отношениях.
Все закончилось, как и предвидел Торро. Все грехи списали на меня,
генерал-правдолюбец занял вожделенный пост и успокоился. Постепенно дело
заглохло, и я был переведен в феррианский экспедиционный корпус. Даже без
понижения в звании...
- Пихра, - раздался глухой, словно вырвавшийся из могилы голос Ная. -
Мы сбились с пути.
Достаю карту и пытаюсь определить, куда мы попали. Огромный лесной
массив расползся на бумаге уродливой кляксой, красный пунктир маршрута
рассек его пополам. И никаких ориентиров, кроме ненадежных солнечных
лучей.
Арвин тяжело опускается на кочку. Глаза его блестят. Вдруг, взмахнув
рукой, Най на лету ловит стрекозу и подносит ее к лицу. Он долго
рассматривает насекомое, затем разжимает кулак. Стрекоза некоторое время
вхолостую вращает радужными крыльями, потом, справившись с испугом,
срывается и уносится в небо.
- Надо идти, - говорю скорее себе, чем Арвину. - Необходимо выбраться
из топей. Здесь мы умрем от голода.
Най кивает и делает попытку подняться, но ноги не слушаются.
Поддерживаю его за локоть, давая возможность опереться на костыль. На
измученном лице Арвина появляется улыбка. Давно я не видел его
улыбающимся.
Не знаю, почему, вдруг ощущаю прилив сил. Вроде и болото стало
светлее и мельче...
И действительно, вскоре деревья расступаются, давая место горячим
солнечным лучам.
Продираюсь сквозь сплошную стену колючего кустарника и падаю в траву.
Арвин Най
Продираюсь сквозь сплошную стену колючего кустарника и падаю в траву.
Рядом хрипит Пихра.
Как он тогда сказал: "Мы с тобой теперь вроде братьев?" А ведь
действительно похоже: и цель, и судьба едины.
Поднимаю голову и вижу тихую светлую поляну. На краю ее - хижина,
утопающая в зарослях цветного бамбука. После подвального полумрака сельвы
яркие краски ласкают взгляд.
С трудом поднимаемся и, шатаясь, бредем к хижине.
Из кустов вылезают десятка полтора глиняных человечков. Они
рассеиваются по поляне и, крутя безглазыми головами, принимаются
разыгрывать свою вечную пантомиму. Куклы маршируют, сбиваются в тесные
группки, присаживаются, падают на землю.
Никто еще не смог объяснить, какие силы приводят их в движение.
Аборигены просто лепят человечков из мягкой речной глины, и те оживают,
включаясь в непонятную, немного жутковатую игру. Зачем аборигены делают
глиняных человечков? Никто не знает. И все же какой-то смысл в их
существовании определенно есть.
Дельцы-перекупщики - люди энергичные и предприимчивые - пытались
наладить экспорт кукол на Эсту, но вне сельвы те мгновенно превращались в
обыкновенные куски глины. Против воли на ум приходит аналогия с человеком,
легкие которого поражены желтыми спорами.
В хижине тихо и прохладно. Крыша из пальмовых листьев дышит на легком
ветерке, работая лучше любого кондиционера. Утрамбованный земляной пол
чист, будто по нему секунду назад прошлись влажным веником. Ажурные живые
стены пропускают внутрь красноватые лучи заходящего солнца. Но самое
удивительное, что этот чудесный дом сработан без помощи пилы и топора.
Сельва сама построила его по одной ей известному проекту. Корни деревьев
превратились в балки и колонны, ветви сплелись в стены, листва образовала
надежную неувядающую кровлю. Как говорил Вуфи Илм: "Аборигены - частица
сельвы, а разве целое обидит свою часть?" Воистину так! Жалко только, что
этот мудрый закон не всегда распространяется на человеческое общество.
Хотя... свой замок надо строить своими руками.
- Эй, есть тут кто живой? - кричит капрал. Ответом ему служит
молчание. Да... Наше вторжение в сельву обошлось ее обитателям гораздо
дороже, чем нам самим. Что болота и монстры по сравнению с болезнетворными
микробами? Наверное, когда-то и этот поселок был полон жизни, смеха,
суеты.
Идем к дверям и сталкиваемся со стариком аборигеном, несущим в руках
охапку свежей травы. Глаза его черны и бездонны. Сухое обнаженное тело
молодо, голова же седа.
Над стариком вьются две огромные черно-желтые пчелы. Они рассерженно
гудят и выпускают свои страшные ядовитые жала.
Абориген машет рукой, и пчелы улетают.
- Привет, - машинально говорит Пихра, совершенно забыв, что лесной
житель не может его понять.
Старик молчит. Его глаза косятся на автомат и закатываются под веки.
Может, таким образом у аборигенов принято выражать свое неудовольствие?
Мы собираемся знаками дать понять старику, что хотим есть, но в этот
момент с поляны доносится громкий заразительный смех.
Пихра отбрасывает старика в сторону и одним прыжком преодолевает
расстояние в несколько метров. Автомат оживает в его руках: щелкает
предохранитель, с хрустом входит в гнездо тяжелый рожок.
Опираясь на палку, ковыляю к выходу. На секунду забываю о боли в
боку: прямо перед нами целые и невредимые стоят Вуфи Илм и Келин Квинн...
Биолог держит в руках какие-то крупные желтые плоды, на голове
женщины венок.
Удивительная встреча!
Буфи Илм
Удивительная встреча!
Глаза капрала полезли на лоб. Кажется, он вот-вот выронит автомат.
Най привалился к стене хижины, наверное, впервые в жизни забыв об
осторожности.
Келин испугалась. Чувствую, как напряглось ее тело, в глазах
проснулся страх. Капрал для нее - символ опасности, и сколько еще должно
пройти времени, прежде чем она поймет, что настоящая опасность носит
дорогой костюм, а не грязный рваный комбинезон.
Я удивлен не меньше, чем Келин, однако страха не ощущаю. Наоборот -
как это ни странно, мне радостно видеть Арвина и Пихру. Только теперь
начинаю осознавать, как много они для меня значат. Люди, вместе прошедшие
тяжелое испытание, не могут оставаться чужими.
- Вуфи! - кричит Арвин наконец придя в себя. - Не верю своим глазам!
Вы живы, а ведь мы были уверены, что сельва давно расправилась с вами.
- Как видите, мы целы и невредимы, - отвечаю я, улыбаясь. - Не знаю,
чем это объясняется, но тем не менее это факт!
- Везение. Удивительное везение! - подает голос капрал.
- Не думаю, что только оно, - говорю я и в этот момент замечаю, что
грудь Ная обмотана тряпками, насквозь пропитавшимися кровью.
- Вы ранены, Арвин? - спрашиваю я, и будто в подтверждение моих слов
лицо проводника бледнеет, и он сползает в траву.
Бросаемся к нему и осторожно переносим его в хижину. Келин бежит за
водой, а мы с капралом понемногу начинаем разматывать повязку. Ткань
присохла, приходится срезать ее ножом.
Наконец сходит последний слой, и открывается страшная рана. Тело
вокруг нее посинело, опухло. Под истончившейся кожей обозначились черные
клубки вен.
Дело плохо. Похоже на заражение.
Делаю надрез и промываю рану. Подходит старик абориген, протягивает
мне толстый, будто покрытый воском лист. Прикладываю его к ране и делаю
свежую повязку.
Видимо, задеваю Арвина неловким движением, потому что он приходит в
себя и морщится от боли.
- Ну как? - спрашивает Пихра.
С удивлением отмечаю в его голосе неподдельное волнение.
- Ничего. И не из таких передряг выкарабкивались, - говорит Най. Он
очень старается, чтобы голос его звучал бодро.
Возвращается Келин с каской, полной воды. Арвин жадно пьет, а потом
обессиленно откидывается на руки капрала.
Келин забыла о своих страхах и теперь с жалостью смотрит на
измученных сельвой людей.
- Как же вы дошли сюда? - спрашивает Арвин, и по всему чувствуется,
что вопрос этот его очень волнует. - Даже нам с капралом эта дорога
показалась адом, а ведь у нас было оружие, опыт...
- Одна и та же дорога может быть покрыта мягкой травой и ядовитыми
шипами, - отвечает Келин и сама пугается своей смелости.
- Действительно, - подтверждаю я. - Сельва словно играла с нами. Как
котенок, который, если и покажет коготки, то совсем маленькие и не
опасные. Может, она чувствовала, что мы не способны причинить ей вреда?
- Ерунда! - рубит воздух ладонью капрал. - Вы же сами говорили, что
сельва и не замечает присутствия человека.
- Зато она очень хорошо чувствует результаты его присутствия. Сельва
намного сложнее всего, что мы можем думать о ней.
- И все же слишком много совпадений, чтобы не заподозрить в этом
какой-то смысл, - неожиданно поддерживает меня Арвин. - Джунгли
бесконечные, но мы все почему-то приходим в одно место.
- Ну мы-то не сами сюда пришли, - отвечает Келин. - Скорее нас с Буфи
сюда привели.
- Кто же это? - не верит капрал.
- Он, - указываю на старика, колдующего над лесными травами и
цветами. - Пчелы нашли нас, а он привел.
Словно на зов, прилетает огромная мохнатая пчела и, покружив над
нашими головами, садится на плечо старика.
- Пчелы у него вроде сторожевых собак или помощников. Когда они
прижали нас к земле, я подумала, что сельва приготовила для нас самую
мучительную смерть, - Келин передергивает плечами, а затем заразительно
смеется. Я смотрю на нее и тоже не могу сдержать улыбки. Даже суровый
капрал добродушно качает головой и хлопает себя по коленям.
- Зачем же ему понадобилось вести вас к хижине? - спрашивает Арвин,
безмерно удивленный рассказом Келин.
- Можно только гадать.
- Может, ему просто одиноко? - робко спрашивает Келин. - Глиняные
человечки не заменят живых людей.
- Похоже, Келин отчасти права, - подтверждаю я. - Конечно, дело не
совсем в одиночестве, но пчелы старика определенно "натасканы" на людей,
терпящих в сельве бедствие.
Арвин и капрал непонимающе смотрят на меня.
- Дело в том, что неделю назад они привели сюда еще одного
человека...
Пихра поднимается и берет в руки автомат.
- Где он?
- Отложите автомат, капрал, - говорю я. - Он вам не понадобится.
Арвин тоже с трудом встает.
- Ведите, - говорит он, опираясь на палку.
Прохожу в дальний угол и приподнимаю циновку. На лежанке из травы и
листьев разметался человек огромного роста. Широкие плечи, могучий,
оплетенный мускулами торс, короткие светлые волосы. На руках - следы
недавнего страшного ожога.
Капрал вздрагивает и пристально смотрит на Арвина. Тот согласно
кивает и говорит:
- Да, это тот верзила, что сумел уйти из засады.
Какая засада? О чем они говорят? Значит, Пихра и Най знают человека с
ожогом?
Хочу спросить об этом, но Арвин, будто почувствовав, поднимает руку и
говорит:
- Не надо вопросов, Буфи.
Он говорит это чуть громче, и раненый просыпается. Он видит Ная,
капрала, дуло автомата и испуганно вжимается в лежанку. В глазах его -
ужас и ненависть.
- Не надо пугаться, - говорю я, давая знак Арвину удалиться. - Никто
не причинит вам вреда.
Раненый вновь погружается в забытье.
Укрываю его остатками защитного комбинезона и выхожу, опустив
циновку.
Арвин и Пихра подкрепляются фруктами. Келин идет проведать старика.
- Это хорошо, что вы пришли сюда, - говорю я, присаживаясь в углу.
Най и капрал замирают и поворачиваются ко мне. Они давно забыли, что
кто-то может радоваться их приходу.
Как же они все-таки изменились! Для себя они менялись медленно,
незаметно, но, не видя их больше трех недель, Буфи Илм может оценить эту
резкую перемену.
- Что же вы с Келин решили делать дальше? - спрашивает Пихра, чтобы
сгладить возникшую неловкость. - Как будете выбираться к поселку?
- Мы решили остаться здесь, - говорю я и вижу, как вытягиваются лица
Арвина и капрала. - Не удивляйтесь. Что хорошего ждет нас в поселке? Или
даже на Эсте? Здесь же мы впервые почувствовали себя свободными. От всего:
денег, условностей общественного положения, несправедливости. Может, в
таких хижинах и вырастет настоящий народ Ферры. Пчелы приведут новых
несчастных, которые и создадут новое общество, и в нем не будет подлецов и
завистников. Они не будут бояться сельвы, потому что сельва перестанет
бояться их. Они не смогут делать больно друг другу, потому что сами много
раз испытывали боль. Когда же нас станет много, тогда мы пойдем к поселку,
чтобы бороться с тем, что превратило сельву в свалку. В свалку
человеческих душ!
- Мечтатель, - говорит Арвин.
- Мечтатель, - соглашается Пихра. - Но какая красивая мечта...
- Вы останетесь с нами? - спрашиваю я, хотя заранее знаю ответ.
- Нам очень хочется остаться, Буфи, - отвечает капрал. - Но мы
столько сил и энергии отдали поискам Дерева, столько надежд связывали с
ним, что уже просто не можем не идти к нему.
Я знал, что они ответят именно так. Отговаривать их бессмысленно.
- Что ж. Идите, - говорю и чувствую, как на глаза наворачиваются
слезы. - Только помните, что в этой хижине вас всегда ждут.
Встаю и прикрываю лицо рукой.
Капрал Пихра
Встаю и прикрываю лицо рукой.
Гудящие тучи мошкары мгновенно превращают пальцы в сплошные волдыри.
Тринадцать дней назад мы покинули хижину старика, а в ушах все еще
звенят прощальные слова Вуфи Илма. Они что-то сдвинули в моей душе.
Странная штука - совесть. Она может спать десятки лет и вдруг
проснуться от одного слова, в самый неожиданный момент. И тогда с вершины
срывается лавина. Несутся камни, вывернутые с корнем деревья. То, что ты
старательно подавлял в себе, вылезает наружу, память наполняет тебя
безграничным стыдом. Ты внезапно понимаешь, что все делал не так, плыл по
течению, даже не стараясь вырваться из стремнины. Все твои попытки
объяснялись желанием облегчить свое существование, а сделав однажды
подлость во имя этого облегчения, уже очень трудно преодолеть новое
искушение.
Изменит ли в моей жизни что-нибудь Дерево, если я сам не решу
изменить ее?
Илм не захотел бессмертия. Не захотела его и Келин. Они поняли что-то
такое, чего не смогли понять ни Арвин, ни я.
Дерево не исправит душу. Так зачем же мы ползем к нему?
Все это бред, что сельва перерождает человека. Человек перерождается
сам, если того захочет. Сельва инструмент: в одних руках - добрый, в
других - опасный.
А мы все обманываем и обманываем себя.
Спасательный круг самообмана...
Самообман.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг