы оказались на ровной каменистой дороге,
и тут же позади нас мигнула колючая белая вспышка, бросила сквозь тьму
короткий сигнал. Потом еще... Маяк.
Полной тьмы уже не было, мерцали корабельные и береговые огоньки, на
каком-то судне зажегся прожектор, с маху рубанул пространство голубым
лучом... Но не было и намека на многоэтажное сияние и радужные рекламы
Кан'Орры.
-- Где мы, Сашка?
-- Судя по всему, порт Бугенвиль, Звездная область... Здесь, говорят,
где-то таверна "Перекресток"...
Шумная птица опустилась на Сашкино плечо рядом с моей ладонью.
-- Пер-рекресток! Скар-рее!.. -- При новой вспышке маяка я разглядел,
что это большой попугай.
Глава 11. Путь через пески
1. Приют капитанов
"Перекресток" -- это была классическая таверна. Как в старом романе.
Видимо, она действительно стояла на перекрестке навигационных путей.
Служила временным приютом для морских, воздушных и, судя по всему,
межзвездных покорителей пространств. За сколоченными из длинных плах
столами ели, пили и шумели люди в форме всех мастей, а также в костюмах
без погон и шевронов, но тоже крайне живописных. Мерцали по углам
цветные мигалки, мелькали видеоэкраны, магнитофонная мелодия ритмично
расталкивала воздух, а с потолочных балок спускались граненые решетчатые
фонари, снятые, видимо, со старых фрегатов. Они своим ровным желтым
светом успокаивали, приглушали электронно-современное мелькание и
бряканье.
На разлапистой дубовой подставке чернел посреди зала метровый шар
небесного глобуса в широкой меди опоясывающих колец и с позолоченными
гвоздиками звезд.
-- Кр-расота, -- сказал на плече Сашки попугай Чиба.
А я оробел. Остановился на пороге. Место было явно не для хилых
интеллигентов и уж, конечно, не для детей. Сашка оглянулся на меня
понимающе.
-- Ужинать-то все равно надо. И ночлег нужен... -- И пошел между
столами. Этакий пескарик среди китов и акул...
"Акулы", однако, затихали, оглядываясь на нас. Кто-то негромко
присвистнул. Кто-то поспешно отодвинул с пути у Сашки стул (могучее
сооружение со спинкой из трехдюймовой доски, в которой был вырезан
сквозной трефовый туз). Кто-то сказал вслед утробным шепотом:
-- Клянусь бородатой галактикой, кавторанг лоцманского корпуса. Во,
нынешние ребята...
Навстречу вышел непомерных объемов дядька. Его кожаный жилет
распирался изнутри так, словно под ним прятался еще один глобус-великан.
-- Приветствую юного капитана. Рад вас видеть, кэп. Чем могу служить,
кэп?
На его круглом лице не было никакого намека на иронию. Ни капельки
взрослой снисходительности. Только добродушие и самое искреннее желание
сделать что-нибудь хорошее для гостя, которому он рад и которого
уважает.
-- Поужинать бы, -- скромно, однако без робости попросил Сашка. -- Мы
вдвоем.
-- Прошу юного капитана... и его спутника... -- Наконец-то на меня
обратили внимание. -- Там у окна есть еще свободный стол для двоих...
Хозяин усадил нас на дубовые тесаные троны со сквозными тузами на
спинках. И обещал сию минуту прислать "расторопного юношу". В самом деле
тут же явился парень в белой куртке -- длинный, гладко причесанный и
крайне вежливый по отношению к Сашке. Он согнулся над ним (и над Чибой,
усевшимся на спинку стула).
-- Что угодно капитану?
-- Заказывайте, Игорь Петрович, -- сказал Сашка. И небрежно разъяснил
парню: -- Это мой наставник, консультант-межпространственник...
Почтительность и готовность ко всяческим услугам тут же излилась и на
меня.
-- Слушаю вас, док. Ужин, док?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг