Едва моя рука коснулась шара, как ремни расстегнулись и уползли в пазы.
Покинув ложе, я облачился в легкую накидку, напоминавшую греческий
хитон, восточный халат и мексиканское пончо одновременно. На языке
тумаитов она называлась терс-... плюс еще восемнадцать сложных звуков. Я
накинул терс на плечи и направился к пластине голубого льда, заменявшей
зеркало. В этот миг раздался негромкий звуковой сигнал. Послав мысленный
импульс, я приказал двери отвориться и обернулся. Вошел слуга, извещенный
о пробуждении капитана.
- Ван-рф-псо-...
Он произнес традиционное пожелание хорошего утра, а его тайные мысли
поведали, как он меня ненавидит. Это было нормально. Я насторожился б,
если бы этого не случилось. Слуга принес завтрак - аккуратно выложенные
пирамидкой пищевые кристаллы. Я внимательно следил за тем, как он ставит
поднос на низенький столик. Это был новый слуга. Прежнего умертвили за то,
что он попытался подложить в мой завтрак кристаллы замороженной воды.
Смертельный яд для тумаита, но с каким удовольствием их сосал человек!
Покушавшийся не смог ответить, зачем он это сделал. Ему отрубили голову,
предварительно ошпарив кожу клубами кислорода. Я лично руководил казнью.
Слуга поставил поднос и тут же вышел. Подобно прочим он испытывал ужас
передо мной. Как только дверь захлопнулась, я немедленно избавился от
кристаллов, выбросив их в мусоросборник. Слишком невкусная пища, чтобы
зрентшианец получил от нее удовольствие. Едва я покончил с завтраком, как
звуковой сигнал повторился. На этот раз вошел дежурный офицер. Я терпеливо
выслушал краткий рапорт о дежурстве шестой смены. Происшествий не было.
"Утренний свет"
приблизился к созвездию Щита на сто восемьдесят две тысячи световых
секунд. Это было немного, особенно в сравнении с теми расстояниями,
которые преодолевал "Марс". К сожалению для меня, тумаиты не умели
использовать галактическую спираль. Их корабли передвигались по джамповому
принципу. Подобный способ эффективен для перемещения в пределах одного или
двух соседних созвездий, но практически лишен смысла, когда речь идет о
более дальних расстояниях.
Требовались сотни лет, чтобы достичь намеченной точки. Тумаитов это
вполне устраивало - они были неторопливы даже в своей ненависти, я же
приходил в бешенство от одной мысли, что рискую очутиться на Земле спустя
тысячелетия после того, как умрет последний атлант. Время представляло для
нас слишком разные величины.
Офицер закончил рапортовать и был отпущен. Уходя, он столь скверно
подумал о своем капитане, что я едва не рассвирепел. Впрочем, через
мгновение я успокоился. Офицер вел себя как подобает. Он должен ненавидеть
- таковы правила игры.
В узком ромбовидном иллюминаторе показалась проплывающая мимо звезда.
Огнедышащий гигант, накапливающий вокруг себя сгустки материи.
Когда-нибудь его ярость ослабнет, и тогда вокруг зародятся планеты. И
как знать, может быть, на одной из них будет разумная жизнь. А за мириады
световых лет отсюда, в другом конце Галактики, звезда погаснет, и жизнь,
питаемая ее светом, исчезнет.
Вечная тайна, именуемая жизнью. Нечто большее, чем жизнь.
От этой мысли мне стало скучно. Нормальное чувство. Я редко предаюсь
веселью.
Жизнь скучна. Она сравнима с серым днем, заполненным мелким моросящим
дождиком, сквозь который так редко прорывается солнце.
Звезда сместилась в левую часть иллюминатора, а затем и вовсе исчезла.
Я сбросил терс и извлек парадный мундир: надлежало появиться на мостике, а
затем я намеревался посетить третий уровень.
Плотная, слегка шершавая ткань туго обтекла тело. Я застегнул восемь
тоненьких крючков, после чего перекинул через левое плечо перевязь. Снизу
к ней крепился символ власти - пернач-каур, доставшийся мне в качестве
трофея от Го Тин Керша, в контейнер на плече я сунул плазменный пистолет.
В ледяном зеркале появилось блеклое отражение. Я выглядел внушительно, с
долей угрозы, как и подобает тиранам. А я был тиран - в худшем смысле
этого слова. Я был жесток, подл и коварен, как полагалось. Мне не стоило
большого труда играть свою роль.
Ведь я и в самом деле жесток, подл и коварен. В душе я всегда
чувствовал себя немного Фаларидом По приказу Фаларида осужденных на смерть
сжигали в чреве медного быка.]. Почему бы и нет, если необходимо.
Отвратительна не жестокость сама по себе, отвратительно, когда она
преступает грань, за которой теряет всякий смысл.
Отвратительно, когда жестокость превосходит значимость карающего.
Наполеон вправе принять на себя кровь миллионов, злобного карлика Равашоля
следовало б казнить за первую же каплю пролитой крови, за то, что он
претендовал быть Наполеоном, не имея за душой ни Маренго, ни Аустерлица,
ни Шампобера которых наиболее ярко проявился полководческий талант
Наполеона.].
Я имел право быть жестоким. Я редко пользовался этим правом. Слишком
легко -
быть жестоким. Попробуйте быть добрым, без юродства и покаяния, и без
тайной гордыни в сердце. Это намного труднее.
Резные двери покоев сомкнулись за моей спиной. Сто пятьдесят три шага,
осторожные и уверенные, как всегда. Возле рубки стоял один-единственный
часовой.
Он приветствовал меня, ударив ладонью по стене. Я ответил холодным
любопытным взглядом. Часовой был подозрительно добр.
В рубке находилось семь... - чуть не сказал, человек. Впрочем, для меня
они были вполне людьми. В равной мере, как и человек, тумаит во мне
пользовался теми же правами, что и человек, а в данной ситуации первый был
даже главнее. В рубке было семеро. Старший офицер Ге-счу-фк-лебр-... Я
называл его Ге. Ге был моим первым помощником и обладал множеством
достоинств. Его главным недостатком было чрезмерное честолюбие. Ге слишком
рьяно мечтал о том дне, когда сменит меня в капитанском кресле. Кроме Ге в
рубке находились три офицера и три сержанта.
Пятеро имели на плече навигационную нашивку. Сержант с несуразным
коротким именем Уртус-фл-съят представлял специальную группу, говоря иначе
- службу безопасности корабля. Он был единственным нижним чином, чье имя я
знал.
Сержант Уртус заслуживал подобного уважения. Он один подозревал, что я
ненастоящий капитан. Подобная проницательность заслуживала смерти, но я
пощадил сержанта.
Риск быть разоблаченным развлекал меня.
При моем появлении астронавты поспешили отдать честь, шлепнув
четырехпалой ладонью по ближайшему ровному предмету. Для Ге таким
предметом оказалась задница младшего офицера. Получив увесистый шлепок,
офицер вздрогнул и посинел от стыда.
Это могло б показаться смешным, если б не было нормальным.
Ге начал рапортовать, я прервал его, нетерпеливо дернув плечом, и
подошел к гигантской панели компьютера, управляющего кораблем. Компьютер
был мозгом гигантского судна, нянькой и строгим воспитателем в одном лице.
Он отличался умом и необычайной услужливостью. Я подозревал, что компьютер
украден тумаитами у иной цивилизации. Уж слишком нетумаитским был его
характер. Мы дружили.
Обращаясь к компьютеру, я называл его Ттерр. Он уважительно именовал
меня Большим Капитаном.
Подойдя поближе, я ознакомился с показаниями, выведенными на четырех
дисплеях, после чего просканировал:
- Доброе утро, Ттерр.
Мой предшественник обучил компьютер телепатии, и поэтому мы общались
без слов.
- Хорошо спали, Большой Капитан?
- Не очень, Ттерр. Что нового?
- Ничего такого, что могло бы заинтересовать Большого Капитана.
- Тогда твой ход.
- Конь А5-Б3.
- Пешка на Г5, - немедленно откликнулся я.
От нечего делать я ввел в Ттерр шахматную программу. Компьютер оказался
слабоват в дебюте, но определенно хорош в окончаниях. Настоящая партия
затянулась, и Ттерр имел вес основания рассчитывать на победу.
- Слон берет пешку.
- Шах королю!
Это был чистейшей воды блеф, но противник купился на него.
- Мне надо подумать.
- Пожалуйста. В таком случае, пока!
- До свидания, Большой Капитан.
Диалог с компьютером занял считанные доли секунды. Все выглядело так,
будто я знакомился с показаниями приборов. Затем я обратился к старшему
офицеру Ге.
- Я отправляюсь на третий уровень.
Офицер дернул головой. Повернувшись к нему спиной, я уловил грандиозную
волну ненависти, объявшую меня колючим ледяным панцирем. Старший офицер Ге
ненавидел сильнее остальных, но он не являлся тем, кто был мне нужен.
Оставив рубку, я направился к световому колодцу и вскоре был на третьем
уровне.
Здесь жили семьи.
Удивительное дело! Будучи гораздо менее индивидуалистами, чем
большинство других мыслящих существ, взять к примеру хотя бы атлантов,
тумаиты допускали существование семьи. Тумаит обладал правом иметь
собственную жену и собственных же детей. При всем неустройстве быта семьи
были довольно крепкими. Жены беспрекословно подчинялись мужьям, дети с
восхитительной непосредственностью ненавидели своих родителей.
Здесь все было предельно просто. Узкий пенал семейного блока, в котором
заключены двое взрослых и до четырех малышей. Иметь большее количество
детей запрещал устав корабля, хотя большинство семей было б не прочь
сделать это.
Иметь детей означало иметь привилегии. Муж исполнял свои служебные
обязанности, жена, свободная от службы, заботилась о супруге, всячески
ублажая его. Они в большей или меньшей мере ненавидели друг друга, но их
союз был на удивление прочен. Тумаитам неведомо слово измена. Они подобны
лебедям, связывающим свои судьбы на всю жизнь. Пусть вас не покоробит мое
мы, - ведь я тоже отчасти тумаит, - но мы не находим различий между нашими
женщинами, а значит, не имеем причин изменять или ревновать; да и женщинам
мы кажемся одинаковыми.
Тумаитский брак не является последствием любви. Он скорее долг,
помноженный на плотское влечение, которое, впрочем, при желании легко
удовлетворить кристаллами оне-тт-фм-сотл-... Вступать в брак позволено по
преимуществу нижним чинам и лишь в виде исключения - офицерам. Я бы назвал
эти браки вынужденной мерой.
Странствия по Галактике продолжительны, необходима смена поколений.
Ни один из обитателей корабля не знал родной планеты. Ни один из них не
видел родного солнца и даже его двойника. Зеленая звезда слишком редка, ее
можно встретить лишь в немногих созвездиях. Это были люди, обрекшие себя
на вечное заключение в зыбкой скорлупе космического скитальца. Им не
суждено любоваться хлористыми равнинами, как не суждено обрести покой в
ледяных могилах. Их ждет вечная чернота космоса и кремация в кислородной
ванне. Мне отчего-то становилось грустно, когда я думал об этом.
Я двигался по центральному переходу уровня, осматривая каюты. Порой я
замедлял бег времени, что позволяло становиться незамеченным. Тогда я
заставал обитателей кают врасплох. Я вторгался в убогие синтетические
жилища, врываясь в чужую жизнь. Я брезгливо сторонился бледных, словно
вурдалаки, детей, и с кривой усмешкой взирал на убогие прелести жен. Я
проникал в мелкие семейные тайны, которым не суждено дорасти до трагедий.
Порой я отпускал время и жил наравне со всеми. Меня подобострастно
приветствовали, обливая волнами ненависти. Я не вызывал ничего, кроме
ужаса. На этом корабле именем капитана пугали детей. Я привык к тому, что
ужас неизменно сопутствует мне. Меня боялись все, с кем я так или иначе
имел дело. Меня боялся даже собственный отец. Это было нормально. Страх
гарантирует власть. А власть всегда занимала меня. Она давала мне стимул
существовать. Без власти я обречен исчезнуть в бездне Вселенной.
Призрак... Обитатели блоков видели во мне призрака, вечного и
неуязвимого.
Что ж, это было так. Я был почти неуязвим и почти вечен. Мое почти было
за гранью возможности этих людей. Они смотрели мне вслед с испугом и
страхом. Я был выше их понимания и оттого был ненавидим во сто крат
сильнее. Я олицетворял силу и успех, а они вечно ненавидимы. Я олицетворял
тайну вечной жизни, а людям свойственно ненавидеть Вечность, когда они
осознают, сколь мало значат пред ней.
Ужас витал над моей головою. Мужчины расступались предо мною, дети
испуганно жались к матерям. Так приветствуют смерть. Я означал смерть.
Взгляды невольно обращались на каур. Многим довелось видеть его в
действии, другие питались ужасными слухами. Я вызывал ужас, и это было
прекрасно. Чтобы править озлобленным миром, необходимо уметь вызывать ужас.
Не отвечая на приветствия, я шагал вперед, твердо ставя ноги на
неровную поверхность пола, я заходил в жилища. Я со скукой внимал убогим
мыслям моих невольных собратьев. Право, они немногого хотели от этой
жизни. Очередной чин и дополнительная порция кристаллов были способны
вызвать в их сердцах неистовый восторг. Чувства были убоги. Они знали
страх и радость, им неведома была любовь, и все прочее поглощала
ненависть. Лишь она заслуживала почтения. Я преклоняюсь перед ненавистью.
Зорко поглядывая по сторонам, я шел дальше. Пройти через весь уровень,
напомнив о своем существовании - именно в этом заключалась моя цель.
Я пронзал безмолвие, наполненное хаосом невысказанных слов. Слова были
овеяны ужасом и ненавистью. Люди боялись поймать взгляд, брошенный мною.
Они знали, что этот взгляд убивает. Откуда-то знали...
Внезапно гробовое молчание нарушил далекий крик. Я немедленно обернулся
на него.
Из бокового ответвления выскочил воин. Он был взволнован, а круглые
глаза его превратились в вертикальные миндалины.
- Там ходит литинь!
Он кричал еще что-то, но я не слушал его. Оттолкнув воина в сторону, я
бросился в боковой переход, на бегу замедляя время. Известие взволновало
меня. Дело в том, что литинь-лф-бет-ссо-утушт-... можно перевести примерно
как иное существо.
В переходе скрывался мой неведомый враг.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Я мчался по переходу, изогнутому причудливой соломиной, так, что
свистело в ушах. Тоннель устремлялся вправо и чуть ниже, черные стены
колебались, словно угрожая сомкнуться и сплющить меня в лепешку. Это был
вспомогательный переход, обвивающийся спиралью вдоль обшивки судна. В
случае аварии световых колодцев он должен был исполнять их функции. Членам
экипажа почти не случалось бывать здесь.
Немудрено, что литинь избрал для своего появления именно это место.
Пол накренился, резко уходя вниз, и я ускорил шаг. Я мог разложить
время, но сам не знаю, почему не сделал этого. Я лишь немного растянул
его, получив таким образом преимущество перед своим противником.
Противником? По правде говоря, я еще не знал, кем окажется литинь - другом
или врагом.
Переход резко свернул вправо, и я увидел спешащего навстречу
астронавта. Он бежал изо всех сил, но приостановленное время делало его
шаги комически замедленными. В них было что-то от крадущихся движений
ленивца. Шаг, точнее ша-а-а-аг, еще один... Я пронесся мимо словно молния,
успев заметить, как на лице астронавта появляется выражение ужаса. Он не
рассмотрел как следует меня, но наверняка догадался, кто оттолкнул его в
сторону.
Справа показались остроугольные конструкции модуля. Здесь находились
блоки питания и резервные функциональные выводы - нечто вроде маленького
филиала Ттерра. Если вдруг что-то случится с базовым компьютером, его
вполне мог заменить подобный модуль.
Еще несколько шагов... И наконец я увидел вдалеке смутные очертания
фигуры. Она стояла посреди перехода, спиною ко мне. Она не пыталась
убежать, и я замедлил шаг. Когда я подошел совсем близко, фигура резко
повернулась.
- Клянусь звездами, я был уверен, что здесь не обойдется без тебя!
Конечно же, это была Леда. Но не совсем такая, как обычно. Леда
казалась чуть выше, от ее фигуры исходило красноватое сияние. Я понял, что
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг