посветил вглубь фонариком, но луч света терялся вдали.
Нору Сергей назвал громко туннелем и записал впечатления о ней в тетрадь,
где уже были собраны все случаи сопротивления дома. С беспокойством ожидая
ночи, он разделил события на две категории войны: сначала психологическая,
потом метеорологическая. Можно было ожидать и прямых действий, и поэтому
Сергей запасся топором, но потом рассмеялся и выбросил его во двор. Спать он
лег на прежнем месте, не застегивая спальника и не раздеваясь, чтобы в любой
момент выскочить наружу.
Не засыпая, он внимательно прислушивался к привычным шумам и шорохам,
пытаясь найти в них необычные звуки. Вот запищал кто-то в подвале,
простучали коготки по полу - это мыши. С шуршанием упал кусок штукатурки,
осколки ее скользнули по лицу - тоже ничего сверхъестественного. А вот
опять, как в прошлую ночь, будто что-то лопнуло в подвале, натянутая струна
не выдержала натяжения, и высокий, быстро гаснущий звук донесся до него. И
все. Ни дождя, ни ветра, ничего особенного не последовало за этим. Чистое
небо, тишина городской окраины.
Во сне Сергей летал. Он выпал, как птенец из гнезда, в открытый космос и
на все шесть сторон вселенной - только он, далекие звезды и черная пустота.
Он был без скафандра, в желтой футболке и джинсах, но дышалось почему-то
легко и невесомость не пугала. Он парил в пространстве, не ограниченный
ничем, и закон тяготения на него не распространялся. Ему было беспричинно
весело, он кувыркался и даже пытался петь, но голоса не было слышно. Тихо,
светло и настолько просторно, что казалось - тело его не имеет границ, как
сама вселенная, и до каждой звезды можно достать рукой...
- Милый, - сказала Света. - Я так соскучилась по тебе. Я теперь
никуда-никуда не уйду от тебя. Ты, мой бедненький, спишь тут под открытым
небом, совсем заработался, а я, бессовестная, ушла от тебя, психопатка я
несчастная.
Она обнимала Сергея и целовала его, и он, наконец-то, понял, что это
Света пришла, и утро вместе с ней, и ночью ничего не случилось.
Была суббота, Света не работала, и они на целый день уехали за город,
загорать, купаться и болтать о чем угодно, только не о доме.
Но он сам напомнил о себе. Еще издали Сергей заметил неладное, что-то
изменилось в облике дома. Он стал совсем плоским - исчезли стропила. Не
говоря ни слова, Сергей вбежал во двор, ожидая увидеть что угодно, но
увидел, что новые, им самим обтесанные балки аккуратно лежали у забора, а
старые, сброшенные как попало, тоже были уложены, только ближе к дому,
словно кто-то постарался навести порядок, да не успел к приходу хозяина,
потому что старая обшивка потолка также была сложена в одном месте, но не
ровно, а навалом.
- Кто это здесь похозяйничал? - спросила Света.
- Тимуровцы, наверное, - буркнул Сергей. Настроение испортилось.
Противоборство перешло к новому этапу. Нечто неизвестное пыталось
восстановить дом в прежнем виде. И почти в открытую, днем. Вещи их лежали,
как утром, в углу, закрытые брезентом, ничего не пропало. Растопили печь,
сварили обед. Дом совсем потерял жилой вид, ему не хватало крыши, как
человеку головы.
- Что будем делать завтра? - спросила Света.
- Сидеть дома и помогать тимуровцам. А то неудобно как-то.
- Ну, уж нет. Завтра воскресенье, а ты делай свой ремонт в будние дни,
когда я работаю. Я не хочу сидеть дома. И знаешь что, давай поедем ночевать
к маме. Я здесь боюсь.
- А если утром весь дом растащат но бревнышку, что тогда? Давай уж здесь
переночуем. Дом с привидениями - это такая редкость!
- Для психов - несомненно, а я не желаю спать под открытым небом.
- Ну, не надо, Света, а то опять поссоримся.
- Вот и пошли к маме. Впервые за последний месяц Сергей спал в нормальном
многоквартирном доме, и ночные звуки тоже были нормальные. Гремел лифт, за
стеной играли на баяне, "трудные" подростки в подъезде выясняли отношения, и
ничего необычного не происходило. Он долго не мог заснуть на мягком диване,
думал о том, что и большой дом живет своей жизнью, и вместе с населяющими
его людьми составляет странный, но единый организм, симбиоз живого и
неживого. И организм этот должен быть очень сложным, а взаимоотношения
большого дома с многочисленными и разноликими людьми - настолько запутанными
и развиваться по таким непостижимым законам, что разобраться во всем этом
было немыслимо. Он думал о том, что еще сложнее организм города и целой
страны, и тем более - всей планеты и, когда начинаешь переделывать землю на
свой вкус и лад, то последствия могут оказаться такими непредвиденными, что
его маленькая война с домом покажется забавной шуткой... Дальше мысли его
забрели в такие дебри, что он совсем запутался, и признал себя бессильным
разобраться во всем этом, и заснул, и спал без сновидений...
Наутро они закатили в гости, и почти весь день Сергей старался не
вспоминать об оставленном доме. В конце концов, есть соседи, и, если
что-нибудь случится, они увидят, вмешаются.
Вечером он отвез Свету к маме, а сам все-таки решил вернуться к своему
сумасбродному дому. Тот встретил его почти восстановленной крышей. Старые,
прогнившие балки были аккуратно вставлены в свои пазы, потолок настелен
доска к доске, и даже шлак засыпан сверху. Только крыша не закончена.
- Не успел, значит, - сказал вслух Сергей неизвестно о ком.
И пошел к соседям. Начиная разговор издалека, он расспрашивал, видели ли
они кого-нибудь во дворе дома. И первый же сосед рассмеялся:
- Вот чудак! Как ни проходишь мимо, а он на крыше сидит. И сдался же тебе
этот дом! Да еще и старые балки ставишь. Новые-то куда дел?
- Кто, кто сидел? - спросил Сергей и вовремя засмеялся.
Остальные соседи тоже видели, что Сергей в своей желтой футболке сидел
днем на крыше или ходил по двору. Но тогда кто же был сегодня со Светой, и
кто ходил в гости, и кто, наконец, он сам? Сергей не напугался даже такого
поворота событий, он просто разозлился. Осмотр обнаружил новые детали. Рама
была заменена на старую, и что самое глупое - окна вновь были забиты теми же
самыми досками. Дверь тоже стояла старая, видавшая виды, а новая лежала
рядом. И никаких следов.
Ему стало досадно не столько из-за своей напрасно проделанной работы, а
потому, что ему ничего не объясняли, простонапросто не считались с ним и
делали все в его отсутствие. И он решился на рискованный шаг.
Установив фонарик, он залил цементом мышиные норки, но особенно тщательно
- туннель, завалив предварительно вход в него тяжелым камнем.
- Ладушки, - сказал он, - теперь посмотрим, кто кого. Сергей твердо решил
не спать в эту ночь и, не заходя в дом, сидел на крыльце, открыв все двери,
чтобы заметить любое изменение. Прислушивался, но даже обычной мышиной возни
не было слышно. И на фоне этой тишины особенно резким показался знакомый
звук лопнувшей струны. И тотчас же, едва успел погаснуть первый звук, как
лопнула еще одна, тоном выше, и еще одна, и еще. Скрипнул пол. Кто-то ходил
по комнате, натыкаясь в темноте на стены и чуть ли не ругаясь вполголоса. И
тут же с шумом рухнула печь. Осколки кирпичей долетели до Сергея.
- Кто там? - прокричал он, но голос сорвался. Он вскочил и, сжав фонарик,
словно это было оружие, направил луч его в глубь комнаты.
Кто-то метнулся от луча, скрипнула половица, и снова тишина. Тень
человека, мелькнувшая на миг, показалась странно знакомой Сергею.
Преодолевая страх, он медленно вошел в комнату, обшарил лучом все углы,
осмелев, разворошил груду кирпичей, но никого не нашел. Даже тяжелый груз,
приваливший вход в подполье, остался на месте. Надо было заглянуть в подвал,
но Сергей так и не смог себя заставить сделать это. Он снова вышел на
крыльцо, перевел дыхание, вытер пот и вдруг вспомнил, где он видел силуэт
человека. В зеркале. Вот где. Это был он сам, вернее тот Сергей, что весь
день на виду у всей улицы занимался идиотской работой - заменял новое на
старое.
Хотелось убежать отсюда подальше, но он заставил себя сесть на старое
место - посередине крыльца, прислонившись спиной к двери, твердо решив не
пасовать ни при каких обстоятельствах. И в полной тишине он ощутил, как
что-то шевелится за спиной, потрескивает еле слышно, пощелкивает,
вздрагивает.
Медленно, стараясь не дышать, отстранился от двери, так же медленно,
словно боясь кого-то, повернулся к ней лицом, посветил фонариком.
Некрашеная, рассохшаяся, растрескавшаяся дверь с большими щелями, с
дырочками, просверленными древоточцами, пощелкивала и потрескивала, будто по
ней проходил электрический ток. Вскоре те же самые звуки донеслись от стен
дома, и от стропил, и от старой рамы, и изнутри дома. Только от нового
крыльца ничего не исходило, и он сел в центре его, поджав ноги, как мальчик
из сказки, начертивший вокруг себя заколдованный круг.
Треск нарастал, и снова лопнули одна за другой несколько струн, и тут
увидел, как из древесины двери проросли тонкие волоконца, похожие на мох, и,
шевелясь в воздухе, начали срастаться друг с другом, покрывая дверь белесым,
казавшимся живым налетом.
Не отрывая глаз, Сергей смотрел на дверь, но боковым зрением, в
рассеянном луче фонаря, все же увидел, что то же самое происходит и со
стенами. Встал, медленно пятясь, сошел по ступеням и, скользя лучом по
преображенному дому, вздрагивая с каждым новым звуком, добрался до калитки и
вышел на улицу.
Опустился прямо на землю, перевел дыхание. Со стороны улицы ничего
странного не было видно, но звуки все же доходили и досюда. Треск, шорох,
чьи-то шаги, скрежет гвоздя, выдираемого из древесины, короткая вспышка над
стропилами. Кто-то ходил по двору, кто-то шептался в доме, и надо было войти
во двор и увидеть все самому, но страх не давал сделать ни шагу.
Так он просидел около часа, и за это время в доме не прекращался шум и
треск, но ничего более страшного не произошло. Сергей понемногу успокоился и
даже попытался проанализировать происходящее, но никакой анализ не давал
ответа на все вопросы. Рядом было неизвестное, и он видел это и слышал, но
ничего не понимал и не знал даже, поймет ли когда-нибудь.
Оставался один выход: пойти и узнать. Самому. До последней затяжки, до
последней искорки выкурил сигарету. Не отряхивая пыль с одежды, не включая
фонаря, в темноте дошел до ворот, осторожно нажал на калитку и вошел во двор.
Бревна со стороны двора, рамы, балки были покрыты густым, шевелящимся
налетом, изредка проскальзывали искры между длинными белыми нитями; нового
крыльца не было. Старые, полуразвалившиеся доски были поставлены на место и
тоже светились в темноте, покрытые белым мхом. Сергей обошел вокруг дома, но
ничего более нового не увидел. А это новое, что происходило уже второй час,
постепенно превратилось для него в старое, и хотя было по-прежнему
непонятным, но все же пугающим зрелищем. Сергей даже рискнул подойти ближе к
стене дома и внимательно рассмотреть белый мох. Густо переплетаясь, он
вырастал прямо из древесины, шевелился и, пощелкивая, выбрасывал короткие
снопики искр. Сергей даже решился зайти в дом, но и крыльцо было покрыто
белым мхом, а ступать по нему он все же опасался.
Произошло непредвиденное. Дом перешел все границы конспирации. Он даже не
пытался маскироваться под случайности, ибо то, что происходит сейчас, уже не
вмещается в рамки обычных житейских неурядиц, вроде протекающей крыши или
обвалившейся трубы. Дом преобразился до неузнаваемости и делал сейчас то,
что нормальному бревенчатому дому делать не положено ни по каким законам. Во
всяком случае, по законам земным, и это наводило на мысль, что дом - уже
давно не дом и, уж конечно, не живое существо, а - что-то иное, выходящее за
пределы земного понимания, и подходить к нему с обычными земными мерками
глупо, опасно и, пожалуй, даже преступно. Сергей почувствовал стыд от того,
что замуровал туннель, он невольно связывал этот поступок с событиями
сегодняшней ночи, да и сам ремонт дома превращался теперь в акт вандализма,
словно хорошую электронную машину курочили ломом, сплющивали молотами, чтобы
превратить ее в простое и всем понятное корыто.
Можно было предположить, что с тех пор, как люди уехали из дома, он начал
постепенно изменяться, но не внешне, а внутренняя структура древесины,
кирпича, извести заменялась другой, высокоорганизованной и, сохраняя прежнюю
форму, дом давно перестал быть домом, жилищем человеческим, а чем-то иным,
чужим, даже враждебным. И что из того, если, например, стена дома не
походила на блок ЭВМ по привычным представлениям, а на самом деле это давно
уже было не дерево, а сложнейшая схема неведомого прибора. И когда Сергей
начал грубо разрушать это нечто, фактически уничтожая его, те, кто строил
это, не могли не вмешаться в события. Сначала ненавязчиво, словно бы
предупреждая о последствиях, потом, вынужденные пойти на более открытые
методы, стали восстанавливать разрушенное на виду у тех, и уж если они
решились на это, то причины были неотложными и важными.
И Сергей отступил. Он дождался утра и даже задремал, прислонившись к
забору, а когда очнулся, то увидел свой дом обычным, похожим на все дома
улицы. Белый мох исчез. Сергей с уважением потрогал древесину двери, впервые
подумав о том, что каждая трещинка в ней имеет свой смысл. И как знать,
какие хитросплетения проводов заменяют собой каждое волокно дерева, какую
мудрость таят в себе царапины и дырочки от сучков? Иная жизнь, иной смысл,
иное бытие дышали в каждой частице дома...
И Сергей подумал о том, что нельзя человеку покидать свой дом, нельзя
оставлять его на произвол судьбы, потому что без своего хозяина он,
осиротевший и одичавший, может превратиться в нечто иное, может дать приют
постояльцам, пришедшим из чужой стороны, из других, неведомых миров.
Представления о космической технике, как о чем-то блестящем,
металлическом, пластиковом, величественном и гармоничном, разрушились, и это
даже разочаровало, но удивление перед тем, что он увидел и понял за эту
ночь, притупило разочарование и вызвало чувство причастности к великому
неизвестному, живущему по своим законам и не нуждающемуся в мишуре
блистательных машин, фотонных отражателей и в переплетениях проводов. Все
это было намного выше и сложнее того, о чем мечтали на Земле.
Сергей выхватил ломик и опустился в подвал. Но лом оказался бесполезным.
Цементной плиты не существовало. Вместо нее зиял туннель, еще более широкий,
сглаженный, словно бы оплавленный по краям, и Сергей, набрав воздуха в
легкие, как перед прыжком в воду, встал на четвереньки, потом совсем лег и
пополз по туннелю в темноту.
Луч фонарика рассеялся впереди, было тесно и душно, но Сергей полз и полз.
И в конце пути он увидел звезды. Они висели в просвете туннеля, большие,
яркие на фоне слишком черного неба, и Сергей, добравшись до выхода, ощутил
себя тем монахом со старинной картинки, который дошел до края света и,
заглядывая по ту сторону неба, дивится хрустальным сферам. Туннель уходил
прямо в открытый космос, и не было преграды между Сергеем и вселенной, и
сотни звезд плыли мимо, и неведомые корабли скользили в бесконечном
просторе. Раскаленные добела спирали галактик медленно поворачивались на
оси, на бесчисленных планетах зарождалась жизнь и начинала сознавать свою
причастность к вечному и неделимому, и заполняла собой пустоту, и искала
тех, кто был близок ей.
Маленький голубой шар проплыл под ним, и он узнал Землю - свой большой
дом, единственный и незаменимый. Кружилась голова, было странно и сладко
ощущать себя тем, кем он был на самом деле, но не знал до поры об этом -
неотъемлемой частью вселенной, единой и бессмертной.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 02.10.2001 12:46
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг