короткого полуденного сна, того самого, после которого то ли
выспался, то ли нет, то ли злее, то ли... кто его разберет, когда на
дворище, заплетаясь в собственных ногах, мокрый, исхудавший
вполовину, ввалился Безрод. Видно стало - падал по пути числом
несчетно, но вставал и шел вперед. Кровища стлалась следом, вымочила
рубаху, белесую пыль, что покрыла рубаху всю, теперь-то стало ясно,
что именно кровью тропил дорожку от самого берега до дружинной избы,
и что кровью взопрел после круга с мешком на плечах. Ни на кого не
глядел, а от глаз можно было лучины запалять, так горели лютой злобой
и упрямством. Старая Говоруня, что еще княжа нянчила и сынка его,
почившего в сече с урсбюннами, нянчила тож, нынче же полуслепая,
попятилась с дороги плетущегося Безрода, руками всплеснула, знамением
обережным себя осенила и зашептала:
- Расшибец, как же посекли тебя, все не
бережешься малец, все так же бронь не вздеваешь! - и глаза старухи
заволокло сумасшедшими слезами.
И в полной тишине на обезмолвившее
дворище влетел Жалощ и затряс старуху за плечи.
- Очнись, старая, не Расшибец то, безрод,
душегуб и тать! Очнись старая! Еще летом посечен Расшибец, да очнись
же ты!
Едва душу из старой не вытряс, еле
утихомирился, и с такой ненавистью взглянул на Безрода, что тут
только все дворище изумленно ахнуло. И ахнув, раскрыли все рты. Как
же похож стал мокрый, шатающийся Безрод, на посеченного в той битве
Расшибца, как же сами не увидели, глаза что ли проглядели? Вот так же
тогда пришел Жалощевич в становище, так же волос, мокрый от крови,
лип ко лбу, так же болталась рубаха без срезанного чужим мечом пояса,
только меча в руке недостает этому седому, а лицом - так один к
одному, те же черты, тот же взгляд. А увидевшие тогда княжича живым,
нынче за обереги похватались, все блазнилось, молодой княжич, слегший
от ран, восстал и идет по дворищу, шатается, вот-вот упадет.
Безрод ничего этого не заметил, прошел
по вмиг умолкшему дворищу, злобу из сердца не отпускал. Отпустит - с
нею сила остатняя уйдет, повалится на порожке избы, курам на смех.
Как встал на пороге избы, опять свет собою застил, как в тот первый
раз, и прилети в этот миг сапог, с ног снесет, мало душу не
выколотит.
- Ну чего встал, свет не засти!
Сапог, кувыркаясь через голенище,
прилетел из темноты и ударил в грудь. Безрод и не увидел, как
прилетел, глаза заволокло мутью. Ничей попятился, нынче курица
крыльями взмахни - ветрищем снесет, на крыльце упал навзничь. Один за
одним выходили вои из избы, брезгливо обходили, ни один руки не
подал, помогая встать. Безрод глядел мутным глазом в небо и кусал
губы, пытаясь встать.
- Поди и до середины не доплыл. -
огромный Тяг сапогом откатил Безрода с дороги.
- Обессилел. Жаль-то какая! - откатил еще
дальше Трескоташа.
- Не-е-е, - почесал затылок Сдюж. -оно не
тонет. Прибило, видать, к берегу.
Жалощ первым грянул хохотом, за ним
дворня. Вои один за одним уходили со двора друг друга за городской
стеной на крепость пробовать, шеи мять, да холки друг другу чесать.
Вернутся лишь затемно. Тяг с изумлением воззрился на собственный
сапог. Носок ало пламенел кровью.
- Да он кровит, точно курица резаная!
- Все дворище испоганил! - Трескоташа
указал на пятна крови на траве, возле крыльца, на само крыльцо, на
дорожку от ворот до избы дружинной.
- А ну-ка, Извертень, легкой ногой
пролети до того берега и обратно. - Долгач, задумчиво глядя на
Безрода, отослал невысокого коренастого парня на тот берег. -Да
погляди доплыл али нет!
- Я мигом! - молодому, да здоровому
второй раз губу переплыть - только кровь жаром потешить.
- А ты, неподпоясан, скидывай рубаху.
Если посечен, покажи раны.
Безрод покачал головой. Ничей уже встал
на одно колено и качал головой, глядя исподлобья снизу вверх.
- А не снимешь рубаху, значит не ранен. -
тяжело процедил сквозь зубы Жалощ вышедший в кружок.
Безрод слабо улыбнулся. Раз не ранен -
ходить со всеми и дале, сегодня, завтра, а там глядишь и рук пачкать
не придется, сам, мол, подохнет. Безрод молча стиснул зубы. Прятаться
за собственную кровь, не этого ли княжь ждет? И чего взъелся?
- Время не ждет, - прошептал Безрод.
-бестолочи! Вон все за ворота!
- Я не слышал. - княжь окатил горящим
взором Долгача, стоявшего ближе всех.
- Время не ждет, бестолочи. - медленно, с
расстановкой повторил Долгач. -Вон все за ворота!
Княжь недобро ухмыльнулся.
- Этого с нами. Здоров, как бык, так
нечего за овцами бегать.
На поляне, что за городской
стеной, в середине дубравы, уже вытоптанной до единой травинки, люто
бились вои, постигая по крупинкам ратные премудрости. На мечах, на
кулаках, на секирах, ядреный запах пота, щедро пролитого на землю,
обещал буйную поросль весной, ведь щедро родит землю политая без
жали, от души.
Безрод сидел у старого дуба, у всех на
виду, стоять не мог, ноги подкашивались. Лишь разок прервались, когда
прибежал Извертень, шепнул что-то Долгачу, тот Перегужу, и оба во все
глаза уставились на Безрода. Остановились и другие вои, ну чего, мол,
воеводы вымерзли, неуж полуночник высадился?
- Доплыл. - с удивлением в голосе
возвестил Долгач. -След кровавый на том бережку оставил.
Вои все, как один, повернулись к старому
дубу, к чьему стволу привалясь, то ли спал, то ли беспамятствовал
Безрод.
- Ну чего встали! - прикрикнул Жалощ.
-Трое с мечами ко мне!
Назад Безрод шел сам,
медленно, отдыхая у каждого ствола. След во след шел Отвада, старый
вой, сивые усы лежали на груди. Теперь Безрода без присмотра не
оставят. Ничей чувствовал взгляд старого дружинного между лопаток и
все гадал, кинжалом ли пронзает лопатку и до сердца достает иль
теплом ласкает, в спину подгоняет. Жаль повернуться не мог. Сил не
было.
Безрод замер на пороге, застил собою
последний солнечный свет. Не терпение свои и воев на крепость
пробовал, просто кончились силы вот тут на пороге. Не мог Ничей
остановиться в середине дворища, тем паче сесть отдохнуть, не дойдя
до избы каких-то шагов. Просто не мог. Отдохнул перед воротами
княжьего терема, потом без остановки, распрямив плечи, как мог,
подняв голову, как получилось, прошел наискось через все дворище к
дружинной избе и остановился на пороге, полностью обессиленный.
Стоял, тяжело дышал и ждал сапога. Не сразу, но прилетел сапог,
стукнулся о грудь и упал в ноги. Безрод крепко держался пальцами за
створ и устоял. Сделал шаг вперед и пал без сил на пороге. Где пал
там и на ночь остался. Никто не встал и бровью не повел. Безрод и
есть Безрод. Половик придверный.
Утром Перегуж, подходя к дружинной избе
еще затемно, почуял что-то неладное. Сидит вроде кто-то на порожке,
или блазнится то, сон досыпает на ходу воевода? Сидит. В самом деле
сидит человек на пороге, будто на жизнь озлился, и сон вою не в
радость. А подойдя к порожку, едва не остался воевода с ногой,
занесенной над ступенькой. Сидит давешний Безрод, бос, к перильцам
привалился, глядит так люто, зло, яро, что не взойди солнце - от глаз
свет дневной займется, ждет, готов уже, зубы крепко сжаты, лицо -
чисто череп кожей обтянут, и так не больно-то дюж, быка с удара уж
всяко не повалит, а уж как полсебя вчера оставил вокруг Вороньей
Головы, так и смотреть лишний раз больно. Хотел воевода сказать что,
да передумал. Всяк судьбу свою в кулаке держит. Глядит так, что и
впрямь будто огнем ожгло, в глазах защипало, ровно варом горь-травы
кто в глаза сбрызнул. Зол парень, ох зол. А смотрит, ну точно сын
Пряж, как давеча от кого-то кулаком промеж глаз получивший. Вчера
Безрод не помер, сегодня помрет. Зубы съест, а и вкруг Вороньей
Головы обежит и на тот берег сплавает. И падет. Да только и словом о
помощи не заикнется. Помирать будет, не заикнется. Да и кого
просить-то? Никто и мизинчика не протянет. А горд, парень, горд.
Вои выходили один за другим, с
изумлением оглядывались. Ведь сами видели, как рухнул этот рвань
рогожная вчера в самом порожке, и шагу не сделал. Только пол кровищей
поганой извозил. А сидит в уголке, зубы сжал, ни на кого не глядит,
ровно не случилось ничего вчера в вечеру, будто сладко почивал на
мягких перинах вся ночку. Рядяша даже, под ноги плюнув, вернулся в
избу, лучиной осветил ложе душегуба ночного. Ни кровинки, тес чист.
Значит на полу пролежал, только под утро самое холода росяные в себя
привели, и сидит, будто ничего не случилось. Ждет.
Безрод поднялся последним, последним и
побежал, встал было ему в хвост Моряй, но Ничей наддал что было сил и
едва не убежал от дружинного. Прибежали к Вороньей Голове, похватали
мешки и понеслись вкруг. Безрод вздернув голову в небо, прошептал
что-то и рванул огромный мешок на плечи. Моряй, что сзади бежал,
видел, как потекло по спине что-то темное, для пота, вроде как,
рановато еще, а тогда кровь только и получается. И мешок-то не мал,
такой только Рядяше да воям помогутнее и таскать на холке. А тут кожа
да кости, не ходите ко мне в гости, раздавит мешок Безрода, как пить
дать, раздавит.
Безрод говорил с богами, пока бежал
говорил. Не просил помочь, просил лишь не дать сердцу разорваться, и
пусть будет тяжело, гордыня ведь штука тяжкая, но и сам не отрок,
понимает за каков гуж уцепился, пусть будет невыносимо, лишь бы было
чем выносить, пусть не станет мешок легче, теперь ни единого камешка
не даст Безрод убрать из мешка, но пусть лишь не дадут боги избежать
тягот на этом свете. Пусть не дадут сбежать в погибель, пусть не
облегчат долю.
Моряй бежал Безроду вослед и диву
давался. Уже не бежит, просто ноги передвигает, колени подгибаются,
уже давно пасть должен, но бредет седой да худой вперед, даже бежать
пытается, поди и зубы-то на губах сжал, искусал до крови. Моряй
забежал вперед. Бредет себе жилистый человек в рдяной рубахе, дороги
не видя под огромным мешком, пот и кровь глаза заливают, во рту
колышек кожей обернутый держит, давит крепкими зубами, уже и кожу
разгрыз, до дерева добрался. Вся рубаха потемнела, оставляет на
камнях позади себя кровавый след. И куснула Моряя шальная мыслишка, а
того ли, мол, ты княже овиноватил? Этот из-за угла не нападет,
восхочет души лишить, подойдет и лишит, как давеча на судилище. Но с
такой-то гордыней да из-за угла?
- Не плыви. - Моряй сбросил свой мешок.
Таким-то шагом он и не запыхался.
Безрод мгновение стоял на обрыве
недвижимо, дал богам неба и моря посмотреть на себя, победившего
камни, отдал богам свою победу, ровно жертву в крови и поте, и тяжело
рухнул назад вместе с мешком. Загремела галька, а может кости
Безрода, а может и то и другое. Моряю мстилось, что разорвется грудь
седого, с протяжным посвистом всасывал Безрод морской воздух, а когда
поднялся Ничей, и как глянул Моряй в глаза цвета моря за его спиной,
только и подумал: Море к морю.
Безрод прыгнул со скалы и долго отдыхал
на воде. Моряй плавал кругами, не решался отплыть подальше, потонет
княжий подсудимец, не сносить дружинному головы...
Дружинные во двор выходили, когда они
пришли, Моряй да Безрод. Как и давеча Безрод прошел двор без запинки,
прямо, а войдя, в избу рухнул на пороге. Дружинные грянули смехом, но
Моряй не подхватил, все глядел в спину человеку, что и помощи не
принял, и на плечо подставленное не оперся, и палку с рогаткой,
поднесенную от души, зашвырнул подальше. Хотел зашвырнуть подальше, а
улетела едва на свою длину. Так и шел, морщась и слова единого не
сказав, а у самых-то ворот выплюнул перекушенный вдвое колышек с
ошметками изжеванной бычьей кожи.
На поляну Безрод пришел сам. Сел под
свой дуб, кровищей ствол измазав, и будто подменили его, будто
отпустил душу, и дышал так, что мстилось иным - помер.
А вечером, переступив порог дружинной
избы, крепко ухватившись пальцами за створину, замерев, ждал Безрод
своего сапога. И дождался. Лишь покачнулся, когда ударил в грудь
огромный сапожище, но не упал, и только посмотрел сквозь муть в
глазах туда, откуда прилетел вонючий подарок, Моряю даже помстилось,
что ухмыльнулся Безрод краем губ. Вся дружинная изба во все глаза
глядела на седого, как шел он к своему углу, и должно быть сглазила
не раз, он спотыкался на каждом шагу, в ногах путался, но верное
хранили Безрода боги - так ни разу он и не упал. Добрел до ложа и
рухнул на свой плащ.
И лишь когда уснули все, едва сдерживая
стон, на четвереньках выполз Безрод за порог, прополз к задку и там
его вывернуло, и только там и застонал. И молил Ратника не дать
услышать кому. О боги, как же все в кучу замешано, боль ран, тошнота,
головная боль, но не этого ли просил? Не об этом ли грезил? Так
изживай свое до последнего мгновения и не спрячешься никуда. Просил -
получи. И как ни было мутно, больно, дурно, заставил себя улыбнуться.
Одними губами. И сразу стало хуже, будто на эту улыбку последнее
истратил...
Очнулся в дыму, в пару, ничего не
увидел, хотел пошевелиться, да непонятная тяжесть руки, ноги книзу
прибила. Голову и ту с трудом повернул. Из пара возникло лицо с седой
бородой. Безрод узнал старика. Стюжень. Колдует чего-то, руками
водит, шепчет.
- Душу из тебя выну, сил дам, да и назад
возверну.
Ворожец был гол. Огромный старик.
Огромные ручищи. Огромные... Огромные... Ручищи... Безрод обессилел,
закрыл глаза, и будто птаха поднялся над собой невесом, будто видел
себя внизу, а старик и не глядел на тело вовсе, вверх голову поднял,
глядел прямо в глаза. А еще увидел Ничей бесплотного молодца, трех
Безродов слепи, он один и получится, молодец этот. Чем-то неуловимым
похож румяный парень на старого ворожца, да ускользает эта тонкость с
глаз, если глядеть в упор. Так же парит надо всем тот молодец, а
Стюжень знай себе шепчет что-то. Парень взял за руку да со смехом
веселым так ладонь пожал, что взвыл Безрод бесплотный, пожал сам,
сколько мог, жал, жал, пока боли не исчезли. Так и жал, так и жал...
Открыл глаза. Несет кто-то, только
голова на весу и болтается. Сверху -небо звездное, а душа так легка,
волю дай - улетит к звездам. И боль уснула.
- Рот-то закрой. - все шепотом, шепотом,
а как ни шепчи все бас Стюженев выходит. -Душу к звездам-то
выпустишь, обратно не воротится.
- Больно ей в теле-то моем. Страшно. -
Безрод улыбнулся. Истинный ворожец, в самое-то нутро и глядит.
Стюжень осторожно внес Безрода в
дружинную избу, пронес в угол. Пол скрипнул под удвоенным весом, но
Стюжень и ухом не повел, за день так умаялись, что хоть зачни все
доски пола петь - не проснутся. Положил на ложе, приложил руку ко лбу
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг