Я покачал головой и ничего не сказал. Он вышел. Я был уверен, что он
скажет именно это. И я заранее знал, что это будет ложь. Я не верил ему.
Человек не умеет петь и поэтому ненавидит музыку?
Неправда...
7
На следующий день нас всех вызвали к директору института. Там уже
находилось человек десять известных ученых и администраторов. Мы молча
расселись в кресла, натянуто улыбаясь. Было отчего сробеть. Не каждый день
всю лабораторию вызывают к директору института. Я о таком вообще не
слышал. Должно было произойти что-то из ряда вон выходящее.
Встреча, или беседа, началась с вопроса, знаем ли мы, что в прошлое
ничего нельзя транспортировать, нельзя даже появляться там перед глазами
предков. Вопрос задавали каждому в отдельности, и в этом явно
чувствовалась какая-то торжественность, какой-то сюрприз. Мы отвечали, что
знаем, потому что в прошлом ничего нельзя изменять. Еще бы! Это мы знали с
первого курса.
Потом заговорил человек, известный всем нам по портретам. Это был
президент Западно-Сибирской Академии наук. Он сказал:
- Мы не можем бесконечно долго изучать прошлое, только изучать - и все.
Рано или поздно мы должны замкнуть петлю обратной связи по времени. -
Здесь он немного помолчал, исподлобья поглядывая на нас. - Сочтено
возможным начать это уже сейчас.
Мы были ошеломлены и приятно обрадованы.
- Предварительно мы изучили отчеты всех лабораторий института. Нас,
конечно, интересовал наиболее полный отчет о каком-нибудь отрезке
прошлого. - Мы все повернули головы в сторону Афанасия. - Таким является
работа Навагина.
Афанасий покраснел от гордости.
Минут пятнадцать длился краткий разбор его отчета. Действительно,
Навагин все исследовал на "отлично". Нам не хватало его пунктуальности,
его скрупулезной педантичности и работоспособности.
Потом нам предложили ответить на вопрос:
- Что в настоящее время, учитывая необычность эксперимента,
неразработанность методики и сложность прогнозирования (ведь человеческая
цивилизация развивается не в Ньютоновском, а в Бергсоновском времени),
можно было бы транспортировать в прошлое?
Конечно, мы между собой уже давно спорили на эту тему, но никогда не
могли прийти к общему мнению. Одни говорили, что антибиотики, другие -
хлеб, третьи - знания, накопленные к настоящему времени человечеством,
четвертые, такие, как Афанасий, - пулеметы.
Заспорили и сейчас, только Афанасий молчал. Он, как и мы все, уже
понял, что эксперимент будет проводиться в том отрезке времени, где он
работал.
Спорили долго, потом кто-то сказал:
- Ничего материального в прошлое транспортировать пока нельзя.
Мы притихли, вполголоса, словно сами себе, задавая неразрешимые
вопросы:
- Тогда что же?
- Что?
- Абсолютную идею?
- Улыбку, что ли? - растерянно спросил Афанасий.
- Да, улыбку, - спокойно ответил президент Западно-Сибирской Академии
наук.
- Зачем? - спросил я машинально.
- Зачем? - переспросил президент. - Это будет иметь только
положительные последствия. Может быть, не очень значительные, но все же
положительные. Люди должны улыбаться. Уметь улыбаться. Хотеть улыбаться.
Это для начала. Эксперимент будут проводить Афанасий Навагин и Александр
Ветров. У Александра, говорят, большая коллекция улыбок. Это очень кстати.
- И, обращаясь к нам с Афанасием, спросил: - Вы согласны?
- Я согласен, - ответил Афанасий, бледнея от волнения.
- Я согласен, - ответил я, чувствуя, что тоже бледнею.
Нас бросились поздравлять. Игорь уже пытался задавать конкретные
технические вопросы. Все что-то говорили, вряд ли слушая друг друга. Было
шумно и как-то напряженно весело. Ведь это такое событие!
Подготовка к эксперименту велась быстро. Я изучил отчет Навагина и уже
хорошо представлял, с чем мне придется столкнуться в прошлом. Афанасий не
знал покоя, без конца уточняя мельчайшие события в своем "подшефном
времени". Несколько раз он просил меня показать ему коллекцию улыбок.
- Для пользы эксперименту, - как говорил он.
Не знаю, попросил бы он когда-нибудь меня об этом или нет, если бы нам
в скором времени не пришлось работать вдвоем.
- С этим можно... - говорил он, просмотрев коллекцию, но так ни разу и
не улыбнувшись.
"С этим можно начинать", - так я понимал его слова, и это даже льстило
мне. Афанасий Навагин не порицал улыбку.
8
Эксперимент начался в конце лета.
В этот день все были очень предупредительны к нам, старались что-нибудь
посоветовать, чем-нибудь помочь.
- Не трусите? - спросил нас директор института перед самым началом.
Я отрицательно покачал головой.
- Я не струшу, - сказал Навагин.
И вот началось...
Мы стояли посреди бесновавшейся толпы мужчин, женщин и подростков.
Багровые отсветы тысяч факелов освещали перекошенные лица. Рев толпы,
отчетливые ритмы маршей, взвинченность, скрытый страх и выпиравшие из
людей ненависть, звериная злоба и злорадство. Я знал, с чем мне придется
встретиться. И все же я был ошеломлен.
Это были люди, только совсем не такие, какими я их привык видеть.
Посреди площади, окруженной многоэтажными домами, балконы, окна и крыши
которых были облеплены людьми, горел костер. Его пламя поддерживали
стопками книг, сгружаемых с автофургонов и грузовиков. С воплями
удовлетворения и злорадства люди хватали книги и бросали их в огонь.
С того места, где мы стояли, было плохо видно происходящее, и Афанасий,
схватив меня за руку, потащил ближе к костру, бесцеремонно расталкивая
толпу.
Наконец мы очутились почти возле самого костра.
Улыбнуться здесь мне казалось кощунством. Я чувствовал, что не смогу
этого сделать.
- Как люди могут?!! - Я не сумел договорить.
- Ничего. Сейчас начнется еще более интересное. Вон там. - Афанасий
показал рукой куда-то за костер и чуть правее. - Вон там сейчас один не
выдержит. И его убьют. - Он сказал это спокойно.
И тотчас же в той стороне, куда он показывал рукой, раздался
пронзительный крик, который отчетливо прозвучал даже среди этого рева
обезумевшей от злобы толпы. Там, за костром, толпа пришла в движение.
Потом от нее отделился человек, упал, вскочил, снова упал и пополз.
Десятки рук схватили его за одежду, удерживая. Но он продолжал ползти,
волоча на себе других. На какую-то секунду ему удалось вырваться, и он
достиг костра, выбрасывая из него полуобгоревшие книги. Чьи-то руки
рванули его назад. Через несколько секунд толпа чуть отступила от костра.
На асфальте осталась лежать неподвижная фигура.
- Он уже умер, - сказал Афанасий. - Что же ты не показываешь свою
коллекцию?
- Я не могу.
- Не можешь! - Афанасий встряхнул меня. - Не можешь! Начинай! Какая
разница, сейчас или в другой раз. Начинай!
И я вспомнил улыбку Андрея... Я заставил себя это сделать. Грустную, но
живую, чистую, умную улыбку Андрея.
Мне показалось, что лица людей, бросавших мысли, жизни, надежды и
чувства в огонь, чуть просветлели. На мгновение сбился ритм движения их
рук. Но нет... Улыбка отскакивала от них. Она была ненужной, чужой,
мешающей, вредной. Они даже не замечали ее, увлеченные своим делом. А
потом вдруг один из них поднял с земли автомат и, не целясь, дал короткую
очередь. И улыбка умерла, издав чуть слышный стон.
- Ты видел?! - крикнул мне Навагин.
Я все видел. Убили улыбку!
- Теперь ты понял, почему я ненавижу улыбку? Она делает человека
сильным! Убей улыбку и тогда можешь делать с человеком все, что захочешь!
Ха-ха! Смотри, что они сделают с твоими улыбками! Ты проиграл!
Тысячи больших и маленьких радостей, чувств и мыслей мог бы я подарить
им.
- Ты вернешься отсюда. Вернешься опустошенным! И тебе уже никогда
больше не захочется улыбаться! Ты возненавидишь улыбку, так же как и я!
Смотри внимательно! Почувствуй свое бессилие...
Убили улыбку. Убили выстрелом в упор!
Я вспомнил Андрея. Его любовь, его ненависть, его музыку. И улыбки
веером разлетелись по толпе.
И я увидел, как их ловили, чтобы бросить на землю и топтать ногами. В
них стреляли, давили руками, тащили к костру и с размаха бросали в огонь.
Человеческие беззащитные улыбки. Я видел, как несколько улыбок все же
появилось на лицах людей. Одни со страхом пытались сорвать их, срывали и
отбрасывали куда-нибудь подальше, чтобы никто не успел увидеть. Другие,
растерянные, не знали, что делать. Третьи старались спрятать их, но делали
это робко и неуклюже. Замеченная на лице улыбка срывалась с человека теми,
кто стоял рядом. Срывалась с кожей, с кровью, с криком разорванного рта.
У меня не было больше улыбок Андрея.
Нет, люди не могут так поступать, не могут не понять. И я отдал им
улыбки Ольги, Любы, Светки, Толи Крутикова, Игоря. Улыбки встреченных мною
когда-то прохожих. Улыбки знакомых. И еще бессмысленные, такие беззащитные
улыбки моей маленькой Бекки.
И все-таки я привел их в смятение. Я видел, как, пряча под пиджак
книгу, исчез в толпе человек. Я видел, как многие поспешно расходятся, как
в бешенстве топают ногами перепуганные насмерть мещане, слабые даже с
оружием в руках.
У меня осталась только одна улыбка. Улыбка Энн. Она была слишком
горькая, чтобы отдать ее им. Но она была и слишком жаждущая жить. И я
отдал им последнюю улыбку. Я заметил, как испуганно вскинула брови стоящая
неподалеку девушка и спрятала что-то на груди. Я уверен, это была улыбка
Энн.
Они еще жгли книги, но толпа уже бросилась прочь от костра. И ни крики,
и ни выстрелы не могли ее удержать.
И тогда Афанасий указал на меня пальцем.
Дальше я ничего не помню...
9
Я очнулся лежащим на полу лаборатории на чьих-то пиджаках.
- Где Афанасий? - спросил я.
- Какой Афанасий? - удивленно спросил Игорь. - Что там произошло?
- Где Афанасий Навагин?
- Успокойся. Успокойся. О каком Афанасии ты говоришь?
- Афанасий, который слишком тщательно изучил свое "подшефное время".
Где он? - Я вскочил на ноги.
- У нас не было никакого Афанасия. Ты что-то перепутал.
В лаборатории было очень много людей. Все они смотрели на меня
чуть-чуть испуганно и непонимающе.
- Афанасий ненавидел улыбку! Разве вы не помните?
- Такого у нас не было.
- Ну хорошо, об этом позже. Как я выбрался оттуда?
- Тебя вытащил Андрей, - сказал Игорь. И такая боль почувствовалась в
его словах! Светка плакала. Слезы... - Он умер. Его уже увезли.
- Умер! - закричал я. - Почему?
- Его убили выстрелом в спину, когда он спасал тебя.
10
Прошло несколько дней. Я стараюсь ни с кем не встречаться. Я понимаю,
как трудно сейчас со мной людям...
Дальнейшие эксперименты отложены на неопределенное время. Никто не
помнит Афанасия Навагина. Его не было. Он не родился. Значит, все же
где-то в прошлом что-то изменилось так, чтобы Афанасий не родился.
Может быть, та девушка, что спрятала улыбку Энн, оттолкнула от себя
какого-то предка Афанасия. Может быть, он, увидев эту улыбку, сам не
посмел подойти к ней. Как бы то ни было, но Афанасий не родился.
Значит, этот эксперимент сделал людей хоть чуть-чуть, но лучше.
Ведь Афанасия нет.
Но нет и Андрея.
Неужели каждый раз, чтобы не было такого, как Афанасий, должна
появляться могила такого человека, каким был Андрей?
У меня больше нет улыбок. Я не могу улыбаться. Меня все понимают и
стараются чем-нибудь помочь. Все, кроме Бекки. Ей я еще ничего не могу
объяснить. Это ужасно - стоять над кроватью дочери и не иметь сил
улыбнуться.
В газете я прочел одну статью. Кто-то открыл закон "отталкивания
улыбок". Такой закон открыл когда-то и Афанасий. Значит, он не один.
Далеко не один. Их еще много.
Ко мне приходят друзья. Я часто вижу Ольгу. Они улыбаются мне
осторожными бодрыми улыбками, как тяжелобольному.
Не бойтесь!
Мне нужны улыбки. Детские и взрослые, несмышленые и глубокомысленные,
радостные и горькие, счастливые и печальные. Мне нужны улыбки, идущие от
самого сердца, из самых светлых уголков души.
Люди, мне нужны ваши улыбки!
Я снова вернусь к тому пылающему костру.
Люди, мне нужны ваши улыбки...
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 10.10.2001 14:30
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг