- С кем? - спросил я.
- С Центральным Рынком.
Не зря у меня портилось настроение. За Центральным Рынком жила Моя
Девушка. Значит, наше примирение откладывается, как минимум, на три-четыре
дня.
- С Центральным Рынком? - задумчиво спросила мать. - А где это?
- На юге, - сказал я. - Точнее, на юго-западе.
Она удивилась.
- Там же нечем дышать! Как же там воюют?
Отец поднялся из-за стола, молча осмотрел автомат, повесил на плечо
тяжелый щит. После этого подошел ко мне и хмуро сказал:
- Собирайся, пойдешь со мной.
- Зачем?
Для отца подобный вопрос звучал, по меньшей мере, нелепо. Тем не менее, он
ответил:
- Пора начинать.
- Наш президент распустил гвардию, - сказала вдруг мать. - Я имею в виду,
старую гвардию. Скоро будут набирать новую. Может быть, дня через три. Или
четыре. Так говорят при дворе. Во всяком случае, я так слышала.
Отец молча смотрел на меня. Я медленно поднялся из-за стола. Он кивнул и
направился к калитке.
- А казнить их будут, видимо, завтра, - сказала мать.
- Кого? - спросил я машинально.
- Старых гвардейцев, кого же еще? - мать отщипнула корочку хлеба. -
Президент не может набирать новую гвардию до казни. Вот я и подсчитала:
если через три дня будут набирать новую, значит, старую гвардию казнят
завтра или послезавтра.
Отец остановился у калитки и вопросительно посмотрел на меня. Я не
двигался.
- Я жду.
- Не пойду, - сказал я. - Не хочу.
Он пожал плечами:
- Как хочешь, сегодня у меня нет времени тебя уговаривать.
Он ушел. Я посмотрел на мать. Она молчала, но по ее торжествующему лицу
видно было, что в споре о моем будущем она уже считала себя
победительницей.
Зря она так считала. Становиться пажем мне хотелось еще меньше, чем
становиться спартанцем.
- Ты оскорбил отца, - сказала мать сдержанно. - Когда он вернется, попроси
у него прощения.
- Если вернется, - сказал я.
- Что?
- Ничего.
- Впрочем, - сказала она, - он тоже неправ. Ты уже взрослый. С твоим
мнением следует считаться.
Она имела в виду свое мнение.
- Эти спартанцы, - мать брезгливо поморщилась, - редко моются и едят
всякую гадость, - она выжидательно посмотрела на меня.
Я промолчал.
- Голова болит, - сказала мать. - Пойду прилягу.
Я снова промолчал, я понимал, что никуда не денусь, отправлюсь вслед за
отцом, едва только мать уйдет к себе.
5.
Причин, заставивших меня отправиться к Центральному Рынку, было две.
Во-первых - Моя Девушка. Она жила на Юго-Западной окраине города, то есть,
за Рынком. А во-вторых - я испытывал какое-то смутное чувство вины перед
отцом. Не знаю, почему.
Когда я подошел к Рынку, там уже собралось множество любопытных, в
основном - детей и подростков. Они стояли у пограничных столбов,
пересекавших с запада на восток базарную площадь, облепили росшие у входа
деревья, балконы близлежащих домов.
За столбами шла война. Там убивали, жгли, насиловали женщин. Все шло, как
положено на войне. Я, впрочем, ничего такого не видел. Отец рассказывал о
прежних войнах, так что я прекрасно представлял себе все это, убедиться же
в истине этих рассказов воочию особого желания не было. Я просто ждал,
когда все закончится.
Ждать мне пришлось часа полтора. Любопытные разошлись. Я миновал
пограничные столбы и осторожно пошел по Рынку.
Среди тлеющих развалин валялись убитые. Я старался подальше обходить их.
Посередине рынка, за длинным пустым прилавком сидел, подперев голову,
продавец помидоров. Помидоры лежали аккуратной горкой рядом с весами. Я
подошел, чтобы спросить, кто победил, но понял, что он тоже мертв.
Из ближайшего бара донеслось нестройное пение. Бар находился возле боковых
ворот, которые во время войны запирались.
Я вошел внутрь.
Пели пьяные солдаты. Голые по пояс, они сидели за длинным узким столом,
залитым пивом. Оружие и грязная одежда были грудой свалены в угол, подле
незажженного камина. Стол загромождали кружки, тарелки с рыбой, бутылки.
Я подошел к бармену, равнодушно взиравшему из-за высокой стойки на
веселившихся, и спросил:
- Кто победил?
- А что, опять война? - спросил он, в свою очередь.
- Да, с самого утра, по-моему.
- То-то, я смотрю, за целый день - ни одного клиента.
- Так ты не знаешь?
Бармен флегматично пожал плечами.
- Может быть, эти, - он показал на солдат. - А может быть, те, - он указал
пальцем в угол, за моей спиной. Я оглянулся. Там, за угловым столиком,
веселилась еще одна группа.
- А может быть, никто не победил, - сказал бармен. - И даже скорее всего -
никто. Просто скоро стемнеет. Перенесли на завтра. Если, конечно, не
перепьются.
Я посмотрел на солдат. Один из них поднялся на ноги и, надсаживаясь,
заорал:
- А ну-ка, выпьем за здоровье Филиппа, потому как... - он не договорил -
почему - пошатнулся и рухнул на табурет. Солдаты одобрительно
заржали,дружно выпили за Филиппа - без пояснений.
- Кто такой Филипп? - спросил я.
- Филипп? - бармен зевнул. - Царь, что ли? Или президент? Кто его знает.
- Он с Центрального Рынка?
- Какая разница? - бармен задумчиво поскреб щетинистый подбородок. - Выпей
за его здоровье и считай, что он умер, - он поставил на стойку полную
кружку и пододвинул ее ко мне.
- Я не пью, - сказал я.
Он взял кружку, немного подумал и осушил ее сам. Тут я понял, что бармен
пьян мертвецки. Видимо, в отсутствие клиентов, он весь день обслуживал сам
себя. Поставив пустую кружку, он сосредоточенно посмотрел на меня и
спросил:
- А если ты не пьешь, так что ты здесь делаешь?
- Ничего.
Бармен с сожалением перевернул пустую кружку вверх дном.
- Ты лучше проваливай, - посоветовал он. - А то мне не понравится, я и
убить могу. Без всякой войны. Очень просто, - он ткнул кружкой в сторону
двери. Я и сам не собирался больше оставаться в баре, мне была неприятна
густая винная сырость.
Выбравшись на улицу, я поспешил к дому Моей Девушки. После бара дышать на
улице было много легче.
Кто такой царь Филипп? Среди наших я такого не помнил. Впрочем, это ровным
счетом ни о чем не говорило, потому что царей, королей и прочих
президентов было великое множество: Леонид, Генрих, Иван, два Франциска
(правда, с разными отчествами), Людовик восемнадцатый. За Центральным
Рынком - в Залесье и далее - их, по-моему, было не меньше. То, что бармен
не знал царя Филиппа - или не царя - тоже ничего не значило. Я, например,
о Генрихе узнал только позавчера.
Кроме царей, королей и прочих были еще архиэкстрасенсы, двое. Раньше было
трое, и столько же антиэкстрасенсов, но третьего сожгли, как еретика, а
антиэкстрасенсов назначили евреями и тоже сожгли. Или повесили, точно не
помню.
Все они имели небольшие дворы, гвардии, армии, все они плели интриги, вели
войны.
Архиэкстрасенсы жгли еретиков, и это вызывало интерес, особенно по
праздникам.
Впрочем, за последнее время костры многим наскучили, поскольку жгли не
только еретиков и не только архиэкстрасенсы.
6.
Когда я добрался до старого двухэтажного дома, в котором жила Моя Девушка
с дядей, уже стемнело. Здесь, на окраине, дышалось легко, почти так же,
как у нас, в Диком районе.
Окна второго этажа были ярко освещены, из дома доносились громкие голоса
и веселая музыка.
Я вошел во двор, поднялся на высокое крыльцо и собрался было постучать, но
что-то удержало меня. Может быть, голоса в доме зазвучали резче, может
быть, музыка заиграла громче, но мне почему-то расхотелось встречаться с
родственниками Моей Девушки. Не скажу, что они плохо относились ко мне. Ее
дядя однажды подарил мне кинжал с костяной рукояткой и кожаными ножнами.
Правда, я никогда не носил его и сейчас даже не помнил, куда его забросил.
Стараясь не шуметь, я сбежал с крыльца, обогнул дом и остановился под
окном спальни Моей Девушки. Шторы на окне были плотно задернуты, оставляя
лишь узенькую полоску света, пробивавшегося изнутри. Я трижды свистнул.
Ответа не последовало, шторы остались неподвижными. Я снова засвистел.
Громко хлопнула входная дверь. Из-за угла дома вышел человек. Он
остановился в нескольких шагах от меня.Свет упал на его лицо. Я узнал дядю
Моей Девушки.
- Ну? - процедил он. - Чего свистишь? Что тебе здесь надо?
- Ничего, - я отступил на шаг. - Я хотел навестить Мою Девушку.
- Мою Девушку... - протянул дядя. - Мою Девушку. Его Девушку. Их Девушку.
И так далее. Но зададим себе вопрос, а не одно и то же лицо
подразумевается под этими именами?
- Одно, - я отступил еще на шаг.
- И что же это за лицо?
- Моя Девушка.
- Твоя Девушка? - его губы растянулись в улыбку. - Но твоя девушка может
быть только в твоем доме. Значит, это твой дом?
- Нет, это не мой дом, - ответил я. - Это твой дом.
- Верно, - он согласно кивнул головой. - Это мой дом. И, следовательно,
твоей девушки здесь быть не может. Здесь есть только моя сестра и моя
племянница.
Говоря так, он медленно приближался ко мне. Я так же медленно отступал. Он
остановился и спросил:
- Не означает ли все это, что ты пришел к одной из них? Если так, то я
должен тебя убить, потому что это моя сестра и моя племянница. Надеюсь,
ты понимаешь ?
Я промолчал. Он некоторое время выжидательно смотрел на меня, потом сказал:
- Ты должен ответить. Если прав я, то я должен убить тебя. Если же я
неправ, то наоборот.
Я попытался отступить к калитке. Заметив мое движение, он тут же, в
несколько шагов, перекрыл мне путь. Теперь за моей спиной оказалась стена
дома, а передо мной - он.
- Отвечай!
- Я не знаю, - сказал я. - Я не могу ответить. Война окончена.
Он задумчиво посмотрел на меня и положил руку на рукоять кинжала,
болтавшегося у широкого пояса. Я подумал, что кинжал был точь-в-точь такой
же, как тот, который он мне подарил.
Во рту пересохло. Единственным желанием было желание поскорее убраться
отсюда. Но бежать я не мог и повторил, с трудом ворочая сухим шершавым
языком:
- Война окончена.
- Окончена... - повторил он. - Собственно, это еще не факт, а даже если и
факт, то он не может иметь решающего значения. Поскольку солнце зашло,
постольку война окончилась. Поскольку завтра солнце неизбежно взойдет,
постольку война столь же неизбежно возобновится. В то же время ты говоришь
об этом. Следовательно, для тебя это имеет определенное значение. Из чего
я делаю вывод: ты там был.
- Да, был, - я не успел сказать, что был не на самой войне- среди
зрителей. Одним прыжком дядя Моей Девушки оказался совсем рядом. Могучая
лапа сдавила мне горло, лицо с вытаращенными глазами склонилось надо
мной, его черты чудовищно исказились.
- Но это же непорядок, - сказал он. - С войны не следует возвращаться,
потому что это война. Тебя должны были убить, но почему-то не убили. Я не
могу с этим согласиться. Так же, как и с тем, что здесь живет т в о я
девушка.
Красные круги поплыли перед глазами. Еще миг - и он придушил бы меня.
Когда все уже, казалось, было кончено, снова хлопнула дверь, и женский
голос позвал его. Он легко отшвырнул меня в сторону и скрылся за углом.
Невнятные голоса, скрип дверных петель - и все стихло.
Кое-как поднявшись на ноги, я прислонился к забору и закрыл глаза, пытаясь
отдышаться. Болела шея, кровь стучала в висках.
Только сейчас, когда он ушел, мне по-настоящему стало страшно. Я не боялся
его возвращения. Скорее всего, он уже забыл о моем существовании. Я не
боялся того, что нахожусь на Залесской. Война возобновится только завтра,и
никто не знает, кто и с какой стороны будет в ней участвовать.
Просто мне неожиданно вспомнился недавний и очень странный сон. Мне снился
какой-то город, совершенно непохожий на наш. В нем были очень ровные и
широкие улицы, высокие дома, и окна в них были тоже очень высокими и очень
широкими, так что сами дома казались много легче наших, хотя и значительно
больше.
Людей, жителей этого города, я тоже видел, и они тоже совсем не походили
на нас. Может быть, потому, что разговаривали друг с другом, словно не
существовало никаких законов, запрещающих это. Разговаривали и при этом
улыбались друг другу.
А мне - нет. Меня они не видели, проходили словно мимо пустого места.
Меня пугал не столько сам сон, сколько то, что он так не походил на нашу
жизнь.
Что-то невидимое сдавило мне грудь, едва я вспомнил сон. До боли, до
судороги. Во время сна мне тоже все время не хватало воздуха. Я не мог
больше стоять и бессильно сполз по забору в высокую влажную траву.
Не знаю, сколько времени я просидел скорчившись и закрыв глаза. Возможно,
я потерял сознание. Во всяком случае, когда способность думать и
чувствовать вновь вернулась ко мне, в доме было темно и тихо.
7.
Я возвращлся узкой извилистой улочкой к Центральному Рынку. Каждый шаг
давался мне с трудом, несколько раз я падал. Сама улица внезапно стала
моим врагом, коварным и жестоким. Я задыхался, горячий воздух обдирал
гортань, обжигал легкие. Глаза мои слезились, освещенные луной дома
расплывались, теряя четкость очертаний.
Они угрожающе раскачивались надо мной, они превратились вдруг в злых
демонов-убийц.
Мне казалось, что эта враждебная улица никогда не кончится, что она
свилась в кольцо, и мне уже не вырваться из этого кольца. Но дома
неожиданно расступились, улица ослабила хватку, и я увидел пограничные
столбы. Я оглядывался по сторонам, пытаясь отыскать давешний бар, но
вокруг царила полная тишина, и угадать, которая из разбитых витрин была
именно той, не представлялось возможным.
Я собрался с силами и зашагал быстрее, но у столбов снова остановился.
Прямо на дороге лежал человек. Сначала я подумал, что это кто-то из
перепивших в баре солдат. Подойдя ближе, я увидел, что человек лежит
ничком, и у него из-под лопатки торчит короткая арбалетная стрела-болт.
Я наклонился над убитым и перевернул его. На меня смотрело посеребренное
луною лицо моего отца. Глаза его были широко открыты, губы крепко сжаты,
на подбородке темной коркой запеклась кровь.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг