- Давай, Боря, вместе писать,- предложил Остап.- У меня
богатый опыт по части этого... творческого сотрудничества.
- Да, он сотрудничает с Толстым, Достоевским и
Тургеневым,- подтвердил Серафим.- Передирает у них целыми
страницами. А о чем ты хочешь писать?
- Да вот за границей много спорят о советских людях
нового типа,- сказал инструктор агитпропа.- Вот я и думал
написать о таких гомо совьетикус.
- Чудесно! - воскликнул Остап.- Мы с Борей такое
накатаем, что другим и не приснится. Про советских гомо! Я их
целыми стадами видел - за полярным кругом. Они там, как олени,
пасутся.
За соседними столами участники конференции спорили о
разногласиях между соцреализмом и модернизмом и стучали пивными
кружками.
- Ну а какие у тебя личные планы? - спросил Серафим.
- Ясно какие,-сказал всезнайка Остап.- Человек все время
жил за границей. Про русскую любовь знает только из книжек. Его
нужно познакомить с хорошей русской девушкой. Ну,
предположим... с нашей монной Ниной.
- Человек предполагает, а Бог располагает,- смиренно
вздохнул неохристианин Серафим.- Скажи лучше, какое у тебя
первое впечатление от встречи с родиной?
- Из Варшавы я ехал поездом. Только переехал границу в
Бресте, первое, что вижу,- прямо на снегу сидит инвалид. Без
ног. Протягивает фуражку и просит: "Подайте кусочек хлеба
Христа ради!" А в Америке просят только на водку -и без Христа.
- Гениальная идея! - хлопнул себя по лбу Остап и
сорвался с места.
- Куда это он поскакал? - удивился Борис.
- Пока ты кончишь это пиво, он уже накатает трогательный
скрипт об инвалидах Отечественной войны. Он будет бравым
полковником в орденах. А инвалид будет его однополчанином,
которому он отдаст все свои деньги, которых у него никогда нет.
- Неужели этот сын Остапа Бендера был полковником?
- Да... Радиополковник. Он пишет скрипты от имени
какого-то мифического полковника.
- Я рассчитывал попасть в Москву к Новому году,-
продолжал инструктор агитпропа.- Но поезд опоздал, и пришлось
встречать Новый год на заплеванном вокзале.
- Нехорошая примета,- покачал головой неохристианин.-
Как Новый год встретишь - так и весь год будет. Все будет
шиворот-навыворот. Я это на себе проверил.
- Не каркай под руку, как ворона. У меня есть один
родственник, который начал с вот таких примет, а потом стал
уверять, что и черти тоже существуют.
- Конечно существуют,- согласился Серафим.- Было бы
болото, а черти всегда найдутся.
После обеденного перерыва начались прения по докладам.
Большинство работников радио "Свобода" уселись подальше от
президиума и, подремывая с открытыми глазами, принялись мирно
переваривать содержимое своих желудков. Некоторые пошли на
галерку, где можно спать с закрытыми глазами. А активисты
записались выступать в прениях. Самьм активным был Остап
Оглоедов.
Выйдя на трибуну, Остап, как полагается работникам
умственного труда, слегка сстулился под тяжестью своих мыслей.
Потом он гордо тряхнул своей львиной гривой. Стригся он раз в
год, что придавало ему творческий вид и сводило с ума некоторых
женщин. Подобно библейскому герою, у которого вся сила была в
волосах, он повел лапой по своей рыжей шевелюре, как по
источнику вдохновений, и затем приступил к делу.
Говоря со сцены, Остап был подлинным артистом. Он играл
лицом, голосом, жестами, чем угодно. Он говорил горлом, носом
и, как чревовещатель, желудком. Объектом своего выступления он
избрал модерннстический формализм в искусстве и попутно
рассказал несколько сальных анекдотов. Это разогнало скуку в
аудитории, и Остапу дружно аплодировали.
Покончив с выступлением, Остап вышел отдохнуть в коридор и
наткнулся на Бориса Руднева.
- Знаешь последний анекдот? - сказал Остап.- Звери в
зоопарке собрались и тоже обсуждают формалистические уклоны в
искусстве. В общем, постановили сделать выговор следующим
товарищам: воробьям - как безродным космополитам, жирафам -
за технический конструктивизм, а павианам - за голый
формализм. Здорово?
- Забавно,- согласился Борис.
Рядом с ними за маленьким столиком сидела миловидная
девушка в накинутой на плечи меховой шубке. Она регистрировала
участников конференции и давала справки. В таких случаях на это
место обычно садят цветочек, который покрасивее.
- Это наша монна Нина,- подмигнул Остап.- Нравится?
"Если она накинула шубку, наверно, фигура плохая,-автоматически
подумал Борис.- Или еще что-нибудь не на месте".
Словно угадав его мысли, девушка встала, прошла в зал
заседаний и через минуту вернулась. Фигура у нее была
прекрасная, и все остальное было не только на месте, но и в
приятном изобилии.
- Сейчас мы это оформим,- шепнул Остап.- Нина,
познакомьтесь - это Борис Руднев.
Вопреки всем правилам вежливости монна Нина продолжала
сидеть, не поднимая глаз от бумаг. Но Остап не сдавался:
- Нина, это тот самый Руднев, который написал "Душу
Востока".
Монна Нина молчала, словно она глухонемая, и делала вид,
что она очень занята своими бумагами. На ее лице играла тихая
мечтательная улыбка. Как у "Монны Лизы", эта улыбка
принадлежала всем вместе и никому в отдельности.
Тогда Остап решил зайти с другого конца. Он отвел Бориса в
сторону и шепнул:
- Смотри, вон стоит Нинин папа. Пошли, я вас познакомлю.
- А кто он такой?
- Да так, Гоняло Мученик.
- А что это такое?
- Да так, бегает и зарабатывает где что подвернется.
Знаешь, волка ноги кормят. Знакомит людей со своей дочкой, а
потом занимает у них под эту дочку деньги - без отдачи. Так
что ты ему ничего не давай.
У Гонялы Мученика был тонкий породистый нос с горбинкой,
аккуратно зачесанный пробор и подстриженные седые усики.
Худощавый, с сонными глазами и усталыми движениями, он походил
на обнищавшего аристократа и производил приятное впечатление. И
фамилия у него тоже была довольно приятная - Миллер. При
рукопожатии его вялая ладонь сворачивалась с трубочку. Глаза у
него открывались только наполовину.
Закончив свою миссию, Остап помчался дальше. С трудом
преодолевая свою флегму, папа Миллер спросил:
- Борис Алексаныч, а что вы делаете сегодня вечером?
Заходите-ка к нам поужинать. В семейной обстановке.
Вспомнив, что сегодня тринадцатое число, дурная примета,
инструктор агитпропа попытался перехитрить судьбу:
- А как насчет завтра?
- Завтра я не могу,- сонно ответила судьба.
Видя, что судьбу не перехитришь, Борис согласился. Гоняло
Мученик интимно взял его за пуговицу пиджака, как хорошего
друга семьи, и заботливо разъяснил, как к ним проехать.
Монна Нина сидела за своим столиком и не обращала на
нового друга семьи ни малейшего внимания.
"Хорошо воспитанная девушка,- подумал Борис,- Не
бросается на шею каждому встречному-поперечному".
Жили Миллеры далеко - в Сокольниках. Когда Борис выходил
из станции метро, где-то рядом бухнул выстрел.
Под деревьями собралась кучка любопытных. На белом снегу
неподвижно лежало что-то серое.
- Что случилось?
- Мальчишка вырвал у женщину сумочку и бросился бежать.
- Кто же это его?
- Какой-то военный. Они не то что милиция - сразу
стреляют.
- Куда он его попал?
- . Точно попал. Наповал.
Пожилая женщина, у которой мальчишка вырвал сумочку, тихо
причитала:
- И зачем ты это сделал, сыночек... Попросил бы, я б тебе
так дала... И сумка-то, подумать, пустая... Боже ж ты мой...
Военный смущенно оправдывался:
- Да я ведь и не целился. Стрелял просто так...
- Значит, такая ему судьба,- сказал кто-то из темноты.
Остановившись под уличным фонарем, Борис вынул из кармана
бумажку и прочел адрес - переулок Энтузиастов, No 22. Название
хорошее, а номер плохой - при игре в очко это означает
перебор. И сегодня тринадцатое число. Не хватает еще, чтобы
дорогу перебежала черная кошка.
На калитке висела предостерегающая надпись: "Осторожно!
Злые собаки!" Но папа Миллер заранее предупредил, что надпись
не соответствует действительности. За заборчиком, полузакрытый
деревьями, виднелся небольшой двухэтажный дом, в темноте
напоминавший сказочный теремок с башенками.
Борис подумал, что неплохо было бы, если б двери терема
открыла сама красная девица. Но на пороге стоял папа. С тем же
сонным видом Гоняло Мученик провел гостя в комнату, которая,
судя по обстановке, днем служила гостиной, а ночью - спальней.
Посередине стол, покрытый пестрой скатертью. Вдоль стенок
самодельные диваны, закамуфлированные всяким тряпьем. На полу
старый изорванный ковер и продавленное плюшевое кресло в углу.
Судя по всему, жили Миллеры небогато.
За столом сидела и раскладывала пасьянс полная круглолицая
особа, напоминающая собой тамбурмажора. Тяжело вздохнув,
мажорная мама подняла свой взор от карт и уставилась на гостя
выпуклыми ястребиными глазами. Потом она протянула ему руку с
таким видом, словно она царица и ожидает верноподданнического
поцелуя.
Звали маму Милица Ивановна. Но большинство людей путало
это редкое имя с более знакомым словом "милиция". Потому маму
частенько называли Милиция Ивановна, и тут даже ее муж путался.
Папу Миллера звали Акакием Петровичем, но мама называла его
попросту Кики.
Больше в комнате никого не было. Милиция Ивановна кивнула
на закрытую дверь в соседнюю комнату и объяснила:
- Нина занимается там своими делами. Потом Милиция
Ивановна сложила карты и коротко скомандовала:
- Кики, накрывай на стол!
Папа покорно расставлял тарелки и таскал из кухни
кастрюли, а мама только командовала. Кастрюли были побитые и
закопченные, тарелки потрескавшиеся, ножи зазубренные, вилки
кривые. Прямо как в цыганском таборе.
Когда с кастрюль сняли крышки, из-за закрытой двери
появилась Нина. На ней была скромная белая блузка и черная
юбка. Не говоря ни слова, она уселась за стол, как в пансионе,
и принялась за еду.
- Ты хоть поздоровайся! - напомнила мама.
- Мгм-у,- с полным ртом кивнула монна Нина, не глядя на
гостя.
На ужин было какое-то комбинированное кушанье,
по-видимому, остатки за последние три дня, сваленные в одну
кастрюлю.
"Комбикорм",- невольно подумал Борис. Так в колхозах
называют всякие отбросы, которыми кормят скотину.
Картошка из кастрюли была холодная и полусырая, а капуста
пригорела ко дну. Акакий Петрович уныло шевелил челюстями и
что-то бормотал. Борис обсасывал сырую картошку и думал, что же
ему с ней делать: выплюнуть на тарелку неудобно, а в горло она
не лезет. Но согласно "ноблес оближ" картошку он проглотил, а
хозяйке сделал комплимент. Нина быстро проглотила две порции,
даже поскребла тарелку и, повеселев, откинулась на диване.
Когда во времена царя Ивана Грозного выбирали невесту, то
сначала устраивали смотрины и .пировали. При этом опытные свахи
смотрели за невестой: если ест много и быстро, значит, хорошая
невеста, здоровая. В доброе старое время Нину можно было бы
сосватать за царя.
Пока папа возился с посудой для чая, мама развлекала
гостя:
- Борис Алексаныч, как это вы стали писателем? Вас этому
в университете выучили?
- Нет, в госпитале. Во время войны.
- Вас из пушки ранило?
- Нет, просто свалился с грузовика.
- И потом вы лежали в госпитале и писали?
- Нет, рассказывал. В госпитале скучно, ну вот все и
рассказывают по очереди что-нибудь интересное. Правда,
большинство рассказывали, как они по тюрьмам сидели.
- И вы тоже сидели? - в первый раз раскрыла рот мон-на
Нина, явно желая сказать гостю какую-нибудь колкость.
- Нет, я попал в госпиталь с фронта.
- Но ведь вы же вывалились из грузовика?
- При бомбежке. Половина вывалилась мертвыми.
- А-а...
- В общем, решил я рассказать "Песнь о Нибелунгах". В
таких случаях, как говорят артисты, нужно найти духовный
контакт с аудиторией. Потому рассказывал я так: "А под тем
деревом, величиной с Кремлевскую башню, чудовище такое сидит,
по паспорту змием называется. Сидит, а изо рта у него туды-сюды
пламя полыхает, как "катюша" стреляет. Хвостом кругом лупит,
как бронепоезд изо всех орудий". Рядом умирающие лежали. Так
даже они пооживали и слушают.
- Попробуйте печенье,- предложила хозяйка дома. Гость
попробовал и вспомнил те фронтовые сухари, которые нужно было
разбивать прикладом.
- В госпитале все раненые, как правило, разговаривают
друг с другом на "ты",-продолжал Борис.-А как начал я сказки
рассказывать, со мной вдруг на "вы" перешли. А политруку
тыкают: "Эй, ты..."
Нина посматривала то на отца, то на мать и откровенно
позевывала.
- Там был один лейтенант-зенитчик. Все знали, что он
умирает. И он знал. Однажды ночью посылает сестру и просит меня
прийти. Приковылял я на костылях, а он, как ребенок, просит:
"Расскажи что-нибудь..." А от Него уже смертью пахнет.
- Разве смерть пахнет? - спросила Нина.
- Да, иногда. У него была газовая гангрена.
- Что же вы ему рассказали?
- Надо человеку смерть облегчить. Сказал, что храбрые
солдаты не умирают, а попадают на небо. Фантазировал как мог
про царство небесное. Так он и умер у меня на глазах. Но со
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг