Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
может,  в этом и есть главный смысл: превратиться в козленочка и прыгать
бездумно и радостно..."
   "А как же разгадка Горы? А Книга?.. А Тетрадь?.."
   "Ничего этого нет,  --  насупленно говорю я себе. -- По крайней мере,
Тетради..."
   "Как знать...  А главное,  наверняка есть Причал.  И там ты все равно
вернешься к морю..."
   "Если  дойду",  --  вздыхаю  я  про  себя.  Сухим  стеблем  сбрасываю
гусеницу.  Иду,  сутулясь,  к бетонному капониру на обрыве.  Это остатки
береговых укреплений времен  последней войны.  Полуоткрытая ржавая дверь
вросла в  кремнистую землю.  Я протискиваюсь в полумрак,  в запах сырого
бетона и железа.  Прикрываю ладонью глаза. Сейчас я опущу руку и окажусь
на старом месте: в разрушенном особняке.
   Так и есть.  Рваные обои,  битое стекло. Но за окном -- как награда и
обещание радости -- ветка яблони, вся опушенная цветами. А в ладонях еще
хранится тепло огонька.  И  я  вдруг вспоминаю (я  всегда это  знал,  но
почему-то в последнее время выпало из памяти), что есть простое и верное
начало пути.
   Надо на  трамвае доехать до  Центрального рынка,  там сесть на другой
трамвай  --  старую,  дребезжащую  "тройку"  --  и  через  десять  минут
окажешься у кольца.  Там тихо,  между шпалами растут осот и подорожники.
От  этого  кольца отходят несколько пригородных веток --  на  озеро,  на
электростанцию,  на садовые участки.  А есть еще одна --  по ней трамваи
давно не  ездят,  рельсы заржавели.  По этой ветке надо пойти пешком,  и
скоро...  скоро будет то,  о чем знают немногие.  А может быть, никто не
знает, кроме меня!
    
    
   5. Поезд "Пилигрим"
    
   По  ветке  с  поржавевшими рельсами я  шагал  минут  пятнадцать.  Она
тянулась между серых кривых заборов,  за которыми, как и в городе, густо
белел  яблоневый цвет.  Потом  заборы разошлись.  Слева оказался луг,  а
справа  --  заросшее болотце.  А  рельсы  сделались блестящими.  У  края
полотна я увидел шест с прибитой фанеркой, на ней чернели буквы:
    
   Ст. Начальная
    
   Не  было  ни  навеса,  ни  скамейки.  Я  сел  на  валявшийся в  траве
рассохшийся бочонок.  Из  бочонка  неторопливо вышла  серая,  размером с
голубя птичка --  с хохолком и на высоких ножках. Посмотрела очень умно:
"Ждешь? Ну, жди, жди..." -- словно что-то про меня знала.
   -- Кис-кис,  иди сюда,  -- сказал я, хотя это было глупо. Лучше бы уж
"цып-цып".  Но птичка не удивилась и не обиделась. Превратилась в серого
котенка.  Я тоже почему-то не удивился. Хотел дотянуться и погладить, но
котенок шмыгнул в  траву.  Наверно,  испугался гула рельсов и  пыхтенья.
Из-за кустов показались старинного вида желто-красные вагончики.
   Это был не трамвай. Во-первых, нигде над вагонными крышами не торчала
дуга (да и проводов над рельсами не было). А во-вторых, вагончики толкал
маленький,   будто  в  детском  парке,  паровоз.  Пыльно-зеленый,  но  с
начищенной,  как духовой контрабас,  трубой.  По  красному лаку вагонной
стенки тянулись витиеватые, словно в старинном журнале "Нива", буквы:
    
   Туристический кооператив "Пилигримъ"
    
   Раньше такого не было. (А вообще -- что было?)
   Паровозик выпустил из-под круглой топки пар,  от  которого пригнулись
верхушки молодого бурьяна.  Вагоны остановились,  и я забрался в ближний
по  откидным ступенькам.  Опустил в  стеклянную кассу  пятнадцать копеек
(так требовала надпись на стекле), оторвал длинный розовый билет и сел у
окна.  В  вагоне  было  пусто.  Блестели новым  желтым лаком  сиденья --
одноместные,  сколоченные из реек стульчики.  Между ними тянулся широкий
проход...  Я поднял раму с пыльным стеклом.  Поехали. Я высунул голову и
тут же  убрал:  вдоль пути потянулись деревья,  ветки разлапистых кленов
заскребли по вагону.
   Этот  славный,  игрушечно-самоварный поезд бежал резво,  посвистывал,
дребезжал,  потряхивая себя на стыках. По вагону летала бабочка, похожая
на  солнечный зайчик.  На  соседнем сиденье  катался  туда-сюда  забытый
кем-то  красно-белый рыбацкий поплавок.  Поезд ехал без  остановок минут
двадцать,  потом  начал останавливаться очень часто.  Входили пассажиры:
дядьки  с  садовыми  лопатами,   бабки  с  корзинами,  юная  компания  с
магнитофоном,  который они, впрочем, тут же выключили. Вагон заполнился.
Я отвернулся к окну. Там по-прежнему были клены и трава...
   -- ...Молодой  джентльмен мог  бы,  наверно,  уступить место  пожилой
особе...
   Я  вздрогнул.  Это я  молодой джентльмен?  Увы,  особа смотрела не на
меня.  Рослая старая тетка (в  длинном сером пальто и  старинной шляпе с
сеткой и бисером) обращалась к мальчику.  Тот сидел от меня наискосок, я
видел  над  спинкой его  плечи  в  потертой школьной курточке,  давно не
стриженные  песочного  цвета  волосы  и  сильно  загорелую  щеку.  Такие
светловолосые,  с  тонкой  белой  кожей  мальчишки быстро  загорают  под
весенним  солнцем...  Даже  сквозь  загар  заметно  стало,  что  мальчик
покраснел. Торопливо завозился.
   -- Ой, да садитесь, я просто не заметил...
   -- Благодарю.  --  Старуха шумно втиснулась на  его место,  подобрала
подол,  придвинула к сиденью свой багаж --  сундучок,  окованный узорной
жестью.
   Мальчик в  это время сделал шаг в  сторону.  И  зацепился штаниной за
острый угол сундучка.
   -- Ох! -- всполошилась старуха. -- Ты порвал брюки!
   -- Да чепуха!..
   -- Ну как же... Это из-за меня!
   -- Да наплевать, -- сказал мальчик с явной досадой, потому что на них
оглядывались. -- Они все равно старые.
   -- И все-таки!  Если ты сойдешь на остановке "Старый мост",  мы можем
зайти ко мне, я быстро заштопаю...
   -- Нет, я еду дальше. Да вы не волнуйтесь...
   "Старый мост...  Старый мост..." --  отдалось во мне. Значит, правда?
Вот и начал завязываться узелок...
   В  этот момент поезд опять остановился,  заблестело за  окнами озеро,
вагон сразу опустел на  две трети.  Мальчик остался.  Но он не сел ни на
одну из освободившихся скамеек,  ушел на заднюю площадку --  подальше от
заботливой старухи.
   -- Как досадно,  --  басовито сказала она. Оглянулась, встретилась со
мной   глазами  (знакомыми  такими,   темно-коричневыми  и   совсем   не
старческими), обиженно отвернулась и притихла.
   У  меня застукало сердце.  Не то чтобы я очень волновался,  но пришла
пора. Я перебрался на сиденье позади старухи, сказал вкрадчиво:
   -- Прошу прощенья... Вас зовут Генриетта Львовна?
    
    
   6. Давняя знакомая
    
   Она обернулась. Неторопливо, но с заметным удивлением.
   -- Генриетта Глебовна...
   -- Извините. Я мог и ошибиться, столько лет прошло...
   -- А  собственно,  в  чем дело,  сударь?  --  величественно вопросила
старуха.
   Но нет,  не могу я называть ее просто старухой.  Это была старая,  но
еще крепкая и,  безусловно,  интеллигентная дама.  Свою интеллигентность
она  иногда разбавляла нарочитой простоватостью,  но  это  было приятное
сочетание.  Так же,  как на  ее  лице,  где мясистый пористый нос доброй
тетушки сочетался с  тонким ртом и аристократическим подбородком,  какие
можно видеть на портретах восемнадцатого века...
   -- Итак, сударь, чем вас привлекла моя персона?
   -- Догадкой, сударыня. Мне показалось, что в разговоре с мальчиком вы
руководствовались не  только желанием зашить ему брюки,  но и  надеждой,
что он поможет вам нести сундук.
   -- Вы  проницательны...  --  В  глазах  Генриетты  Глебовны  зажглись
насмешливые точки.  -- Но в таком случае позвольте быть проницательной и
мне: вы сходите у Старого моста и хотите выполнить роль мальчика?
   -- Вы  не ошиблись,  --  светски улыбнулся я.  Но ощутил вдруг глухое
волнение.  Словно темная вода колыхнулась в глубоком колодце...  Неужели
все это происходит на самом деле?
   -- Очень мило с вашей стороны. Однако чем я обязана такой любезности?
-- Генриетта Глебовна глянула пристально.
   Я передохнул.
   -- Совпадением...  Почти полсотни лет назад я ехал в поезде,  похожем
на этот. И по этому же пути...
   -- Но тогда вы были, наверно, ребенком!
   -- Да,  стриженный под "полубокс" мальчик в  ковбойке и сандаликах...
Мальчик в  те дни открыл дорогу в Овражки и очень любил бывать там...  И
вот в вагон вошла дама с сундучком и в тех же выражениях, что и сегодня,
напомнила мальчику о  правилах хорошего тона.  Мальчик стал выбираться с
сиденья, зацепился за сундук...
   -- ...и порвал брюки.
   -- Я был в заграничных замшевых штанишках и до крови расцарапал ногу.
Это вас... то есть даму очень расстроило. Она уговорила мальчика сойти у
Старого  моста  и   отправиться  к   ней  домой  для  "мазанья  йодом  и
бинтования".  Мальчик  согласился  (исключительно,  чтобы  не  выглядеть
трусом) и по дороге помог тащить сундучок.
   -- Он не тяжелый,  пустой...  Я  возила его в мастерскую,  потому что
испортилась музыка в замке.
   -- В тот раз вы сказали так же!
   -- Гм... Но, полагаю, выглядела я тогда несколько иначе?
   -- Полагаю,  что да,  --  в тон ответил я. -- Но... для десятилетнего
мальчишки все взрослые, кому за двадцать, кажутся пожилыми.
   -- Увы, мне было тогда уже за тридцать.
   "Тем более!" -- чуть не брякнул я. Но осторожно сказал о другом:
   -- Тем  более,  что я  не  настаиваю.  Как принято говорить,  "может,
мальчика-то  и  не  было...".  Не исключено,  что все это --  плод моего
воображения. Или выкрутасы отраженного мира...
   Она не удивилась. Кивнула снисходительно:
   -- Возможно,  что  и  так...  По  крайней мере,  я  не  помню  такого
эпизода...
   -- А  я  помню отчетливо.  Вернее,  представляю...  Как мы пили чай с
маленькими рогаликами,  как  потом я  еще несколько раз забегал к  вам в
гости на Пустырную улицу... Вы ведь жили тогда на Пустырной?
   -- Признаться, и сейчас живу...
    
   Мы  вышли на  станции,  похожей на  дачный павильончик.  По замшелому
каменному мосту  перешли бурливую речку  Окуневку --  она  виляла  среди
зеленых  откосов.  И  зашагали  по  улице  Тележной  мимо  палисадников,
двухэтажных контор  и  кирпичной аркады  торговых  рядов  прошлого века.
Сейчас под арками ютились фанерные киоски и овощные прилавки.
   Было,  как  и  дома,  тепло  и  солнечно.  Яблони не  попадались,  но
зацветала сирень. Я нес на плече плащ, в левой руке -- свой "сидор", а в
правой --  сундучок.  Держал его за  медную витую ручку,  приклепанную к
горбатой крышке. Сундучок и правда был не тяжелый.
   Генриетта Глебовна шагала  рядом  с  сундучком.  Глянула  на  меня  и
заметила:
   -- Вы идете уверенно. Видимо, и правда помните дорогу.
   -- Я  многое помню...  Например,  вашу  лампу  со  стеклянным зеленым
шаром.  И картину,  на которой мальчик тянется к сундучку... похожему на
этот.
   -- С ума сойти... Лампа разбилась тридцать лет назад!
   -- А картина цела?
   -- Да... Но... Откуда вы все это знаете? Мне даже страшно, -- заявила
она.  Впрочем,  без  всякого страха.  В  голосе ее  мягко перекатывались
граненые камушки. -- Я начинаю подозревать...
   -- ...уж  не  злодей ли  я,  не  рэкетир ли какой-нибудь или,  может,
домушник, пожелавший втереться в доверие?
   -- Увы...
   -- Нет,  Генриетта Глебовна, у меня другая профессия. Хотя, по мнению
некоторых, не менее романтичная и прибыльная.
   -- Какая же... э... Простите, ваше имя-отчество?
   -- Игорь Петрович.
   -- Игорь Петрович и...
   -- Решилов, -- вздохнул я.
   Тут она по-настоящему засмущалась:
   -- Простите,  а...  возможно,  это совпадение,  но... последний номер
журнала "Огни", там портрет и...
   -- Да, Генриетта Глебовна, да, -- обреченно сказал я. Потому что куда
деваться...
   -- Как  замечательно!  --  Она  даже  зарумянилась.  --  Ваши "Лунные
эскадроны" у меня на полке. Я их читала пять раз...
   Ох как не хотелось мне об этом.
   -- Бог с ними, с "Эскадронами". Давняя вещь...
   -- А сейчас? Тоже над чем-нибудь работаете?
   Фу ты,  умная вроде бы женщина, а как обалделая девица на конференции
"Встреча с писателем". Неужели даже здесь от этого не уйдешь?
   -- Сейчас вот не работаю, как видите. Путешествую...
   -- Память детства, так сказать, да?.. Еще один источник вдохновения?
   -- Будем считать, что так, -- буркнул я.
   Она,  кажется,  застыдилась своей  дурацкой умиленности.  Сказала уже
по-иному, пряча за суховатостью смущение:
   -- Но, увы, я все-таки не могу припомнить ваших детских визитов...
   -- Я  ведь и  говорю:  самому кажется иногда,  что я в детстве просто
придумал ваш городок...  Мне нравилось бывать здесь,  потому что столько
загадок...  И  еще потому,  что мальчишки тут никогда не приставали,  не
дразнились. На любой улице брали в игру как своего. Один раз я заигрался
допоздна,  и вы оставили меня ночевать.  И сами позвонили маме, чтобы не
волновалась...
   -- Да?  Возможно...  Видите ли,  я  уже  в  то  время сдавала комнаты
приезжим и  у меня перебывало столько людей.  И взрослых,  и детей...  А
память в мои годы, сами понимаете...
   -- Ну, какие наши годы, -- сказал я глупо и галантно.
   -- Ах, Игорь Петрович, вы не учитываете разницу...
   -- А сейчас вы не сдаете комнаты? -- напрямик спросил я.
   -- Гм...  изредка.  Через  турбюро.  Если  скромное домашнее жилье вы
предпочитаете гостиничному люксу...
   -- Предпочитаю, -- вздохнул я. -- Весьма...
    
    
   Глава 2. Улица Пустырная
    
   1. Тетушкин секрет
    
   Генриетта Глебовна  Барнаво_ (такая  вот  у  нее  фамилия) всю  жизнь
проработала акушеркой и  была  знаменита в  своем городке Овражки.  Даже
когда   она   стала  пенсионеркой,   ее   часто  приглашали  помогать  и
консультировать при трудных родах. Это я узнал от нее, когда мы шагали к
дому.
   Жила  Генриетта Глебовна одна,  в  приземистом доме  из  двух комнат,
кухни и прихожей.  Мне она отвела комнату, где висела картина. Та самая,
с  мальчиком.  Я  так и  сел перед ней,  словно вернулся в давние-давние
годы. Или в свой детский сон.
   Картина --  в  резной деревянной раме с облезлой бронзовой краской --
была  узкая,  но  большая в  высоту.  Пожалуй,  метра  два.  Написал ее,
безусловно, талантливый художник.
   Солнце  на  картине косо,  желтым  лучом,  падало из-за  просвеченной
насквозь салатной портьеры,  освещало высокий ореховый комод и мальчика,
который тянулся к сундучку,  стоявшему на краю комода. Мальчик был виден
сбоку  и  со  спины.   Было  ему  лет  восемь-девять.  Судя  по  одежде,
"довоенный" мальчик или даже "дореволюционный".  И  явно не  из богатых.
Голубая полинялая матроска порвалась на локте и  лопнула под мышкой,  на

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг