лет терзала жажда литературного творчества.
Сначала он пытался писать баллады. Героями этих баллад
всегда были честные жулики, пострадавшие за свое благородство.
- Незамеченные герои нашей эпохи,комментировал
Остап.
Потом он перешел на прозу. Писал он так: описание природы
- полстранички у Тургенева, характеристика героев - страничку
у Толстого, психологический момент - страничку у Достоевского.
Серафим Аллилуев качал головой:
- Остап Остапович, а вы знаете, что такое плагиат?
- Прошу без хамских намеков,отвечал Остап.- Кабы у меня
было столько дурных денег, как у Тургенева, да столько блатного
времени, как у Толстого, так я тоже сам писал бы.
Письменный стол Остапа напоминал штаб мировой революции,
окруженный высокими баррикадами из произведений классиков
марксизма-ленинизма. Посередине валялись кипы газет и журналов
вперемешку с обгрызенными карандашами и корками хлеба. Со
стороны получалось впечатление, что здесь сидит страшно деловой
человек. Для смены декораций Остап иногда ворошил эту пыльную
кучу артистическим жестом и тяжело вздыхал, словно он чертовски
устал.
- Остап Остапович, а вы знаете, что такое халтурщик? -
спрашивал Серафим.
- Я все знаю,- отвечал Остап.- Я в таких университетах
побывал, что тебе и не снилось. Кстати, это не халтура, а
туфта. Эх, ты, поэт, даже русского языка не знаешь.
После получки Остап аккуратно засовывал деньги в задний
карман и ласково похлопывал себя по заду. Деньги он называл
ласкательным именем "тити-мити". Начальству он постоянно
жаловался на меркантильные затруднения, которые мешают расцвету
его творческого потенциала, и просил прибавки. При этом он
поддергивал штаны и говорил:
- Смотрите! Даже шкеры спадают...
И еще Остап жаловался, что от сотрудничества с
полит-советником Чумкиным у него появилась язва желудка. Вместо
лекарств Остап всегда держал на письменном столе большую бутыль
с молоком. Как только Чумкин появлялся в дверях, Остап поспешно
хватал свою бутыль и пил молоко прямо из горлышка.
- Оглоедов, что это вы там сосете? - спросил
политсо-ветник. - Это чтобы успокоить мою язву,- объяснял
Остап.-
Собственно говоря, я должен был бы попросить у вас
специальную прибавку на молоко. Как на вредном производстве.
- Молокососы! - буркнул Чумкин.Устроили мне здесь
детскую комнату.
- Прошу не выражаться,- обиделся Серафим Аллилуев,- Я
вам не мальчик.
- А кто же вы такой - девочка?
- Я и не мальчик, и не девочка.
- Знаем мы вас, поэтов,- желчно прошипел Чумкин.- Все
вы недоделанные.
Когда за полйтсоветником закрылась дверь, Остап вздохнул:
- У него даже родная мать отравилась, когда он родился. А
с женой они живут так: он на третьем этаже, а она на четвертом.
Если Давид Чумкин служил на радио "Свобода" в качестве
чертополоха, а Остап Оглоедов в качестве бурьяна, то зато
Серафим Аллилуев был настоящей ромашкой. Его бабушка, дочь
раввина, сбежала из дома с беспутным монахом-расстригой, чем
заслужила себе всеобщее проклятие родни, долго еще посыпавшей
голову пеплом. Отец Серафима был журналистом, атеистом,
морфинистом и другом футуриста Маяковского.
Потом Маяковский покончил самоубийством, отец бесследно
исчез во время Великой Чистки, а Серафим попал в беспризорники.
Там он научился богемной жизни, перепробовал все виды
наркотиков, затем заинтересовался спиритизмом.
- А ты духов видел? - спрашивали его.
- Конечно,- отвечал Серафим.Когда марафета нанюхаешься
- все увидишь.
Надо признать, что большой писатель Остап Оглоедов был
большой только ростом. Зато маленький поэт Серафим Аллилуев
хотя ростом и маленький, но поэтом он был настоящим.
Черноволосый и черноглазый, с торчащим вперед острым носиком,
он молился на поэзию Бориса Пастернака и считал себя его
последователем.
- Пастернак и петрушка,- комментировал Остап Оглоедов.
Лучше всего Серафим писал свои стихи тогда, когда ему хуже
всего жилось, когда он бегал по улицам, оборванный, голодный и
холодный, или когда он проигрывался в пух и прах в карты, чем
он потом долго хвастался. Он любил побеседовать в стихах с
пустым местом или с разрушенным домом, или с засохшим деревом,
или с возлюбленной, которой. не было. Если он описывал мост, то
обязательно поломанный, или винтовку, которая не стреляет, или
восторгался женщинами, которые его не любят. Но больше всего он
любил унылый осенний дождичек, бегущий за ним вприпрыжку по
тротуарам, и косые отсветы в грязи и лужах.
- Типичный декадентский скулеж,- комментировал Ос-тап.-
Декадентики-импотентики. Мазохистики. Потому они и скулят.
Безупречные по форме, стихи Серафима были действительно
немножко несозвучны эпохе социалистического реализма и их не
печатали. Потому-то он в конце концов и приземлился в качестве
литературного негра в отделе скриптов. Здесь Серафим отогрелся,
отъелся и даже слегка разжирел. Но, как это ни странно, от
сытой жизни источник его творческого вдохновения вдруг иссяк.
Серафим был женат на поэтессе Офелии Амальрик, довольно
толстой женщине с тоненьким детским голоском, с легким
характером и тяжелой, как у солдата, походкой. К тому же она
была значительно старше Серафима.
- Типичный беспризорник,- комментировал Остап.- Маму
шукает. А у Фрейда это называется матерный комплекс. От этого и
произошла русская матерщина. Кстати, Амальрик - это фамилия
еврейская.
- И откуда вы, Остап Остапович, все это знаете? -
удивлялись литературные негры.
- Эх, я такие университеты прошел,тяжело вздыхал Остап.-
Похлеще, чем "Мои университеты" Горького.
Серафим и Офелия жили довольно дружно и счастливо растили
дочку Люлю, которая уже с детских лет тоже тяготела к музам.
Связывала их всех поэзия. Но потом эта же поэзия выкинула им
фокус.
Обычно мужья бросают своих старых жен. Но в семье Серафима
все было наоборот. На старости лет Офелия со всей страстностью
своей поэтической натуры влюбилась в какого-то старика и решила
бросить своего молодого мужа. Однако развод без причин не дают.
Тогда Серафим, как настоящий джентльмен, взял вину на себя и
заявил, что он изменял своей жене.
- Знаем мы этих джентльменов,- комментировал Остап.-
Брехня на брехне едет и брехней погоняет.
Хотя бабушка Серафима была дочкой раввина, дедушка
монахом-расстригой, а отец атеистом, зато сам Серафим после
морфинизма и спиритизма вдруг ударился в христианство. Да так
усердно, что вскоре стал настоящим неохристианином. Он не
только любил своего ближнего. Больше всего он любил тех, кого
другие недолюбливали, и всегда выступал на защиту тех, кого
другие называли сволочами.
- Знаем мы эти фокусы,- комментировал Остап,-
Непротивление злу насилием. Толстовство. Вот за это самое
Толстого и отлучили от церкви и поют ему анафему.
Сидит Остап, трет свой живот и жалуется:
- Ох, опять моя язва разыгралась. Делал я вчера
доклад о том, как писать романы. Все довольны и даже
аплодируют. А Офелия Амальрик вдруг встает и нахально
спрашивает: "А почему же вы сами ни одного романа не написали?"
Такой провокационный вопрос. Вот же стерва! У нее в голове
перекос - параллакс.
- Прошу не трогать мою бывшую жену! - запротестовал
неохристианин Серафим Аллилуев,- Просто она лингвистка и не
переносит халтуры.
- Знаем, какие вы лингвисты,махнул лапой Остап.- Ты
лучше скажи: когда нужно держать язык за зубами и когда зубы за
языком?
Когда-то знаменитый маг и волшебник Апулей в своем
"Золотом осле" писал: "Я сообщил вам тайны, которые вы хотя и
слышали, но значения которых вы не поймете".
Вот так же обстояло дело и с радио "Свобода".
Принципиальной задачей этого радио была перестройка общества
путем революции на Западе. Поэтому вполне естественно, что для
этой перестройки специалисты 13-го отдела КГБ взяли себе на
помощь того самого архитектора, которого в эзотерических тайных
обществах с большим уважением называют Великим Архитектором
Вселенной, и кого в Библии называют князем мира сего и князем
тьмы, имя которому легион, и который есть лжец и отец лжи. Как
раз то, что и нужно для пропаганды. Но кто это поймет?
Так или иначе, потому некоторые люди, глядя на Ноев ковчег
"Свободы", качали головами и говорили!
- Эх, каждой твари по паре...
Глава 2. ГОМО СОВЬЕТИКУС
Половина мира не знает, как живет другая половина.
Рабле. Гасгантюа
Бывает, посадят в СССР каких-нибудь видных еретиков, а с
Запада сразу несутся протесты либеральной интеллигенции - с 13
подписями. И вся международная пресса вопит:
"13 крупнейших интеллектуалов протестуют!" Но в 13-м
отделе КГБ прекрасно знали, что этим символическим "13"
легионеры подают друг другу сигналы: "Наших бьют. Выручайте!"
Поэтому в хитром доме агитпропа решили, что творческую
конференцию радио "Свобода" лучше назначить на 13 января.
Поскольку все это пойдет в эфир, пусть западные легионеры,
которым всегда не хватает свободы, подумают, что это
конферируют их собратья.
В обеденный перерыв участники конференции разбрелись по
залам и коридорам, чтобы обменяться новостями со старыми
знакомыми или завязать новые знакомства. На официальном языке
это называется встречами в кулуарах, что больше всего
интересует большинство участников большинства конференций.
В вестибюле перед залом заседаний, прислонившись к стене,
беседовали большой писатель Остап Оглоедов и маленький поэт
Серафим Аллилуев. Остап кивнул на высокого пожилого человека,
прохаживавшегося по вестибюлю развалистой походкой старого
кавалериста:
- Знаешь, что это за жук? Это сам начальник хитрого дома.
- Да он и сам не дурак,- сказал Серафим.- Ему уже под
шестьдесят, а он недавно, женился на молоденькой - ей лет
двадцать пять. Настоящий сверхмужчина!
- Знаем мы этих сверхмужчин... - начал было Остап, но
прикусил язык.- Хм, большая шишка. Как бы это с ним
познакомиться? Слушай, а кто это его охмуряет? - И Остап
покосился на человека в сером заграничном костюме, который
прогуливался рядом с начальником агитпропа.
- Это Борис Руднев,- сказал Серафим.- Тот, что написал
"Душу Востока".
- О-о, так это ж мой старый корешок! - обрадованно
воскликнул Остап.- Тогда я перекатал из его книга одну главу
- и загнал как рассказ. Это один из моих лучших рассказов. А
ты его откуда знаешь?
- Да так, старое знакомство. Потом он работал в Берлине.
А сейчас вернулся из Америки. Остап хлопнул себя по лбу:
- Гениальная идея! А теперь учись, как нужно жить,- И
Остап сорвался с места.
. Начальник агитпропа слегка вздрогнул, когда к ним
подлетел огромный всклокоченный детина и с распростертыми
объятиями завопил:
- Бо-о-оря! Здоро-ово! Сколько лет, сколько зим?!
- Простите,- сказал Борис Руднев.В чем дело?
- Что, Боря, не узнаешь?! - Рыжеволосый детина схватил
руку Бориса и принялся трясти ее изо всех сил.- Я тебя тоже
почти не узнал.
- Извините, что-то не припомню...
- Бывает, бывает. Помнишь, последний раз мы встречались в
Берлине. А как твоя жена поживает?
- Я еще не женат.
- Я думал, ты за это время женился.- Детина фамильярно
похлопал Бориса по спине,- Пора, брат, пора.
После оживленного обмена воспоминаниями детина вытащил из
кармана истрепанную рукопись киносценария и принялся
уговаривать начальника агитпропа взять этот сценарий для
пропаганды.
- Ведь это находка для агитпропа. Вот послушайте! -
И-Остап принялся торопливо читать свое произведение.
Сценарий описывал жуликов, воришек, домушников и
медвежатников, которые, сидя в лагере и распевая блатные песни,
весело строят социализм. По мнению автора, они олицетворяют
наиболее прогрессивный и революционный элемент, но случайно их
творческая энергия пошла не туда, куда надо, и по ошибке они
очутились за колючей проволокой.
Подвывая и тряся своей рыжей .гривой, Остап так пропа
ганднровал свое произведение, что даже сам начальник агитпропа
растерялся и только качал головой.
Судя по безукоризненному профессиональному жаргону,
творческий опыт уркаганов был автору хорошо знаком. Он искренне
сочувствовал честным жуликам, непонятым и обиженным
неблагодарными современниками. В качестве иллюстрации трудового
подъема автор тут же сплясал лагерную чечетку, аккомпанируя
себе на губах и звучно хлопая себя по ляжкам.
Пока Остап плясал вокруг начальника агитпропа, Борис
подошел к Серафиму Аллилуеву:
- Слушай, что это за сын Остапа Бендера?
- Его действительно зовут Остап Остапович. Но он уверяет,
что он подкидыш. Будто его цыгане подбросили.
Они спустились вниз, в столовую, и заказали пива. - Ну
какое твое впечатление об Америке? - спросил Серафим.
- Видишь ли, в Германию я попал сразу после капитуляции с
большими предубеждениями - и полюбил Германию. А в Америку я
приехал с большими ожиданиями: ведь это то, что мы хотим
догнать и перегнать. Но... общее впечатление у меня
отрицательное.
- Почему же?
- Дело в том, что Советский Союз и Америка - это две
экстремы. А золотая середина - это старушка Европа. Приятная
старушка.
- А что ты думаешь теперь делать?
- Хотел бы написать еще одну книгу. Мимо бежал Остап
Оглоедов. Услышав последнюю фразу, он присоединился к
разговору.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг