Некоторое время юноша не мог сообразить, о чем идет речь, но потом ему
все стало понятно: один из присутствующих с восхищением описывал другим
театральное представление, на котором он побывал в портовом городе Балле.
Он давал характеристики актерам, отмечал удачные находки театр-мастера,
филигранную технику хора, делал кое-какие замечания по поводу оформления
сцены и предлагал свое решение некоторых эпизодов. Был он, по-видимому,
заядлым театралом, истинным знатоком и ценителем театра и, судя по
ответным репликам, вся компания, собравшаяся за столом, неплохо
разбиралась в театральном искусстве. Аленор не знал никого из них. Говор у
них был явно нездешний и юноша подумал, что их могли пригласить в клуб
какие-нибудь местные любители театра. Например, лихой турнирный боец и
такой же лихой сочинитель эпиграмм Одросстор. Уличные афиши извещали о
новой постановке в иммском театре неувядающего "Брата ночи" и, возможно,
именно на премьеру и прибыли в Имм заморские театралы.
Аленор с возрастающим интересом слушал разговор, перемежаемый плеском
льющегося из кувшинов вина и звоном бокалов, и внезапно ему стало жарко в
прохладном зале с большими распахнутыми окнами, выходящими в тенистый сад.
Словно Ора-Уллия в своем темном одеянии возникла у его стола, словно вновь
прозвучали ее слова: "Миром правит Неизбежность..." Аленор перестал
слышать голоса за спиной и погрузился в задумчивость, машинально
перемешивая вилкой остатки рагу в тарелке, как это совсем недавно делал с
салатом впавший в меланхолию Гиллемольд.
Все дело было в содержании неизвестной ему пьесы, о которой говорил
заезжий театрал. Может быть, еще вчера оно не привлекло бы особого
внимания юноши - он перечитал немало пьес и бывал не на одном театральном
представлении, - но сегодня, после встречи с адорниткой Орой-Уллией... Эта
пьеса казалась подтверждением ее слов. В самом действии не было ничего
необычного: то ли какая-то древняя легенда, то ли вымысел драматурга. Но
финал...
Где-то когда-то жил некий живущий, которому гадалка (возможно, из тех,
мерийских, гадалок) предсказала гибель от руки внука. Чтобы отвести от
себя эту угрозу, Тиней (так звали живущего) заточил свою дочь в глубокую
пещеру, поставив у входа охрану. Но, как оказалось, было уже поздно:
пришел срок и дочь Тинея родила сына. Тиней был богобоязненным живущим м
не решился взять на душу тяжелейший грех, подняв руку на младенца. Дабы
обезопасить себя, он отнял у дочери дитя и попросил кого-то из своих
друзей увезти его подальше от дома и где-нибудь пристроить. Дочь, сама не
своя от горя, прокляла отца и пустилась на поиски сына. Там было много
всяких перипетий - но главное случилось в финале. Через много циклов дед и
внук, не зная, кем они приходятся друг другу, совершенно случайно
оказались в одно время в одном и том же месте, очень далеко от тех краев,
где жил Тиней. И там, спасая от пожара постояльцев дома для
путешественников, внук, оступившись, случайно столкнул с лестницы
собственного деда, исполнив предсказанное гадалкой. Их жизненные пути,
которые доселе не только не сближались, но вообще тянулись в разные
стороны и как бы в разных пространствах, все-таки в последний момент,
круто повернув, пересеклись в одной роковой точке. Вот уж действительно:
от своего последнего часа не ускачешь и на самом быстром коне...
Аленора поразило не только это внезапно сбывшееся пророчество,
свидетельствующее о предопределенности судеб живущих - автором такой пьесы
могла быть Ора-Уллия или любой другой живущий, разделяющий подобные
убеждения. Аленора поразило другое: он услышал подтверждение слов
Оры-Уллии почти сразу же после встречи с ней. Услышал случайно.
Но случайно ли? Или это владычица Неизбежность лишний раз показывала
свое присутствие и могущество?..
Подавленный таким странным совпадением, юноша в задумчивости вышел из
трапезной. Все недавние события лишали его самообладания и он начинал
казаться самому себе жалкой пылинкой, которую швыряет то туда, то сюда по
прихоти неведомых сил. Вспомнились прочитанные когда-то слова, которые не
привлекли его внимания, но, оказывается, все-таки отложились в памяти:
"Если бы зажженная свеча могла мыслить, то она бы решила, что горит
потому, что ей так захотелось".
"А если повернуть в другую сторону, совсем не туда, куда меня
подталкивают? - внезапно остановившись, словно наткнувшись на невидимое
препятствие, подумал Аленор. - Если поступать совсем по-другому?"
Но в глубине души он знал, что если поступит как-то иначе, то не
простит себе этого до самого ухода.
Он шел, как слепой, приближаясь к выходу из клуба и не замечая тех, кто
беседовал, играл, шутил и пил пиво в многочисленных залах.
- Аленор! - вдруг радостно окликнул его знакомый голос.
Юноша словно очнулся. Ему навстречу, широко улыбаясь, шел ладный,
крепко сбитый молодой альд в легкой бледно-зеленой сорочке с кружевами и
тонких, такого же цвета брюках, заправленных в поблескивающие вишневые
полусапожки на высоких каблуках. Длинные, завитые локонами соломенные
волосы альда контрастировали с темными, не очень густыми усиками, карие
глаза лучились радостью.
- Риолен! - Аленор улыбнулся в ответ. - Я сегодня думал о тебе.
Они одновременно подняли руки и положили их на плечи друг другу.
Замерли на несколько мгновений, потом трижды похлопали друг друга по
плечам.
- Ты как будто бы возмужал и подрос за то время, что я тебя не видел, -
улыбка не сходила с лица Риолена. - И вижу, решил не расставаться с
панцирем, дабы защитить свое сердце от стрел, летящих из прелестных
девичьих глаз.
- Нет, по-моему, это ты подрос, - возразил Аленор, кивая на высокие
каблуки друга. - Снял со смуглолицего? Или вашей двадцатке выдали такие
вместо чаши Летних Ветров?
- Из синей чаши мы пили вино победы! - воскликнул Риолен. - Хотя
смуглолицые здорово нас потрепали. Они очень интересные соперники, очень!
Пойдем, сядем, я расскажу тебе, как мы завоевали синюю чашу. Это было
зрелище, достойное того, чтобы его увековечить в поэме листов этак сотни
на три-четыре. Или даже больше. Да что там - сам турнир был поэмой! Сейчас
я тебе все расчерчу. Идем туда, там есть бумага, - показал Риолен и,
схватив Аленора за руку, потащил к ближайшему свободному столу.
Риолен увлеченно рисовал разноцветными палочками на больших листах
бумаги сцены боев, Аленор не менее увлеченно слушал и забыл на время обо
всех своих сомнениях и тревогах. К ним начали стягиваться другие
посетители Оружейного клуба.
Риолена и Аленора связывала очень давняя дружба. Они познакомились и
сдружились еще в мальчишеском возрасте, когда вместе занимались в
бойцовской школе Имма. На их счету было достаточно совместных проказ и
проделок, но они никогда не выдавали друг друга и один стоял за другого
горой. Потом они в компании таких же подростков носились на конях по
дорогам и бездорожью острова Мери, ввязывались в стычки с местными
ватагами, исследовали пещеры с древними письменами на стенах, по ночам
сидели у костров, ныряли за поющими раковинами в тихих бухтах побережья,
на широких легких досках скользили по волнам прибоя, сооружали плоты и на
свой страх и риск пускались в плавание к прибрежным островкам.
Одно такое плавание в быстро ухудшающуюся штормовую погоду едва не
закончилось для Риолена печально: их самодельный плот швырнуло на камни,
Риолен ударился головой и его, потерявшего сознание, мгновенно смыло
волной со скользких деревянных обломков. И если бы не Аленор, давным-давно
бы уже бродила душа неудачливого мореплавателя по неведомым дорогам
Загробья. Прошло время и Риолен отплатил другу тем же. Это произошло на
одном из их первых совместных турниров, когда они только пытались доказать
свою бойцовскую состоятельность. В том бою буквально смешались, не желая
уступать одна другой, две азартные двадцатки. В суматохе отчаянной схватки
Аленора вышибли из седла и он, потеряв шлем, полуоглушенный, скатился
прямо под копыта мечущихся в бешеном танце разгоряченных коней. Увидев
это, Риолен сверху бросился на него и прикрыл своим телом, получив
несколько чувствительных ударов копытами по спине, но отделавшись только
трещиной в ребре. К сожалению, на турнирах случались вещи и похуже...
Кстати, после того турнира Аленору тоже пришлось пропустить несколько
боев: он был отлучен за небрежное отношение к защитному обмундированию,
потому что заранее не проверил как следует прочность креплений шлема.
Они часто навещали друг друга, делились самым сокровенным... хотя
Аленор в последнее время стал замечать за собой, что далеко не обо всем
ему хочется поведать закадычному другу. В его душе постепенно возникал
целый обособленный мир, куда не было входа посторонним. Даже Риолену...
Слушая возбужденного Риолена, красочно расписывающего все перипетии
турнира, Аленор внезапно поймал себя на мысли о том, что непрочь
предложить ему присоединиться к предстоящей ночной поездке на кладбище
адорнитов. Вдвоем было бы гораздо веселей. Но вдруг это вовсе небезопасная
затея?
"Ты трус, - сказал себе Аленор. - Ты готов подставить под удар лучшего
друга, потому что у тебя дрожат коленки".
Он запретил себе даже думать об этом, но продолжал слушать Риолена уже
без прежнего внимания. Что-то холодное, неприятное, тревожащее то и дело
принималось ворочаться под сердцем.
После обсуждения боев за синюю чашу Летних Ветров начался беспорядочный
общий разговор на разные темы. Зал был уже битком набит, принесли пиво и
вино, потом по рукам пошла гитара, потом посыпались анекдоты, сменившиеся
игрой в фанты... Привлеченные смехом и шумом театралы из трапезной, уже
хорошо разогретые иммским вином, продемонстрировали несколько забавных
сценок, проявив незаурядные актерские способности. Гиканьем и
аплодисментами было встречено появление в зале общего любимца Дондилонга,
который наконец-то начал самостоятельно передвигаться, оправившись после
переломов обеих ног на Крелльском турнире. Вновь и вновь наполнялись
бокалы...
Аленор невольно втянулся в этот веселый шумный водоворот и смеялся и
пел вместе со всеми, не замечая, что день подходит к концу. Когда
наступило время ужина, он, как и другие, направился в трапезную. Шумной
гурьбой ввалились они туда, прервав уединение сосредоточенных бородатых
альдов, продолжавших играть в "турнир Белливра Бродяги". Ужинали долго,
продолжая разговоры. В трапезную заглядывали все новые посетители -
покончив с дневными делами, бойцы стекались в Оружейный клуб.
Когда сумерки начали сгущаться и клубные служители зажгли светильники,
Аленор набросил на плечи плащ и, откланявшись, покинул трапезную.
- Ты куда, Аленор? - услышал он за спиной удивленный голос Риолена. -
Спешишь домой? Оставайся, погостишь у меня. Ведь поминальный месяц уже
прошел.
- Я буду у тебя завтра, - ответил Аленор. - А сейчас... Сейчас мне
нужно идти.
- Ага! - Риолен, прищурившись, шутливо погрозил ему пальцем. - Нашелся
магнит попритягательней?
Аленор усмехнулся про себя. Тот же вопрос только вчера задавала ему
мать.
- Ладно, ступай, - продолжал Риолен. - Не ты первый, не ты последний. Я
тебя останавливать не буду. Знаешь, как сказал кто-то из древних? "Не
остановить сердце, рвущееся в полет, даже если это полет в никуда. Для
сердца важно само состояние полета".
Но жду тебя в любой час.
Они простились и Аленор вышел из клуба. Дверь за ним закрылась, отрезав
его от бесшабашного веселья - и вновь зашевелилась в душе исчезнувшая,
казалось бы, тревога.
Выведя с конюшни коня, юноша пустился в путь по затихающим улицам Имма.
Тучи затянули небо, грозя пролиться дождем, и вечер был темнее обычного.
Над домами, скверами и мостовыми толчками катился неяркий колокольный звон.
Лес встретил его тишиной. Город был совсем рядом, но он притих, скрылся
за деревьями, и юноше казалось, что от горизонта до горизонта нет никого и
ничего, кроме леса - и кладбища. Кладбища адорнитов.
Темнота была густой и плотной, темнота давила на грудь, мешая дышать,
но Аленор остерегался зажигать прихваченный из замка светильник, лежащий в
дорожной суме. Чуть ли не ощупью отыскав ведущую к кладбищу тропу, он
добрался до решетчатых ворот и остановился, пораженный открывшейся перед
ним картиной. В темноте холодным огнем горели десятки разноцветных
огоньков, висящих над невидимой землей. Только спустя некоторое время
остолбеневший юноша сообразил, что это светятся глаза изваяний на вершинах
склепов. Ниже, в разных местах, бледно фосфоресцировали какие-то знаки и
линии - это давали о себе знать непонятные символы на надгробиях. Зрелище
казалось торжественным и мрачным и холодило кровь.
Перекрестившись, Аленор слез с коня и, отвязав от седла суму со
светильником и зажигательными палочками, шагнул за ограду. Стук его
сердца, наверное, был слышен даже в Загробье и мог пробудить всех, лежащих
в могилах, и привлечь недобрые силы ночи сюда, в эту обитель ушедших...
Еле слышно шепча слова молитвы, юноша пробирался между надгробий к двум
далеким изумрудным огонькам, то и дело натыкаясь на пни, которые будто бы
сами лезли под ноги, стараясь преградить дорогу к склепу ушедшего Граха.
Огоньки приближались - рогатая птица тунгр не сводила немигающего взгляда
с крадущегося ночного посетителя. Не глядя по сторонам, обливаясь холодным
потом, Аленор добрался до слившейся с темнотой черной пирамиды и
прикоснулся ладонью к гладкому мрамору. Мрамор показался ему ледяным.
"Если мои поступки диктует мне Неизбежность, - подумал он, - то ничто
не должно помешать мне забрать книгу. Я прав, Ора-Уллия?"
Спокойнее от этой мысли ему не стало. Аленор обогнул пирамиду, отыскал
нишу и нашарил рукой засов; вцепившись в него влажной ладонью, попытался
потянуть в сторону - засов отодвинулся довольно легко, почти без звука,
словно только и дожидался этого прикосновения. Аленор прислушался. Сердце
с грохотом металось у самого горла.
- Не оставь меня, Искупитель! - прошептал юноша и достал из сумы
светильник.
Зажигательные палочки ломались, не хотели загораться. Темнота не желала
отступать, юноша чувствовал на своих плечах ее тяжелые мрачные крылья.
Наконец пятая или шестая палочка с шипением вспыхнула и Аленор зажег
светильник. Пламя отразилось в черном мраморе, разжались душные объятия
темноты и из мрака выступила дверь с отодвинутым засовом. Аленор,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг