Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
песках Сахары, брел по мокрым улицам Лондона, спасал Железного  Дровосека,
не сводил глаз с сидящего  на  бюсте  Паллады  Ворона,  пытался  разгадать
загадку исчезновения Лунного камня...
     Многих слов он не понимал, ни мама, ни отец, ни  дед  Саша  не  могли
сказать, что такое "самолет", "верблюд", "гастроном", но это не мешало ему
читать,  читать  и  перечитывать  эти  удивительные   прекрасные   сказки,
придуманные теми, кого Создатель сотворил в Лесной Стране много-много  лет
назад и кто превратился теперь в поросшие  цветами  холмики  на  городском
кладбище за Лесным ручьем и на кладбищах других городов.
     Родителей тревожило его  оцепенение,  когда  он  сидел  над  книгами,
глядя, не отрываясь, в одну точку, и ни на что не реагировал. Он словно бы
выпадал из жизни, сам не  ведая  того,  и  только  с  удивлением  отмечал,
приходя в себя, что за окном слишком быстро стемнело. И тут Колдун не  мог
ничем помочь.
     Он читал и читал, но книг было мало, слишком мало. К восьми годам  он
прочитал все, что смогла достать мама, многое знал наизусть, а Библию  мог
бы пересказать, начиная хоть с Иова, хоть с Песни песней Соломона, если бы
вновь обрел способность говорить. Почти все другие  книги  существовали  в
единственном экземпляре, но Библию имели многие, и почему так получилось -
не знал никто. Может быть, она была главной книгой предков?
     Перечитав все книги, он начал задумываться об окружающем мире. Почему
солнце всегда по утрам поднимается над Броселиандским лесом, а  опускается
за Иорданом, а не наоборот? Почему каждый год наступает  сезон  дождей,  и
именно в ноябре, только в ноябре, а не в январе или мае? Почему  в  каждом
месяце именно тридцать  пять  дней?  Откуда  и  куда  течет  Иордан?  Куда
подевались собаки и драконы из книг - или это  выдумки?  Почему  не  могут
больше  ездить  танки  и  автомобили?  Почему  солнце  большое,  а  звезды
маленькие? Где находится завтрашний день? Из чего Создатель сотворил  мир,
людей, животных и рыб? Где он теперь, почему никогда  не  разговаривает  с
людьми?..
     Вопросов было множество. Павел приставал к маме, пытаясь объяснить ей
что-то на пальцах, злился и плакал, видя, что мама не понимает его, а мама
утомленно садилась на табурет и со вздохом говорила  отцу,  если  тот  был
дома: "Сережа, я больше не могу, он меня  замучил...  Я  больше  не  могу,
Сережа..."
     Посвященные в храме говорили о  Создателе  и  кое-что  проясняли,  но
говорили мало и как-то путано. Мир казался тайной, и часто по ночам  Павел
не мог уснуть и смотрел в темноту широко открытыми глазами, чувствуя,  как
где-то в глубине рождаются тени-образы, как в звездной дали  слабо  светит
маленькое солнце, и что-то старается, старается взлететь, распахнув черные
драконьи крылья, старается - и обессиленно погружается в черноту, как рыбы
под высоким берегом Иордана.
     И гудели, гудели в голове, печально звенели в  ночи  чеканные  слова,
заставляя беззвучно шевелиться пересохшие губы...
     "Я человек, испытавший горе от жезла гнева Его...  Он  повел  меня  и
ввел во тьму, а не во  свет...  Измождил  плоть  мою...  Огородил  меня  и
обложил горечью и тяготою...  Посадил  меня  в  темное  место,  как  давно
умерших... Окружил меня стеною, чтобы я не вышел,  отяготил  оковы  мои...
Извратил пути мои и растерзал меня, привел меня в ничто..."
     Он тихо плакал в темноте, а за стеной вздыхала мама.


     Смерть деда Саши потрясла Павла. Уже потом он  узнал,  что  дед  умер
легко, словно заснул, как вообще умирали люди Лесной Страны, но умер всего
лишь в сто семь лет, намного не дотянув до положенного человеку Создателем
срока.
     Гроб стоял посредине Восточного храма, горело много  свечей,  хотя  в
узкие окна под высоким деревянным потолком светило утреннее  солнце.  Люди
вокруг крестились и что-то шептали, и слезы текли по бледному и  красивому
маминому лицу, и опустил глаза отец,  подергивая  свои  рыжеватые  усы,  и
Посвященные в белых накидках с  золотистыми  крестами  на  груди  и  спине
ходили друг за другом вокруг гроба и  славили  Создателя,  а  у  стены,  в
отдалении от всех, стояла неподвижная фигура в черном, с низко  надвинутым
на лоб капюшоном. Павел впервые увидел Черного Стража и испугался его.
     Когда гроб выносили из храма - лицо деда  Саши  при  этом  продолжало
оставаться безучастным и спокойным, - Павел вырвал свою ладонь из  маминой
руки, побежал за гробом и вдруг упал в оцепенении - и очнулся только  дома
от прикосновения ко лбу влажного холодного полотенца.
     Смерть деда заставила его задуматься о том, зачем живут  люди.  Зачем
Создатель дает людям жизнь и зачем отнимает  ее,  и  куда  уходит  человек
после смерти? "Редеет облако, и уходит; так  нисшедший  в  преисподнюю  не
выйдет, не возвратится более в дом свой", - утверждал сказочный библейский
Иов, но так  ли  это  на  самом  деле?  Не  восстанут  ли  в  определенный
Создателем час все умершие со дня создания мира, не соберутся ли на берегу
Иордана и не будут ли жить вечно в Лесной Стране?
     Вопросы, вопросы...


     Однажды, после  Октября  Свирепых  Волков,  когда  Павлу  исполнилось
двенадцать лет, мама опять, как и каждый  месяц,  повела  его  к  Колдуну.
Вновь и вновь Колдун водил  ладонями  над  его  головой,  вновь,  как  уже
десятки раз ранее, призывал заговорить, но все  попытки  были  напрасными.
Павел молчал, только вздрагивал и  издавал  горлом  какие-то  кашляющие  и
стонущие звуки. Язык не хотел слушаться его.
     Они уже собирались домой, Колдун  вздыхая,  заливал  водой  дымящиеся
травы в кувшинах, когда к воротам подъехала телега и два  врача  осторожно
внесли на носилках бледного Йожефа Игрока. Длинные костлявые  руки  Йожефа
беспомощно свисали с носилок, на белой ткани,  обмотанной  вокруг  головы,
проступило засохшее кровавое пятно.
     Врачи рассказали Колдуну  о  том,  что  произошло.  Йожеф  работал  у
пристани в бригаде, укреплявшей набережную накануне сезона дождей.  Кто-то
из стоявших наверху, на высоком берегу Иордана, нечаянно выпустил  из  рук
тяжелый камень, тот полетел вниз и угодил в голову подходившему к лестнице
Йожефу. Его быстро привезли к врачам, те  сделали,  что  могли  -  промыли
рану, извлекли осколки черепа, прижгли настойкой огонь-травы, перевязали и
обеспечили полный покой. Но прошло уже три дня, а Йожеф никак не  приходил
в сознание, и пульс становился все реже и реже. Пробовали взбодрить Йожефа
водкой, вдували в ноздри растолченные зерна болотных ягод, окуривали едким
дымом горящих лесных роз, но никакие усилия не  помогали.  Йожеф  холодел,
едва дышал и чувствовалось, что он не собирается возвращаться из-за черты.
     Колдун задавал короткие быстрые вопросы, разматывая повязку на голове
Йожефа, жена Йожефа, Светлана, стояла в углу,  обхватив  лицо  ладонями  и
раскачиваясь  из  стороны  в  сторону,  врачи  сначала  виновато  пожимали
плечами, а потом вышли за дверь и закурили в коридоре,  а  Павел  с  мамой
тихо сидели у стены, глядя на заострившееся лицо Йожефа.
     Колдун напрягся, провел ладонями, будто глядя, над  головой  парня  -
раз, другой... Помассировал пальцы, потом словно вынул что-то из воздуха и
резко бросил в рану, еще и еще раз провел ладонями. Закрыл глаза,  на  его
морщинистом лбу выступили капли  пота.  Вновь  поймал  что-то  в  воздухе,
поднес к ране. Его пальцы дрожали от напряжения, всегда доброе  лицо  было
строгим и почти неузнаваемым. Склонился над Йожефом, чуть ли не  ввинчивая
пальцы в рану, внезапно шумно выдохнул, открыл глаза и покачал головой.
     Светлана рухнула на колени, с плачем поползла к Колдуну,  ее  длинные
черные волосы свисали  до  пола,  закрывая  лицо.  Колдун  еще  раз  шумно
выдохнул воздух, печально поднял брови,  обвел  комнату  глазами  и  вдруг
встретился взглядом с застывшим от боли Павлом. Поманил его согнутым,  все
еще  дрожащим  от  напряжения  пальцем,  и  прошептал:   "Пробуй,   Павел,
пробуй..."
     Светлана застыла посреди  комнаты,  подняв  голову  и  резко  прервав
рыдания, а Павел отпустил платье мамы, встал и медленно подошел к  Йожефу.
Врачи, тесня друг друга плечами, переминались в дверях.
     Павел вгляделся в бледное лицо с впавшими закрытыми  глазами,  острым
носом и тонкими синими губами, сосредоточил взгляд на  точке  чуть  повыше
переносицы Йожефа - и поток чужой боли, которую он  ощутил,  когда  Колдун
совершал свои манипуляции, вдруг, словно прорвав плотину, хлынул  в  него,
чуть не захлестнув собственное сознание Павла.
     Павел застонал от этого неожиданного напора чужой боли,  но,  сначала
неуверенно, пробуя, ошибаясь и снова пробуя, сумел  отвести  эту  боль  от
своего сознания, направить в обход, следя за тем, чтобы  течение  было  не
слишком медленным  и  не  слишком  быстрым,  и  одновременно  представляя,
сосредоточенно глядя на лоб  Йожефа,  как  навстречу  этому  потоку  боли,
скользя над ним, стремится длинное извилистое белое облачко теплоты. Поток
вошел в берега, стал иссякать, а облачко теплоты,  постепенно  сгущаясь  и
заполняя  безликое  пространство,   все   уплотнялось   и   уплотнялось...
превращалось в свечу... Свеча зажглась... Павел мысленно  очень  осторожно
взял эту свечу и, прикрывая рукой от неизвестно откуда  дующего  холодного
ветерка, пронес над потоком, стараясь не оглядываться  по  сторонам  и  не
оступиться - ни в коем случае не оступиться! - и поставил на  лоб  Йожефа.
Свеча мгновенно оплыла, огонек растворился во лбу - и там, где только  что
струился поток боли, осталась высохшая  земля.  Холодный  ветерок  поменял
направление, стал теплым - и где-то загорелось маленькое солнышко.
     Губы Йожефа шевельнулись и разжались. Он вздохнул. Павел опустился на
пол возле носилок, и Колдун молча положил руку ему на лоб.
     "Слава Создателю..." - прошептала Светлана.
     И  Павел  впервые  в  жизни  почувствовал  чужой  фон.  Фон  радости,
изумления,  облегчения  и  восхищения  переполнял  комнату   Колдуна.   Он
посмотрел на мерно  дышащего  Йожефа  и  ощутил  во  лбу  ровное  приятное
тепло...
     Потом, позже, Колдун учил его надолго задерживать дыхание и  изгонять
боль, почти мгновенно  расслабляться  и  засыпать,  одним  только  волевым
усилием нагревать и охлаждать собственное тело. Павел с интересом и охотой
перенимал приемы Колдуна и  радовался,  когда  тело  начинало  подчиняться
мысленным приказам.


     Год, когда  Павлу  исполнилось  тринадцать,  запомнился  ему  началом
обучения. Он вместе со сверстниками - а таких набралось в Городе У Лесного
Ручья чуть  больше  пятидесяти  -  и  мастерами,  определенными  городским
Советом,  побывал  на  лесоповале  и  в  каменоломне,   на   строительстве
деревянной дороги к Городу Плясунов и в угольной шахте за Днепром, в цехах
ткачей и лодочников, обувщиков и  гончаров,  пивоваров  и  табачников,  на
пристани  и  в  фруктовом  саду,  у  гребцов  и  грузчиков,   пожарных   и
полицейских, плотников и патронщиков, водолазов и собирателей трав, врачей
и выращивателей. За год он успел попробовать себя на  многих  работах,  но
так и не определил, какая же ему больше по душе. В конце концов он  решил,
что будет делать то, что сочтет необходимым Совет - и у него в запасе  был
ведь еще целый год до начала постоянной  работы.  За  этот  год  он  хотел
побывать  в  других  городах,  а  потом,  уже  официально  став  взрослым,
попутешествовать по Лесной Стране, узнать, что  там,  за  самыми  дальними
городами.  Чередование  месяца  работы  с  месяцем   отдыха   давало   все
возможности для такого путешествия.  Уже  тогда,  в  тринадцать  лет,  его
тянуло к странствиям. Он  чувствовал  себя  вполне  здоровым,  только  вот
немота, отделяющая и отдаляющая его от сверстников и сверстниц...
     В следующем году обучение продолжалось. Июль запомнился ему не только
как месяц Большого Пожара Иерусалима, когда  от  чьей-то  упавшей  на  пол
свечи выгорело почти полгорода, а зарево было видно не то, что от  Лесного
Ручья, но, говорят, даже из Города  Матери  Божьей.  Июль  стал  особенным
месяцем по совсем другой причине.
     Как-то в пятницу, вернувшись от свечников, Павел узнал от  мамы,  что
заходил дежурный полицейский Стас и передал просьбу Колдуна навестить  его
сегодня вечером. Павел напился воды из колодца, надел чистую белую рубашку
- она уже трещала под мышками и была коротковата - и направился к Колдуну.
     Возле изгороди Колдуна сидели на камнях Стас и Янош  Лесоруб,  дымили
сигаретами. У толстяка Стаса, маявшегося от духоты, был развязан воротник,
автомат он закинул за спину и втолковывал что-то  гиганту  Яношу,  который
рассеянно кивал и поглядывал по сторонам. Павел кивком поздоровался с ними
и вошел в дом Колдуна.
     Колдун встретил его приветливо, провел в свою полутемную комнату, где
из кувшинов привычно тянулся к потолку душистый дым, уложил на  лежанку  и
туго обмотал до самых ног длинным куском материи, оставив открытой  только
голову, так что Павел стал похож на мумии сказочных египетских фараонов из
книг. В довершение  всего  Колдун  привязал  Павла  веревками  к  лежанке,
приговаривая: "Сегодня работа будет долгой, готовься, терпи, долгой  будет
работа... Долгой будет работа,  нужно  лежать  спокойно,  пока  не  зайдет
солнце и не догорит свеча". Павел воспринимал все эти действия  совершенно
спокойно, хотя в душе не верил, что Колдун может ему помочь. Слишком много
было сделано попыток, слишком часто Павлу снилось, что он говорит и  поет,
и, просыпаясь, он пытался вслух повторить те  слова,  которые  только  что
произносил  во  сне  -  и   ничего   не   получалось,   кроме   сдавленных
полустонов-полурыданий.
     "Лежи, лежи, пока не стемнеет, пока не  догорит  свеча",  -  бормотал
Колдун, вынимая из разных мешочков на полках все новые и новые пучки  трав
и бросая их в кувшины. В  кувшинах  потрескивало,  дым  заполнял  комнату,
свеча в углу горела ровно, лишь иногда  подрагивая  от  движений  бесшумно
скользившего в полумраке Колдуна.
     Потом Колдун незаметно исчез, и Павел  остался  лежать  в  непонятной
полудреме,  навеянной  ладонями  Колдуна  и  дымящимися  травами.  Он   не
представлял, сколько прошло времени и скрылось ли  солнце  -  единственное
окно в комнате было плотно  затянуто  медвежьей  шкурой,  закрыта  была  и
дверь. По телу растекались приятные слабость и тепло. За  окном  крикнули:
"Добрый вечер!" - и Павел узнал голос Стаса, который, оказывается, до  сих
пор сидел у дома Колдуна, продолжая, наверное, беседу с Яношем  Лесорубом.
Вдруг за дверью что-то загрохотало, что-то зазвенело, разбиваясь, раздался
вопль Колдуна - и тут же оборвался. Что-то рушилось, трещало, дрожал  пол,
падали с полок кувшины, словно в дом ворвался свирепый великан  и  крушил,
крушил... Коротко простонал Колдун и  затих,  дверь  рывком  распахнулась,
грохнула о стену, и оцепеневший  Павел  увидел,  как  в  комнату  ввалился
кто-то огромный, страшный, до ужаса знакомый. Разинутая  пасть  с  черными
крючковатыми клыками, длинные когти, редкая шерсть, толстые кривые  нижние
лапы... Болотным смрадом повеяло в комнате, встрепенулась и погасла свеча,
и в тусклом вечернем свете Павел увидел лежащего  в  коридоре  Колдуна.  А
огромный медведь надвигался на лежанку, протягивая когтистые лапы.
     Павел рванулся, но не смог сделать ни одного движения - слишком  туго
охватывала  его  тело  материя,  слишком  прочно  были  завязаны  веревки.
Медведь, вес тот же страшный медведь из детства, та же  слюнявая  пасть...
Надо было крикнуть, позвать на помощь, во что бы то ни  стало  позвать  на
помощь, чтобы услышали Янош и Стас и прибежали сюда с автоматом. Крикнуть,
пока не поздно!..
     Медведь приближался.  Павел  зажмурился,  набрал  в  легкие  побольше
воздуха - а сердце чуть не выпрыгивало из груди, - напряг все  силы  и,  с
размаху обрушив какую-то внутреннюю преграду, закричал: "А-а! Помогите!.."
     Он не открывал глаз, с ужасом чувствуя, что вот-от  смердящие  черные
клыки вцепятся в лицо, сдерут кожу,  вырвут  глаза,  разворотят  рот  -  и
продолжал, продолжал кричать: "Помоги-ите! Ста-а-ас!.."
     Кто-то рядом охнул и воскликнул  голосом  Яноша  Лесоруба:  "Вот  так
чудо! Колдун, Стас, он заговорил, клянусь Создателем! У  тебя  получилось,
Колдун!"
     Павел открыл глаза, увидел возле себя медведя с лицом Яноша  Лесоруба
и медвежьей мордой в  руке,  увидел  за  дверью  улыбающегося  невредимого
Колдуна и изумленно-восхищенного полицейского Стаса - и потерял сознание.


     ...Колдун не раз  предлагал  Павлу  работать  вместе,  но  Павлу  это
занятие было  почему-то  не  по  душе.  Может  быть,  потом,  позже,  а  в
пятнадцать лет его привлекало совсем другое. В тот год он начал  работать,
а значит, стал взрослым. Он возил  доски  с  лесоповала  на  строительство
дороги к Городу Плясунов, был  наблюдателем  на  пожарной  каланче,  латал
дощатые тротуары, смолил  лодки  на  Иордане,  а  в  сезон  дождей  сбивал
табуреты в длинном теплом цехе плотников.  Табуреты  возили  в  Иерусалим,
получая взамен на удивление прочные, ладные и красивые рубашки - Иерусалим
всегда славился  своей  ткацкой  фабрикой,  и  после  Большого  Пожара  ее
помогали отстраивать и горожане Лесного Ручья, и вавилоняне, и Плясуны.
     А  в  месячные  перерывы  Павел  осуществлял  свою  давнюю  мечту   -
путешествовал по городам Лесной Страны. Где по парусом, где на веслах,  по
деревянной дороге и пешком он посетил Иерусалим  и  Город  Матери  Божьей,
Вавилон и Город Плясунов, Эдем и  Лондон,  Город  Полковника  Медведева  и

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг