- Нет, он остается песчинкой, но оставляет след. И этот след - именно
то, ради чего стоит жить.
- Хорошо. Допустим, я подожгу храм Разума и оставлю след в истории.
Ведь оставлю?
- Оставишь! - раздался негромкий возглас незаметно вошедшего в храм
Командора. - Многие безумцы высекали искру, надеясь, что пожар, зажженный
ими, обессмертит их имя. Одни сжигали храмы, другие города и целые
континенты, третьи - планеты.
След остался, но это черный след, след ненависти, который память
норовит исторгнуть. В нем нет веры, а лишь ненависть и похотливое желание
жить вечно.
Эмансер хотел возразить Командору, но не решился и спросил:
- Как мету верить я, чью веру убили знания не моей цивилизации, не моей
эпохи?
- Да, это трудно, - согласился Командор. - Действительно, ради
обретения твоего мозга мы убили в тебе зачатки здоровой веры, заменив их
растлением скептицизма.
Мы отняли у тебя веру, ничего не дав взамен. Но я был уверен, что ты
проникнешься нашим сознанием...
Последняя фраза не была закончена, в ней звучал вопрос. Эмансер
поспешил ответить:
- Проникаюсь. - И честно добавил: - Но не очень получается.
- Разные миры, разные эпохи, - задумчиво протянул Командор. - Требуется
время, чтобы проникнуться. Ведь что есть вера? То же, что и истина.
Существующее и несуществующее. Абсолютное и относительное. Я верю, значит,
существую. Но во что? В Высший Разум? Абстрактно. В человека? Мне трудно
вообразить его символом веры. Даже идеального. Хотя такой невозможен. Уж
слишком он несовершенен и подвержен желаниям и страстям. Пусть даже он
укрощает плоть, но это тоже страсть. Страсть борьбы с собой. За себя.
Якобы за себя. Это лишь самолюбие и попытка зажечь храм, но с другой
стороны. Огнем аскезы. Верить в идолов? В дракона, как халиборнейцы? В
Гору-мышь, подобно илюзратянам? В богов Земли?
Мардук и Молох, Зевс и Ахурамазда, Кали и Осирис. Они кровожадны,
корыстолюбивы, развратны. Как люди, волею судьбы вознесенные на небесный
престол. В лучшем случае - слабы. Как Распятый. Но это ли лучше? Они
ввергают мир в страсти, они потакают этим страстям, они прощают
преступления, совершенные во имя страстей.
Командор сделал краткую паузу, и кемтянин поспешил воспользоваться ею.
- Прости мою нескромность, Великий Титан. Я знаю всех перечисленных
тобою земных богов. Но кто такой Распятый?
- Распятый? Это самый страшный из идолов. Это чудовище, возмечтавшее
видеть мир слабым и жаждущее обрести силу в собственной слабости. Пройдет
много тысячелетий, прежде чем он объявится на Земле. Он будет двулик.
Снаружи бел и прекрасен, изнутри черен и ужасен. Он будет неискренен в
своих словах и будет совершать шарлатанские фокусы, которые непросвещенные
сочтут за чудо, а слова его за пророчества. Он ввергнет Землю в пучину
многовековых бед и страданий. Его учение во многом схоже с нашим. Во
многом, почти во всем. Лишь цели разные. Мы стремимся к Разуму, стремимся
сделать человека мыслящим, жаждем, чтобы он обрел счастье в своем знании.
Цель Распятого - дать человеку обрести свое счастье в слабости. Ударили по
левой щеке, подставь правую. Сильных духом заставят каяться на смертном
одре, обещая кастрированное счастье в посмертной жизни. И они будут
каяться! - Тень ярости пробежала по лицу Командора. - Глупцы!
В любой вере слабость и сила. Но куда больше слабости. Именно поэтому
мы попытались создать сильную веру, где правят не чувства, а Разум, где
поклоняются не идолам, а памяти ушедших друзей. Для вас они боги,
незнакомые и далекие, для нас они были друзьями, и это наша вера! Мы курим
фимиам пред их алтарями, пред их силой, умом, великодушием, отвагой, их
веселостью и беззаботностью, их человечностью. Их коллективный лик
сливается в идеал человека, идеал человечества. Вот что такое наша вера! -
Эмансер сделал непроизвольное движение.
- Ты хочешь возразить мне, кемтянин?
- Нет. Это твое видение веры, и я чувствую, что ты искренен в своих
словах. - Эмансер отнюдь не чувствовал этого и был неискренен в своих. -
Но я хочу поведать тебе, как видят вашу веру простые атланты: таралы,
марилы, ерши - те, что своим трудом создают силу и величие Атлантиды, те,
для кого эта вера и предназначена.
- Что ж, это любопытно.
Командор с интересом, словно впервые видя, посмотрел на Эмансера.
- Ваша вера унифицирована до малейшей черточки, слова, жеста. Центр ее
- дворцовый храм, куда нет доступа непосвященным. Он порождает много
слухов и кривотолков. Таинства справляются в двух сотнях территориальных
храмов, посещение которых обязательно. Там стоят статуи Великого Титана,
вдесятеро уменьшенные копии той, что на Народной площади. Храмовые служки
воскуривают фимиам и поют гимны Разуму. А еще они ведут строгий учет всех
тех, кто не посещает храм. И если марил не был в храме более трех месяцев,
в дело вмешивается служба нравственности...
- Я знаю об этом, кемтянин. Если ты...
- Я еще не закончил! Ваша вера основана не на Разуме, а на Силе. Вы
заставляете поклоняться Разуму... На словах они славят Разум, сильного
человека, но на деле они поклоняются статуе, персонифицированному в камне
Командору. Они поклоняются тому, что давит на них своей громоздкостью и
несокрушимостью. Они верят в ее незыблемость, равно как и в незыблемость
установленного порядка. Пока стоит статуя, стоит Атлантида. Вот в чем их
вера. Она примитивна и проста. Суть ее в огромном куске мрамора,
поглотившем и Разум, и Человека.
Глотая слова, Эмансер закончил поспешную речь. Великий Титан и
Сальвазий молчали. Затем Командор промолвил:
- Мы говорили на разных языках, кемтянин. Но сказанное тобой любопытно.
Атлантида падет, когда падет статуя. Мани, факел, фарес... Кровавые
брызги черного гранита на Народной площади? Что ж, очень даже может быть.
Тридцать дней...
И кораблей плывущие носы Вмиг сокрушат ростральные колонны...
- Мне пора! - бросил Командор. - Пока, кемтянин. Жаль, что мы не
доспорили.
Хорошо, что наш спор не окончен. Пока, Сальвазий. За месяц ты не
успеешь состариться. - Уже на выходе этот странный человек обернулся и
бросил:
- Завтра день отдыха! Мы все едем на море.
Вечер того же дня.
Луна еще не прошла и половины отведенного ей пути, а Кеельсее и Инкий
уже собрались в обратный путь.
- Ну, с Инкием мне все ясно. Ему еще полночи болтаться над океаном. Но
куда спешишь ты? - спросил Командор Кеельсее.
- Думаю залететь на Круглый остров.
Командор бросил на бывшего начальника ГУРС внимательный взгляд. Но
мысли того были спрятаны под железным колпаком непроницаемости.
- Что там делать?
- Если уж я повидал Инкия, то почему бы не залететь к Гиру и его
разболтанной компании? Они, небось, уже заплесневели от скуки.
- Ну что ж, загляни. Я не против.
Залезая в катер, Кеельсее хмыкнул: "Не против! А с чего бы тебе быть
против?
Хотя, знай ты, зачем я лечу на Круглый Остров..." Словно убоявшись, что
Командор сможет прочесть ненароком выскользнувшую шальную мысль, Кеельсее
спрятал ее поглубже и включил зажигание.
Стоявшие близ взлетной полосы атланты, прощаясь, подняли вверх сжатые
кулаки.
Слева расцвел столб пламени. Ракета Инкия уже стартовала и была над
морем.
Кеельсее помахал провожающим сквозь темный триплекс кабины. Атланты не
видели этого жеста. Они стояли, подняв вверх сжатую в кулак руку.
"До скорого", - мысленно пошутил номарх и сдвинул штурвал управления.
Мощный толчок вдавил его в кресло, а когда сила ускорения отпустила вжатые
в кресло плечи, Город Солнца превратился в крохотную черную точку на
черном покрывале Земли.
Кеельсее включил передатчик и связался с Круглым Островом.
- База один! База один! Вызывает база три. Прием! В динамике послышался
голос Гира.
- Кеельсее! Какими судьбами?
- Даешь посадку! - засмеявшись, велел Кеельсее.
- Милости просим. Сейчас включу радиомаяк. Готово. Волна 312.
- Понял. Захожу на посадку.
Настроив приемник на 312-ю волну, Кеельсее переключил ручное управление
на автомат. Катер начал снижаться, ведомый радиоволной к крохотному
пятачку спрятанного меж скал посадочного поля. Скорость стремительно
падала, и вот уже заработали вертикальные посадочные двигатели, обжигая
радиоактивной струей вынырнувшую из темноты землю. Откинув триплекс
кабины, Кеельсее вывалился прямо в объятия Гира. Ему были рады, и это было
приятно.
- Гости у нас столь редки, что твое появление - целое событие! -
радовался Гир, всматриваясь в улыбающееся лицо Кеельсее. - У тебя,
конечно, мало времени?
- Конечно, - подтвердил Кеельсее. - Но двух часов, думаю, нам хватит.
- Э-э-э, нам не хватило бы и вечности, но попытаемся уложиться в два
часа.
Пойдем, я угощу тебя вином собственного приготовления. Запах - жить не
хочется!
- Неужели такой отвратительный? - шутя спросил Кеельсее.
- Обижаешь! Жить не хочется - так мало! Расхохотавшись, они вошли в
корабль. Гир принес пластиковую бутыль с вином.
- Пластик, - задумчиво сказал Кеельсее. - Я уже забыл, как он выглядит.
- Подожди меня здесь. Я разбужу ребят.
- Да не надо, пусть спят.
- Ты с ума сошел! Первый гость за десять лет. Они с меня голову снимут
утром, когда узнают, что ты прилетал. Ты ведь не хочешь, великий номарх,
чтобы твой друг остался без головы? - прошепелявил Гир, смешно подергивая
плечами.
- Паяц! - махнул в его сторону Кеельсее.
- Эх! - вздохнул Гир. - Здесь такая скука, что лучше стать паяцем, чем
нажить черную меланхолию. - С этими словами он исчез.
Едва его шаги затихли, Кеельсее нажал на кнопку вмонтированного в часы
радиоустройства. Из катера выползло плоское, похожее на черепашку
устройство.
Преодолев полянку, оно наткнулось на броню корабля и накрепко
присосалось к ней.
Гир вернулся с шумной толпой разбуженных атлантов.
- Великий Разум! - придурочно заголосил Ксерий, падая на колени, -
неужели я лицезрею перед собой человека, да какого человека! Самого
великого номарха! - Завывая таким образом, Ксерий подполз к укоризненно
качающему головой Кеельсее и попытался поцеловать его ногу. Спешно
взгромоздив ноги на стул, Кеельсее заявил:
- Да, меланхолия вам явно не грозит. Гир встретил эти слова хохотом.
Пришедшие быстро расселись, разобрали бокалы и наполнили их вином.
- Ну, рассказывай, что творится в мире. Как там дела в твоем Кемте?
- Та же серость и скука, что и у вас, с той лишь разницей, что вы
сходите с ума в тесном дружеском кругу, а я в почтительном окружении
подданных.
- Ну уж! Тебе ли, номарху Кемта, говорить о скуке? - замахал руками
Лесс. - Небось, сплошные девушки, пиры, сражения?
- Чего-чего, а сражений хватает!
- Расскажи! - обрадовался Ксерий. - А то здесь даже не с кем повоевать.
Эти скучные ребята, что сидят вокруг, не приемлют моих невинных шалостей,
а у дикаря Крека слишком здоровенные кулаки.
- Как, он еще здесь? - наигранно удивился Кеельсее. - Я думал, он
давным-давно умер.
- Что ему сделается? Он в полном, как говорится, расцвете сил и
способностей.
Только странный стал какой-то. Хмурый. Особенно после того, как мы
расстреляли... Ах да, - спохватился Гир, - мы же расстреляли твое судно.
- С ураном, - подтвердил Кеельсее. - И сделали это грязно. Один из моих
людей уцелел и сейчас на Атлантиде. Ксерий виновато потупился.
- Ну да черт с ним! Хотя лучше бы вы расстреляли пиратские эскадры.
- Что, пираты никак не утихомирятся?
- Да вроде бы стали вести себя потише, но на днях нагрянул целый флот.
- Мы бы с удовольствием, - словно извиняясь, сказал Гир, - но ты ведь
знаешь, как относится к этому Командор. Первым делом он раскричится, что
один вылет сожрет тридцать годовых норм урана.
- Добытого на моих рудниках!
- Да, но что это меняет? Затем он заведет свою проповедь об отторжении
Землею тех, кто хочет завладеть ею силой и в таком духе.
- Да я пошутил, - сказал Кеельсее. - Давр уже приготовился к отпору. Он
молодчина! - Перед глазами номарха вдруг предстала сцена агонизирующего со
вспоротым животом Давра, и он слегка поперхнулся. - К-ха, Давр. За две
недели он снарядил целую эскадру. Когда я приехал к нему, знаете, чем он
занимался? Он тесал бревна.
- Вот дает! - восхищенно раскрыл глаза Ксерий, а Шада одобрительно
хлопнула в ладоши.
- Пиратам не сносить голов! - заученно, словно произнося речь,
провозгласил Кеельсее. - Я уже вижу, как их корабли идут на дно...
Час спустя катер номарха прошел над песчаным берегом Черного
континента, усыпанным мелкими точками горящих костров.
Через четыре недели флот должен достигуть Атлантиды.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Сегодня они сумели сделать то, о чем мечтали уже не один день, не один
месяц, а может, и год.
Сегодня они сумели выбраться на море. Все вместе. Двенадцать из
четырнадцати.
Тринадцатым был Эмансер. Чтобы взять его с собой, потребовалось
увеличить радиус действия нейроошейника, и Командор пошел на это. У него
было слишком хорошее настроение, чтобы портить его другим.
Колесницы доставили их на море. Не туда, где просто плещет пахнущая
солью водичка, а где есть пляж, песок и камни, облизываемые веселыми
волнами. Где игривые дельфины подставляют спины теплой ласке солнца. Где
хочется лечь и забыться под мерный говор моря, так сладко укачивающий и
убаюкивающий. Словно теплые руки матери и нежный напев колыбельной.
Звездочка с неба в ладонь упадет. Ночь. Ночь.
Горе к тебе никогда не придет. Прочь. Прочь.
И каруселью прокатятся вдаль. Дни. Дни.
Пряча в карманы твою печаль. Спи. Спи.
Смыв с себя все заботы, они лежали на раскаленном песке, и солнце
лизало их золотистую кожу. Лежали совершенно нагие, великолепные в своей
наготе; умиротворенно расслабленные. Лишь Юльм, которому вечно не сиделось
на месте, донимал Динема, пытаясь затеять с ним шуточный поединок.
- Посмотрим, кто сильнее - флот или армия! - Юльм был Начальник Армии,
а Динем - Адмирал.
Но Динем лишь лениво отпихивал от себя двухметрового мальчишку.
Ариадна лежала рядом с Кримом, касаясь бедром его гибкого торса.
Горячий взгляд жег ее тело, и не было надобности открывать глаза, чтобы
выяснить, чей. Она прекрасно знала это.
Эмансер сидел рядом с Ледой. Он не понимал и не принимал столь горячей
любви этих странных людей к огненному диску. Да, и он поклонялся солнцу за
то, что оно дарит земле жизнь, но ведь из этого не следует, что люди
должны добровольно поджаривать свою кожу на обжигающих полуденных лучах.
Именно это он и сказал вслух.
- Тебе не понять этого, - не открывая сладко зажмуренных глаз, негромко
заметила Леда. - Ты видишь солнце каждый день. С самого своего рождения. И
будешь видеть его до своей смерти. Для тебя солнце - обязательный предмет
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг