- Повелитель - вмешался Анко-Руй - к чему тратить время? Гонец признал
свою вину.
Инкий бросил на говорившего тяжелый взгляд, тот запнулся и умолк.
- Значит, его исправил ты?
- Да, я.
- Ты сам решил свою участь, гонец. Сегодня ты будешь казнен на площади
перед Дворцом. Уведите его.
- Но, Повелитель, я надеюсь...
Не слушая упавшего на ноги гонца, Инкий встал и резко вышел.
- Повелитель - взывал ему вслед Иусигуулупу - моя невеста будет жить?
Скажи мне?!
- Будет - ласково тронул его плечо начальник дворцовой стражи - Я ведь
обещал тебе.
- А Повелитель? Он знает об этом?
- Конечно. Я же передал тебе его слова.
- Да - Иусигуулупу повернул тронутое безумной гримасой лицо к двери, в
которую вошел Инкий - Его слова...
- Пойдем - Анко-Руй помог гонцу встать с колен и бросил воинам:
- Через час он должен быть на площади! - И тихо Мастеру кожаных ремней:
- Заткни ему глотку.
Сыны Солнца любили кровь. Они любили жестокие зрелища. Такова суть
человека, как ни прячет он ее под квакерские одежды. Сегодня их ожидало
два великолепных представления. Площадь была полна.
Инкий, Воолий, Герра и Слета, облаченные в парадные, алые с голубой
оторочкой плащи, заняли место на вделанной а крепостную стену трибуне.
Толпа загудела. Инкий поднял вверх обе руки, призывая ее к тишине.
Площадь смолкла. Последовал кивок стоящему неподалеку в почтительной позе
Анко-Рую. Тот исчез и вскоре появился во главе небольшой процессии,
состоящей из осужденного на смерть и шести закованных в звонкую медь
стражников. Толпа заревела. Громче и громче. Волнами.
Иусигуулупу подвели к небольшому деревянному помосту. Там уже суетились
четверо:
палач, вооруженный огромным, причудливой полукруглой формы, топором,
двое его подручных и Мастер кожаных ремней. Воины возвели пошатывающегося
гонца на помост. Анко-Руй встал на небольшое возвышение и начал зачитывать
приговор.
- За что его - негромко спросила Герра у Инкия.
- Государственная измена. Он вступил в сговор с кечуа и принес мне
фальшивое кипу, позволившее врагу напасть на Город внезапно.
- Какой молоденький - пожалела Герра - А может, он не виноват?
- Он во всем сознался.
- Еще бы! Попробуй не сознайся этому костолому! Герра показала глазами
на орущего во всю глотку Анко-Руя.
- Он во всем сознался - упрямо повторил Инкий. - Остальное неважно.
- Но пусть он хотя бы скажет слово в свою защиту!
Атлант на мгновение заколебался, а затем решил:
- Хорошо, будь по-твоему. Я велю ему говорить, как только Анко-Руй
закончит чтение приговора.
Герра замолчала, Инкий скосил глаза влево, где сидели Воолий и Слета.
Слета была бесстрастна, губы жреца кривила кровожадная улыбка. Он все-таки
пил кровь!
Анко-Руй закончил. Привстав со своего места, Инкий бросил:
- Пусть он скажет в свою защиту, если ему есть что сказать!
Анко-Руй усмехнулся и что-то сказал осужденному. Тот отрицательно
покачал головой. Лицо его осталось безучастным. Он не хотел говорить, он
отказывался от последнего слова. Неужели человек и вправду может
отказаться от последнего слова? Неужели он не даст губам шевельнуться в
последнем прости-всем людям - и плюнуть в лицо палачам? Неужели он
откажется выпустить нежного, с придыханием, мотылька последнего звука?
Неужели? Ведь люди так любят говорить. Особенно о себе. Особенно, упаси
фортуна, в последний раз. Даже если этот последний раз еще не единожды
повторится. Ведь последнее слово дается не только приговоренным к смерти.
Его дают и шалопаям, заслужившим месячную отсидку. Но ведь и они обожают
последнее слово. Они согласны говорить его по многу раз, и не оно ли
причина их частого возвращения в камеру? Как приятно раз в месяц побыть
героем, плюнуть в лицо присяжным, а заодно и всему миру. Их много,
любителей громких слов.
Боже, как метали громы и молнии анархиствующие революционеры!
"Мускулистая рука рабочего класса..." - Какие метафоры! Какие эпитеты! Как
бледнели в бессильном гневе обматюкованные судьи, зная, что один
запрещающий жест - и вся либеральная пресса обрушит огонь на "кровожадных
деспотов царизма". Как били по физиономиям усатых жандармов зонтики
истеричных дамочек: сатрапы! За это давали всего лишь пятнадцать суток, но
и здесь они успевали сказать прочувствованное последнее слово, заработав
бурную овацию зала. Бывало лучше. Бывало красивее, порядочнее, эффектнее
любых последних слов, в которых, сколь бы оправданы они ни были, всегда
слишком много выспренности. Бывало, когда шли в белом мундире навстречу
штыкам, или как Лев Франции, любимец Наполеона маршал Ней, так и не
сумевший предать своего императора, сидя в карете смертников - священнику,
что сопровождал его на казнь, показывая пальцем в небо: "Зато там, падре,
я буду быстрее вас!" Какой дух! Какая сила! Нужны ли здесь еще
какие-нибудь слова!
Иусигуулупу хотел сказать последнее слово, но не смог этого сделать. За
несколько мгновений до того, как вывести на площадь, к нему подошел Мастер
кожаных ремней. В руке он держал хитро зазубренную костяную палочку - два
крючка на каждом из концов. Подручные палача схватили Иусигуулупу, а
Мастер вонзил эту палочку через низ подбородка в небо. Гонец захлебнулся
кровью и навеки сжал челюсти. Увы, ему было не суждено сказать последнего
слова.
Как только Иусигуулупу отрицательно покачал головой, подручные палача
схватили осужденного и бросили его на широкую деревянную колоду. Крепкие
веревки обхватили руки и ноги. Заревели трубы. Мастер кожаных ремней вынул
из-за пояса нож - хищный, с зазубринами - и потрогал пальцем его остроту.
Толпа замерла в сладостном предвкушении. Мастер надсек кожу, показалась
кровь, и сделал широкий надрез. Иусигуулупу пучил глаза, боль давила из
горла крик, но встретившись с еще более чудовищной болью в скованном
крючками рту, отступила назад - к сердцу.
Садист сделал второй надрез и подцепил ножом ленту кожи. Толпа
взревела. Мастер дернул окровавленный лоскут и, оторвав, поднял его в
воздух, демонстрируя возбужденной толпе. Вопли усилились.
- Великий Разум - Слета закрыла глаза рукой - какая ужасная казнь!
- Толпа любит кровь - заметил Инкий - Пусть позабавится.
Карлик сделал еще один надрез и вырвал второй лоскут кожи. Затем,
обнажая позвоночник, третий. Гонец обмяк и бессильно повис на колоде.
Обычай требовал, чтобы перед тем, как отрубить голову, его привели в
чувство, но Инкий махнул рукой: кончайте!
Вновь заревели трубы. Палач взмахнул топором и, резко выдохнув, обрушил
его на шею Иусигуулупы. Удар был силен и точен. Голова отделилась от
туловища и, брызнув кровью, покатилась по помосту. Воолий нервно облизал
губы. Быстрые ноги судорожно заскребли по шершавому дереву, дернулись и
затихли. Охнувшая было толпа разразилась ревом.
Никогда больше гонцу не суждено видеть синего бездонного моря!
Но представление еще не закончилось, впереди была вторая его часть - у
Храма.
Толпа загудела и повалила к Пирамиде. Быстрее, быстрее - занять место
поближе к основанию. Быстрее, быстрее - вонзить когти в трепещущую плоть!
Анко-Руй подбежал к трибуне, на которой сидели атланты, и махнул рукой.
Янакона поднесли четверо носилок. Негоже богам ходить пешком! Атланты
разместились в них, Инкий приказал начальнику дворцовой стражи сесть
рядом, и кортеж двинулся к пирамиде. Бегом! Народ расступился, пропуская
своего Повелителя вперед.
- И все-таки он невиновен - внезапно сказал Инкий устроившемуся в его
ногах Анко-Рую.
- А кто же тогда?
- Не знаю.
- Зачем, в таком случае, Повелитель приказал казнить гонца?
- А какая разница! Человеком больше, человеком меньше... Что стоит
жизнь - Инкий скривил губы в усмешке - Важнее страх.
- Ты мудр, Повелитель - льстиво улыбнулся Анко-Руй - Страх нужен.
- Ты мне докладывал - внезапно вернулся Инкий к мучающей его мысли -
что врагов вел проводник из наших - Атлант вопросительно посмотрел на
начальника дворцовой стражи.
- Да, пленные говорили об этом. Но никто не видел его лица.
- Иусигуулупу не мог вести войско кечуа. Он в это время был во Дворце.
Анко-Руй пожал плечами.
- Это мог сделать кто-нибудь другой. Мы ведь казнили этого ублюдка за
совсем другое преступление.
- Н-да - неопределенно поддакнул Инкий - Но у меня предчувствие, что
оба эти преступления связаны. Значит, пленные не опознали проводника?
- Нет. Его лицо было скрыто маской.
- Жаль - огорчился Инкий и с улыбкой заглянул в лицо Анко-Рую. Глаза
атланта были холодны и жестоки - С удовольствием содрал бы с него кожу!
- Я бы с удовольствием помог тебе в этом, мой Повелитель - льстиво
улыбнулся Анко-Руй. Носилки приближались к храму.
- А как быть с этой девчонкой - спросил вдруг стражник - Я обещал
казненному, что она останется жива.
- Она будет жить. На небе - захохотал Инкий - Какая разница - сегодня
одна, завтра другая. Что изменится?
Мимо плыла бесконечная стена городских складов. Скользя глазами по ее
серому постоянству, Инкий внезапно спросил:
- Говорят, она хороша?
- Да. У нее голубые глаза.
Взгляд Инкия застыл. Он задумался. В этот момент янакона остановились
и, крякнув, поставили носилки на землю. От легкого толчка Инкий очнулся и
решительно произнес:
- Я не буду менять своего решения. Пусть умрет она.
Хотя Анко-Руй сделал безразличную мину, на душе у него остался какой-то
осадок вины.
Атланты и стража поднялись на вершину пирамиды. Вот и спасительная тень
храма.
- Ой, лицо совсем обгорело - пожаловалась Слета, щурясь в небольшое
зеркальце - роскошь, недоступная даже курака. Сказала она это на языке
атлантов, но Анко-Руй понял.
"Великий Виракоча! Какие же они звери! И ведь они даже не осознают свою
звериную сущность. Через несколько минут умрет девушка много моложе тебя,
видевшая в жизни в тысячу раз меньше, чем ты. Умрет страшно! А тебя
хватает лишь на то, чтобы беспокоиться о своей внешности! Звери!"
Анко-Руй улыбнулся и сказал:
- У жрицы чудесная кожа!
- Спасибо - не без кокетства улыбнулась Слета.
Храмовый служка принес шкуру ягуара - рабочую одежду Воолия, атлант
скинул алый плащ и начал быстро облачаться. Предвкушение кровавого действа
возбуждало его.
- А девчонка-то ничего! - подмигивая, сообщил он Ин-кию - Я только что
ее видел.
Тот со смешком откликнулся:
- Вон Анко-Руй говорит, что у нее голубые глаза. Может быть, она -
результат твоих похождений? Жрец захохотал.
- Мои детишки умирают, так и не родившись, вместе с мамашами. Сразу
после зачатия! Ха-ха!
Атлантки нехотя рассмеялись. Инкий промолчал. Он явственно чувствовал
неодобрение, исходящее от находившегося рядом начальника дворцовой стражи.
- Ладно, хорош трепаться, начинай!
- Бегу - сообщил Воолий, действительно почти переходя на бег от
нетерпения.
Инкий махнул рукой. Стоявшие на гребне пирамиды воины поднесли ко рту
медные трубы. Церемония началась.
Какая чепуха - может подумать читатель. Автор наслаждается надуманными
сценами жестокости: разможженные кости, растерзанные тела, окровавленные
внутренности - все для того, чтобы пощекотать нервы. Но разве не любят
люди, когда им щекочут нервы? Риторический вопрос. Конечно, любят. Пусть
даже на страницах книг или на экранах телевизоров, коль исчезли гладиаторы
и исчезает коррида.
Сыновья Солнца любили щекотать нервы всерьез, чтоб пахло кровью и
испражнениями.
Они любили кровь, и эту любовь нельзя вычеркнуть из истории. Их история
была кровавой, но не более, чем наша история. Но они любили мочить в крови
губы, в то время как мы - руки. Они не ходили в крови по колено. Кровь
была священна, ее не лили как воду. Ею ублажали богов. Кровь, проливаемая
ими, текла лишь по форзацу книги истории, а кровь, пролитая
"цивилизованным" миром, пропитала страницы.
Каждую страницу.
Но кровь была. Как костры инквизиции. Как Гулаг. Как коричневая тень
европейского пожара. Как Варфоломеевская ночь. Как резня в Хиосе. Было! И
кровь запомнилась. Она была слишком яркая. Она слишком выставлялась ими
наружу. Она лилась с вершин пирамид, а не пряталась по подвалам застенков.
Сыновья Солнца обожали кровь, и мы не вправе вычеркнуть эту страницу из
истории.
Инкий махнул рукой. Заголосили трубы. Церемония началась.
Жрецы вывели к алтарю девушку. Она не была равнодушной, подобно прежним
жертвам, одурманенным сладкими грезами наркотиков. Она знала, что ее
ожидает. Она то рвалась и кусалась, уподобляясь разъяренной кошке, то
устало обмякала в руках вечно бесстрастных жрецов.
Появился Воолий. В звериной шкуре, дрожащий от возбуждения. Он начал
традиционный танец Лунного Ягуара, но танец короткий, нетерпеливый.
Повинуясь его жесту, храмовые служки заключили запястья и лодыжки жертвы в
крепкие кожаные кандалы, цепями привязанные к вделанным в гранит
вертикальным столбам.
Заскрипели блоки, и девушка повисла на цепях, распятая и беспомощная.
Жрецы стали позади жертвы, картинно скрестив на груди руки.
Воолий остановился. Члены его напряглись, веки, скрытые маской, нервно
затрепетали, горячий вожделенный взгляд обжег девушку. Она, почуяв его,
забилась. Ягуар ударил хвостом и, крадучись, пошел к жертве. Вот она, юная
и желанная. Руки Воолия коснулись скрытых тоненьким платьицем бедер. Как
он любил этот не ведавший любви трепет! Как покорны и беззащитны
обреченные жертвы! Но эта - совсем другое дело. Она похожа на запутавшуюся
в сети пуму. Огонь ее голубых глаз обжигал. Воолий не мог больше
сдерживать себя и резким рывком разорвал платьице жертвы. Толпа завопила,
но атлант даже не услышал этого воя.
Пальцы его жадно заскользили по прекрасной фигуре. Какая у нее нежная
золотистая кожа. Руки жреца начали с плеч, коснулись небольшой напряженной
груди... Девушка плюнула в маску, Воолий хрипло рассмеялся. Маленький,
чуть втянутый пупок, шелковистые бедра. Жрец гладил их кругообразными
движениями, заставляя пустить его руки дальше - к вожделенной цели.
Девушка вновь забилась. Бедра напряглись так, что обозначились вены. Все,
больше он терпеть не мог. Рванув на себе одежду, жрец навалился на
девушку, бессильно бившуюся в паутине опутывающих ее цепей. Потные руки
буквально разодрали стиснутые колени жертвы, и жрец проник в нее. Она
закричала. Наэлектризованная толпа ответила диким истеричным воем, в
котором явственно читались желание и похоть.
Обхватив маленькую, корчащуюся от боли и унижения фигурку, жрец
проникал в нее всей мужской страстью и медленно отступал назад. Еще и
еще... И вот он закричал от комкающего сердце восторга. Толпа завистливо
ухнула. Воолий опустился на колени, лизнул языком бегущую по бедру струйку
крови, затем провел по лону подрагивающими руками и воздел их над головой.
Кровь! Алая кровь, смешанная с белесыми сгустками страсти. Ягуар принял
жертву!
Солнце вошло в зенит и уничтожило тени. Пора! Подошедший к жрецу служка
протянул ему нож. Воолий крепко сжал золотую рукоять, тусклый луч,
отразившийся от клинка, ударил по глазам жертвы, заставив их раствориться
в слезах. Шагнув, Воолий схватил рукою грудь девушки и очертил ее тонким
кровавым кругом. Обильно хлынула кровь, залившая живот и задрожавшие ноги.
Не внимая дикому крику, жрец проделал то же самое и с другой грудью. Затем
он отступил чуть назад. Кровь, сбегающая по золотистой коже, образовала
небольшую лужицу у ног Кансоор, служка подставил туда жертвенную чашу.
Девушка устала кричать и лишь редко всхлипывала.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг