поле не скошенной еще пшеницы, через овраги и разбросанные стометровыми
пятнами березовые островки. Рябины, сползающие вниз по оврагу. Странные и
родные, будоражащие душу. Мне легко, мне не терпится, я бегу все дальше и
дальше.
Цель моего утра - Синий утес. Он возвышается многометровой стеной над
грустной рекой. Серо-синий, кое-где изъеденный ветрами, размытый дождями.
Я пришел.
И я снова встречаю ее.
Она появляется среди берез, словно ждала моего прихода. Сегодня она не
машет мне рукой. И не поймешь, веселая она или грустная. Она словно плывет
по желтому ковру из сухих березовых листьев. Она останавливается в пяти
метрах от меня и смотрит долгим взглядом.
- Здравствуй, - говорю я.
- Здравствуй, - отвечает она.
- Значит, я увижу их?
- Ты не передумал? Еще есть время.
- Нет. Я все решил.
Она подходит ко мне и треплет волосы на макушке.
...Так было и в первый раз.
Я встретил ее здесь же. Много лет я прихожу сюда в конце сентября. Она,
как и сегодня, словно возникла среди деревьев, черноволосая, в белом
платье. Я посмотрел на нее. Нельзя было не посмотреть на нее хоть раз. Все
равно она пройдет мимо. Все равно пройдет стороной. А она подошла ко мне.
- Тебе не холодно в таком легком платье? - спросил я. Ведь было
действительно прохладно, сентябрьское солнце уже не так греет.
- Нет, - ответила она.
Мы замолчали. Да и о чем было говорить? Желтый дождь шелестел вокруг. Я
и знал, и не знал ее. Она была похожа на женщину, которую я любил
когда-то. Только это было давным-давно.
Она пошла, и я пошел рядом с ней.
- Хорошо здесь, - сказала она.
- Хорошо.
Мы подошли к обрыву. Противоположный берег Маны был низкий, заливной,
весь в озерах и старицах. Горизонт отстоял от нас километров на двадцать и
терялся в сероватой дымке. Я не хотел уходить, не уходила и она. Стоять с
ней рядом было радостью, и я сказал:
- Ты очень похожа на одну женщину.
- Я знаю, - ответила она.
- Ты не можешь этого знать. Это было очень давно.
- Я все знаю.
- Ты колдунья?
- Нет-нет, - испугалась она. - Просто я все знаю.
- Тогда скажи, как ее звали.
Она назвала ее имя. Назвала правильно и добавила:
- Это и мое имя. Спроси еще что-нибудь.
Я не стал спрашивать, повернулся и пошел прочь от обрыва. Мне не
хотелось ее ни о чем спрашивать. Она все знала. Я поверил в это. Я не
хотел вспоминать то, что каждый день старался забыть. Но она догнала меня,
остановила и потрепала рукой по макушке.
- Не обижайся. Мне очень хотелось побывать здесь.
- Пожалуйста. Я не буду мешать.
- Всегда ты так. Разве дело в том, чтобы только не мешать?
- Что же еще?
Она покачала головой. И грусть была в ее глазах.
- Нарви мне букет. Я возьму его с собой.
- Сейчас уже нет цветов.
- Цветов нет, но есть листья. Разве они менее красивы, чем цветы?.. Я
помешала тебе? Ты хочешь остаться один? Скажи тогда, зачем ты приходишь
сюда?
Я не ответил.
- Я приду сюда завтра, - сказала она. - А ты?
- А я - нет.
- Не верю. - Она повернулась и ушла, и растворилась среди берез. И
тогда я бросился за ней, но не догнал, потому что некого было догонять.
Только ветер вздымал маленькие вихри листьев и бежал дорожкой среди
деревьев, словно это был ее след.
На следующий день я встретил ее с букетом листьев. Я излазил все
овраги, стараясь найти красивые. Красные, оранжевые, темно-желтые и
светло-серые. Букет ей понравился.
- Почему ты не захотел этого сделать вчера?
- Я боялся, - честно признался я. - Боялся, что не уйду от тебя.
- Ты и тогда боялся, - тихо сказала она.
- Когда тогда?
- Когда у тебя должен был родиться сын.
- Кто может знать, сын или дочь?
- Но я знаю. У тебя родился сын.
- Нет! Ты ничего не можешь знать. Это было давно. Тебя и самой-то еще,
наверное, не было тогда... Да. У меня должен был быть ребенок. Но я не
захотел этого. Струсил? Возможно. Тогда было слишком трудное время, чтобы
рождались дети...
- У других все же рождались.
- Ну и пусть. Я ни о чем не жалею.
- А ты совсем не изменился.
- Ты говоришь так, словно знала меня раньше.
- Знала.
В тот день мы больше не говорили об этом. Просто бродили по лесу,
загребая ногами листья, разглядывая муравейники, смеясь и радуясь солнцу и
прозрачному воздуху. Я помогал ей перепрыгивать через ручьи, переносил
через маленькие болотца, потому что она была в летних туфлях. Я
разглядывал ее украдкой. Да. Она была очень похожа на ту женщину, только
той сейчас было бы не двадцать лет.
- Хороший был день сегодня? - спросила она.
- День был самый лучший, - искренне ответил я.
- Ты уже однажды говорил это, - погрозила она мне пальцем.
- Значит, сегодня еще лучше.
- Мне пора. Я ухожу. А завтра снова буду здесь.
- Где ты живешь?
- Там же, где и ты. - И она ушла и снова затерялась среди берез, и
маленькие смерчи побежали за ней, но не догнали и успокоились, улеглись
желтыми полисами.
На следующий день я сказал:
- Ты и есть та женщина, которую я когда-то любил.
- Конечно, - согласилась она. - Я - это она.
- Как можно поверить в возможность такого?
- Но ты же сам пришел к этой мысли.
- Значит, это возможно?
- У нас стало возможным. А у вас нет.
- У вас, у нас... Как это понять?
- Я расскажу. Помнишь, в вашем классе учился один мальчишка?
Белобрысый, худой. Он любил стихи и плохо справлялся с физикой.
- Помню! Мы же с ним потом в одной роте служили.
- Так вот. Он стал великим физиком. Он разработал теорию Возможных
Миров.
- Неправда. Его убили. Я был с ним рядом, когда он упал. Я вынес его,
но он был уже мертв.
- Расскажи...
- Что рассказать?
- Почему его убили, почему ты остался жить...
- В разведке. Мы неожиданно увидели трех автоматчиков. Он встал передо
мной. Он заслонил меня.
- Вы увидели их одновременно?
- Нет. Я чуть раньше. Он смотрел в другую сторону. Надо было нам
упасть.
- Ты и сейчас так думаешь?
- Я часто думал, что мог заслонить его прежде, чем это сделал он.
- Почему же ты этого не сделал?
- Не знаю.
- Так вот. Ты успел это сделать. Он вынес тебя к своим, но ты был уже
мертв. Ты умер, а он остался жить.
- Нет. Все наоборот. Ведь я стою перед тобой.
- Это здесь. А в мире, который является для вас только возможным, тебя
нет.
Я поверил ей, хотя не мог себе представить этого странного мира. Мира
Возможного. И отсутствие себя в этом мире я не мог представить.
Был еще день. Я просил ее рассказать мне о Мире Возможного. И она
рассказывала. И мир ее был прекрасен. Не своими городами и реками, не
полетами, за пределы солнечной системы и радостным трудом. Он был
прекрасен мыслями, чувствами и отношениями людей. Она рассказала мне про
моих друзей. О белобрысом худом Поэте, который стал Великим Физиком. И о
других, которых уже не было на этой Земле или о которых я ничего не знал.
И чем больше она рассказывала, тем явственнее я понимал, что моя жизнь
была цепочкой маленьких и больших предательств, невидимых окружающим,
потому что они были спрятаны глубоко в душе; цепочкой страхов и сомнений,
когда нужно было действовать прямо и решительно; цепочкой недомолвок,
которые незаметно перерастали в боль и страдания других людей.
Я испугался любви к женщине, испугался, что она затянет меня в свой
непонятный мне мир. И я посоветовал ей избавиться от ребенка, чтобы быть
свободным. Я спрятался за спину своего лучшего друга, когда нам в лицо
смотрели дула автоматов. Я не подал руки одному человеку, когда тот в этом
нуждался, посмеялся над другим, когда этого не следовало делать, я ушел,
когда мне не нужно было уходить, закрыл глаза, когда нужно было смотреть
еще пристальнее, чем прежде.
- Неужели все это правда? - я покачал головой.
- Правда, - сказала она, имея в виду свое, потом посмотрела на меня и
смолкла на полуслове.
- Не смотри на меня так, - попросил я.
- Что с тобой? - спросила она и погладила мен волосы длинными гибкими
пальцами. - Ты поседел...
На следующий день она спросила:
- Почему ты никогда не спросишь о своем сыне?
- Так он все-таки родился?
- Да, в нашем мире он родился. Ему уже двадцать два года. Он работает
летчиком-испытателем и любит одну очень красивую девушку.
Она рассказывала мне о нем, а я все слушал, слушал, слушал. Мне
хотелось знать о нем все: Мне хотелось видеть его. И тогда я стал просить
ее, чтобы она привела его сюда.
- Это невозможно, - сказала она. - Ведь его нет в вашем мире. И он не
может появиться здесь.
- А ты? Значит, та женщина еще жива, если ты здесь?
- Да. Это должно быть так. Тебе не хочется увидеть ее?
- Я боюсь.
- Ты всегда боялся.
Она ушла и не появлялась целый год. А в этом году в конце сентября я
увидел ее вновь. На том же самом месте. Она нисколько не изменилась. Ей
снова было двадцать лет. Я бросился к ней и прижал к себе. И она не
протестовала, только заметила:
- Ты изменился за год.
Да. Она была права.
За год я изменился.
Теперь я был не только слушателем, я рассказывал сам, а она смотрела на
меня удивленными и радостными глазами. И глаза ее говорили: "Тебе стало
лучше..." Да. Я прожил беспокойный год. Лучший год в своей жизни.
Мы рассказывали друг Другу, а потом просто молчали, и желтые кружочки
березового дождя падали нам на плечи.
- Ты был у нее?
- Был. Она не захотела меня видеть.
- И ты ушел?
- Нет. Я все же видел ее. И рассказал ей все.
- Она простила тебя?
- Нет. Но она улыбнулась.
- Ты любишь ее?
- Люблю.
- Ты вернешься к ней?
- Нет. Я ей не нужен. У нее есть семья.
И был еще день. И еще. Один счастливее другого. Она возникала среди
белых стволов берез, и я бежал к ней. Мы сидели, обнявшись, у самой воды,
и река медленно текла у наших ног, что-то шептала нам, чего нельзя было
понять из-за ее глубины.
- Я хочу посмотреть на ваш мир, - сказал я вчера.
- Я ждала этого. Ты не боишься?
- Нет.
- Все равно это невозможно. Тебя нет в нашем мире. И ты не можешь в
него попасть. Разве что на мгновение. Но тогда ты не сможешь вернуться
назад. И, прожив мгновение там, исчезнешь, перестанешь существовать везде.
- Все равно я хочу увидеть его, этот мир. И тебя, и сына, и Великого
Физика, и всех остальных.
- Подумай. Здесь мы могли бы встречаться еще долго.
- Нет. Разреши мне все увидеть собственными глазами.
- Хорошо. Подумай хотя бы до завтра.
...Она появилась среди берез, словно ждала моего прихода. Сегодня она
не машет мне рукой. И не поймешь, веселая она или грустная. Она словно
плывет по желтому ковру из сухих березовых листьев. Она останавливается в
пяти метрах и смотрит на меня долгим взглядом.
- Здравствуй, - говорю я.
- Здравствуй, - отвечает она.
- Значит, я увижу их?
- Ты не передумал? Еще есть время.
- Нет. Я все решил.
Она подходит ко мне и треплет волосы на макушке.
- Поцелуй меня, - говорит она. - Там будет много людей.
Мы стоим, прижавшись друг к другу, двадцатилетняя женщина и я, уже
совсем седой, поседевший в один день. Я чувствую, что она не хочет меня
отпускать. Ведь теперь она потеряет меня навсегда. Она отталкивает меня и
шепчет беззвучно: "_Люблю_".
- _Люблю_, - говорю я ей.
- Подожди меня здесь, - говорит она. - Я дам тебе знак.
Она уходит все дальше и дальше, медленными шагами, оглядываясь и
останавливаясь на секунду. Обнимает березу. Может быть, ей трудно идти,
или там кнопки неведомого мне аппарата.
Она отрывается от ствола, выпрямляется, зовет меня к себе. И я иду к
ней.
Я хочу хоть на миг увидеть мир, в котором я не испугался своей любви,
мир, в котором я не убил своего сына, мир, в котором я не предавал своих
друзей, не прятался за их спины.
Я иду к тебе, моя молодость! Возьми меня хоть на миг!
Ветер взвивает сухие желтые листья, создавая маленькие стремительные
вихри. Ветер режет лицо, сушит глаза... Я иду, и она все ближе, ближе.
Остался один шаг...
10. ОКТЯБРЬ
Трижды в день мы ходим с Маркизом на этот пустырь.
Когда-то здесь был ипподром, но потом город разросся, забор и
деревянную трибуну снесли, конюшни перевели в другое место. На новом
ипподроме я никогда не был. А здесь началось строительство. Сначала возник
Дворец Зрелищ и Спорта, но места еще оставалось много. Потом на другом
конце - три девятиэтажки-башни. Плавательный бассейн пятый год зиял
огромными пустыми глазницами окон.
Ипподром прикрыли, но еще долго строительство на нем не начиналось. Он
весь зарос травой, полынью, репейником и ромашками. Тогда-то жители
окрестных домов и начали заводить себе собак. Это волна прокатилась как
эпидемия. А однажды жена и дети заявили, что нам нужна овчарка. Я
предполагаю, что они сговорились предварительно, так как напирали на меня
дружно и энергично.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг