ядро. Пытаюсь подняться, но ноги не слушаются. На четвереньках добираюсь
до провала, догадываясь, что увижу внизу.
Заглядываю в яму и не могу сдержать возгласа изумления: метрах в трех
от края, вцепившись в уступ стены, висит капрал, а ниже раскачивается на
шнуре Лен Брас. Уступ осыпается, и скоро они свалятся в пылающий торф.
- Эй! - кричу, свесив голову с обрыва. Пихра поворачивается и смотрит
на меня. Брас, похоже, без сознания: он болтается, как заяц в силке.
Ничего удивительного. Удушливый желтый дым, клубясь, поднимается вверх.
Где-то в глубине мерцают пурпурные пятна углей.
Снимаю с себя остатки шнура, делаю петлю и набрасываю ее на плечи
капралу.
- Давай! - кричит тот.
Тяну изо всех сил, но все впустую.
- Пихра! - ору в клубы дыма. - Руби связку! Двоих мне не вытащить.
Снизу доносится кашель и хриплый голос:
- Тащи обоих! Браса я не оставлю!
- Ты что, рехнулся?! - Я не верю своим ушам. - Погибнете вместе!
Молчание.
Чудеса!.. Пихра спасает жизнь какого-то Браса. Никогда бы не поверил.
Кто угодно, но только не капрал! Хотя... Не от сладкой же жизни он угодил
в сельву? Может быть, в каком-то уголке его огрубевшей души сохранилось
сострадание, привязанность, жалость? Они дремали до поры до времени и вот
проснулись. Сельва как-то незаметно меняет нас. Можно было ожидать, что
появится злость, а рождается добро...
Не знаю, как долго я тащил эту проклятую веревку. Бросить капрала и
Браса я уже не мог. Не имел права, если хотел остаться человеком.
Наконец над краем ямы появляется синее лицо Пихры. Губы почернели.
Они судорожно хватают воздух. За Пихрой показывается Брас. Как он не
задохнулся от дыма, болтаясь над огнедышащей пропастью?
Мы валимся на землю, и тут вздувшееся фиолетовое небо разражается
тропическим ливнем. Изломанные столбы молний уходят в джунгли. Под
тяжестью воды прогибается и рушится тонкая корка "блина". Огонь вступает в
борьбу с влагой. Небо застилает тугой черный дым.
Грохот и ослепительные вспышки.
Лен Брас
Грохот и ослепительные вспышки.
Словно из морской пучины, выныриваю из забытья. Легкие забиты
булавками, виски сдавлены раскаленными клещами. Тяжелые холодные капли
бьют по лицу. Стараюсь поймать их губами, но не могу.
Была яма, огонь, дым. Куда все это исчезло? Да и было ли это?
Побывать в аду и вернуться?
Кто это рядом? Най. Пихра. А это? Сельва... Все еще сельва.
Меня поднимают, куда-то несут. Вещмешок оттягивает плечи. Да снимите
же его! Ноги. Почему они не слушаются?
Листья бьют наотмашь, шипы впиваются в лицо. Кровь течет, а боли нет.
Как сыро, холодно. Меня трясет. Наверное, внутри у меня моторчик.
Най, скажи, что у меня в груди?
А кто такой я?
Я - это человек без лица и имени. Я отдал их сам, добровольно. Ради
чего? Ради того, чтобы чувствовать себя человеком, чтобы не унижаться
перед теми, кого презираю.
Путь наверх. Труден этот путь, труднее всех дорог сельвы. "Учись,
сынок, - говорил отец. - Сожми зубы и учись. Труд безземельного
крестьянина - это рабство". И я учился. Грузил ночью вагоны, учился днем.
Нет, иллюзий не было. Я быстро понял, что путь наверх - то же
рабство: чтобы подняться на ступеньку, надо скинуть свое достоинство в
пролет.
Судьба не дала мне покровителей, талантов, денег. Она в избытке
наделила меня лишь одним - упрямством и желанием подняться над своей
средой.
Так я и взбирался. Как калека по пожарной лестнице.
Там, где другие летели, я полз. И мудрость посетила меня. "Служи - и
обгонишь тех, кто обогнал тебя, - сказала она. - Будь псом и получишь
кость".
И я служил. Где другие крали, я был честен. Когда друзья предавали
друзей, я хранил верность.
Самую грязную работу поручают тем, кому доверяют. Чем больше
верности, тем больше доверия. Чем больше доверия, тем грязнее работа.
"Ты пойдешь в сельву".
"Да, шеф!"
"Ты найдешь Дерево Жизни".
"Да, шеф!".
"Ты уничтожишь всех, кто встанет на твоем пути. Ты возьмешь себе
другое имя".
"Да, да!"
"Тебе сделают пластическую операцию",
"Да".
Боже!
Какая боль в груди...
Арвин Най
Какая боль в груди...
Я задремал, и какой-то жучок, прорезав ткань комбинезона, впился мне
в тело. Отдираю насекомое и забрасываю его далеко в кусты.
Рассвет сер и размыт. Так бывает только после многочасового
тропического ливня. Тишина такая, будто в уши тебе затолкали по рулону
ваты. Только капли - тук, тук, тук - прыгают с листа на листок. Верхушки
деревьев тонут в тумане, прижимающем мир к земле.
В такое утро хочется быть счастливым, таким же мягким и спокойным,
как этот идущий ниоткуда свет.
Поднимаюсь с мешка и передергиваю плечами. Прохладно. Пихра спит,
разметавшись, уткнув лицо в складки плаща. Ни дать ни взять -
работяга-лесоруб, застигнутый в лесу непогодой.
С удивлением замечаю, что не испытываю к капралу неприязни. Наоборот,
видится мне в нем что-то знакомое, доброе...
Брас тоже спит. Кулаки прижаты к груди, тело выгнулось. Натерпелся
вчера, бедняга. Столько пережить, и все ради чего?
Нет, пожалуй, он не спит... Тело не поднимается в такт дыханию.
Мертв! Рука его холодна, как камень.
Сердечный приступ.
Неужели те, кто послал его, не знали, что у него больное сердце?
Знали! Конечно, знали. Хотя кого сейчас интересует Брас? Он все глотал,
глотал свои таблетки, стараясь оттянуть неизбежное, выполняя приказ тех,
кто за глаза называл его псом.
На плечо мне ложится тяжелая рука капрала. Со сна он не может понять,
что произошло, и таращит мутные глаза на скрюченное холодное тело Лена
Браса.
- Он умер, - говорю тихо.
Капрал вздрагивает.
- Что за странные люди мы с гобой, Арвин, - говорит он каким-то
хриплым, чужим голосом. - Вынесли, наверное, больше, чем кто-либо, а
сердечный приступ нас не взял... Может, джунгли ставят над нами опыт?
Может, они хотят вернуть нам те душевные качества, которые мы с тобой
почти потеряли?
Наверное, Пихра прав. Заколдованный круг. Сельва не хочет убивать
нас. Она играет, развлекается, давая нам возможность самим отыскать свою
судьбу в ее трясинах.
Нагибаюсь и вытаскиваю из кармана Браса сложенный вчетверо лист
карты.
- Ему она больше не понадобится, - говорю я и чувствую, как в голосе
появляется оттенок неуверенности и вины. - А Дерево, быть может, вернет
двум отверженным радость жизни.
Капрал понимающе хлопает меня по плечу.
Заворачиваем тело Браса в плащ.
Похороны устраиваем по обычаю феррианских лесорубов. Капрал ловит
первую попавшуюся лиану-удавку и прижимает ее к земле. Пропускаем в петли
плаща тонкие, но прочные воздушные корешки. Лиана натягивается и медленно
ползет вверх, поднимая брезентовый сверток к вершинам деревьев. В нужный
момент подрубаю стебель. Растение дергается и замирает.
Все!
Теперь до человека без имени и лица не доберутся обитатели джунглей.
Он будет долго раскачиваться над поляной, где остановилось его сердце.
Гляжу на страшный маятник.
К горлу подкатывает тугой комок.
Капрал Пихра
К горлу подкатывает тугой комок.
Надо держать себя в руках. Горько. Не знаю уж как, но я успел
сродниться с этими людьми. Раньше внимания не обратил бы, а теперь...
Пора идти. Проклятая огненная яма проглотила все наши вещи и оружие.
Пропал мой верный огнемет. Пришлось бросить, иначе сам бы остался в
горящем торфе.
На двоих - один автомат Браса. Два тесака, вещмешок...
Развязываю тесемки. Сверху идут пласты грязного белья. А вот галеты!
Это хорошо! Три банки мясных консервов. Прекрасно! Пробирки, колбочки,
какой-то хитрый аппарат... Это Брасу надо было для исследования Дерева
Жизни. Нам с Арвином пробирки не понадобятся. По глотку бессмертия - и
начнется новая жизнь!
Ну вот, кажется, и все. На минуту снимаем шлемы, а затем, не
оглядываясь, идем в сельву.
Входим в лес и тут же попадаем в облако мошкары. Она настолько мелка,
что умудряется пролезть сквозь ячейки москитной сетки. Дорога тяжелая:
ноги поминутно вязнут в грязи. Спина Ная - в темных пятнах пота. Он дышит
со свистом, прорубая коридор в переплетенных колючих зарослях. Из листвы
выползают крошечные салатовые змейки и, стрельнув взглядом, бесшумно
исчезают. Скорпионы бормочут о чайных розах.
- Капрал, - раздается голос Ная. - Ты никогда не рассказывал, как
попал в сельву.
Я не отвечаю. О таких вещах не принято болтать. Хотя почему бы и нет?
Мы же теперь вроде как братья. Одной веревочкой связаны. Да и вернется ли
кто из нас в поселок?
Как же это произошло? Подробностей теперь и не припомнишь. Жизнь моя
текла спокойно и ровно, и так же незаметно я оказался на самом дне.
Меня вполне удовлетворяла гарнизонная служба на одной из военных баз
в предместье столицы. Была, конечно, и стрельба, и марш-броски, и муштра
до тумана в глазах. Эста - местечко тоже не из спокойных, но пока за это
платили, я был доволен. Намыкавшись с новобранцами, я возвращался домой,
где меня встречали Марция и двое курчавых ребятишек, похожих на меня, как
две капли воды.
Я был счастлив.
В один из дождливых осенних вечеров меня вызвал командир нашей роты
лейтенант-инструктор Торро. Он был раздражительным и грубым, ко, когда
хотел, мог очень ловко прикинуться добряком.
- Пихра, - сказал он, постукивая золотой зажигалкой по поверхности
крашеного деревянного стола. - Я уже давно присматриваюсь к вам и с
удовлетворением могу отметить, что вы дельный, толковый парень.
Я, кажется, покраснел от удовольствия.
Черт побери, каким же болваном я был!
- Так вот. Мне очень обидно за вас. Такой способный человек и так
мало зарабатывает. Это просто несправедливо. На днях я увидел ваших
ребятишек, и - не обижайтесь, пожалуйста, - мне показалось, что они одеты
хуже своих сверстников. Правда, может быть, мне это просто показалось?..
Я опять покраснел, на сей раз от стыда. Лейтенант был хитер. Он знал,
в какое место надо бить Пихру, чтобы тот сломался.
Удовлетворившись моим подавленным видом, Торро заметил:
- Хочу предложить вам небольшое дело, в котором мне потребуется
помощник. Он у меня был, но... теперь место вакантно.
Я быстро сообразил, что речь идет о Тройо - молодом франтоватом
капрале-приемщике оружейного склада, найденном несколькими днями раньше на
одной из пустынных улиц столицы с пулей в голове.
А дельце действительно оказалось простым и прибыльным. Я просто
создавал на складе излишки неучтенного оружия, манипулируя ведомостями и
накладными. Автоматы, патроны, гранаты и даже небольшие безоткатные орудия
- все шло в дело. В определенные дни к складам подъезжал армейский
грузовик с номером, замазанным грязью, я отгружал товар, и машина уходила.
Куда поступало оружие, Торро не объяснял, но несложно было догадаться, что
получателями его являются гангстеры, преступные синдикаты, многочисленные
военизированные группировки, ратовавшие за "твердую руку" в управлении
государством.
Со временем я узнал, что помощников вроде меня у Торро было великое
множество. И не только на нашей базе. Предприимчивый лейтенант-инструктор
собирал дань и с торговцев наркотиками, промышлявших в солдатских бараках,
и с сержантов-ростовщиков, державших в зависимости половину личного
состава.
Помощникам, естественно, перепадали крохи. Основные барыши шли Торро
и тем, кто за ним стоял. А за ним определенно кто-то стоял, иначе
предприятие развалялось бы в первую неделю своего существования.
Нелегальный промысел давал неплохой доход, и сопляк Тройо попросил
прибавки. Он ее получил в виде разрывной пули. У меня же хватило ума
ограничиться своей долей.
Стыдно ли мне было? Сначала - да. Но скоро стыд как-то потускнел,
размылся. Иногда я будто просыпался и вспоминал, что делаю что-то не очень
хорошее, однако мысли, что я - преступник, не возникало.
Жизнь моя быстро свернула в новое русло. Я даже начал находить в ней
удовольствие. Еще бы: я мог позволить себе многое из того, о чем раньше не
осмеливался и мечтать.
Нет, я продолжал любить Марцию и детей, но даже им не смел
рассказать, откуда у нас появились новые красивые вещи, дорогие
продукты... Наверное, только перед ними я действительно чувствовал стыд.
Скоро Марция начала догадываться, что наше благосостояние добыто
преступным путем. Я врал, она замыкалась... Так могло продолжаться очень
долго, если бы не желание одного политического деятеля сделать себе
карьеру.
Случайность или закономерность?
Буфи Илм
Случайность или закономерность?
Мы идем по сельве и до сих пор еще живы. Болота сменились невысокими
лесистыми холмами. Собственно, это уже и не сельва в ее традиционном
понимании. Все меньше и меньше попадается трансформирующихся животных и
растений. Реже встречаются говорящие скорпионы, почти исчезли
лианы-удавки.
Случайность или закономерность?
В последнее время меня все больше мучает этот вопрос. Кто или что
помогло нам выбраться из бездонных трясин, предотвратило нападение
хищников? Неужели это просто случайность? Тогда было бы очень обидно. И
все же мне кажется, что сельва сложнее и... добрее, чем представляется на
первый взгляд.
Однако куда же мы идем? Вернее - куда придем? И есть ли цель и конец
у нашего пути? Не можем же мы блуждать вечно!
Келин сильно устала, но старается не показать этого. Как
преобразилась она, оказавшись вне досягаемости для Страда и Браса. Спасибо
Арвину! Без его помощи мы не смогли бы уйти из западни. Однако Келин все
равно не верит в благополучный исход побега.
А сам-то я верю в счастливый конец нашей истории? Наверное, да. Не
смогу объяснить, почему. Что-то поддерживает меня в этом убеждении. Может,
я просто оптимист по складу характера и хочу во всем видеть только
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг