еще двое из числа этих же ребят.
- Ну что, Роман? - спросил огненноцветный одного из подошедших.
- Жаль, - сказал здоровенный Роман, - ну и жаль - не догнали. Хотел бы
я его схватить за шиворот. Это они его так отделали? Ну и ничего!..
Завтра, парень, будешь цветной, как картинка. А мы за тем персонажем около
километра бежали. И не догнали!..
- Ну и зря я с вами побежал! - разобиженно сказал невысокий,
толстощекий, изумрудный крепыш в ситцевой кепке с длинным целлулоидным
козырьком.
- Это почему зря? - серьезно спросил его худой и длинный, зеленый, как
плющ, парень.
- А потому что! - громко сказал толстощекий крепыш. - Оказалось, это
собака была! За собакой, братцы, мы километра два гнались.
Раздался такой хохот, какого я, кажется, никогда еще не слыхал. Я
засмеялся вместе с ними, хотя мое лицо горело от побоев.
- Вы поедете или пешком пойдете?!. - злился высунувшийся из-за
приоткрытой дверцы зелено-хризолитовый шофер с аккуратненькими усиками.
Громко разговаривая, бурно обсуждая все случившееся, все в один миг, и
я в их числе, взобрались в кузов. Протягивая сверху руки, говоря что-то
веселое в привычное, парни помогли взобраться визгливым, смеющимся
девушкам. Мы сидели на дощатых лавках, прибитых к прямоугольной раме. Я
почему-то оказался в средине, смотрел и прислушивался к этому деятельному
и бурному, веселому народу.
По просьбе ребят шофер сделал крюк и довез меня чуть ли не до самого
дома.
ПРИЗНАНИЕ ЭГОИСТА
На следующий день я с утра занялся всевозможными примочками, чтоб хоть
немного устранить с лица, говоря языком моей профессии, хроматическую
контрастность, а попросту - синяки.
Потом я пошел в ближайший автомат, чтобы позвонить Ларисе.
Я уже набрал на диске номер, как вдруг какой-то бурый, со слабым
сливяным оттенком, сорокалетний коротыш открыл дверь и попросил меня
потесниться.
- Парень, надо поговорить. Недолго...
Он сунул левую руку в карман.
Упершись в автомат спиной, я руками и одной ногой толкнул малыша с
такой силой, что дверь будки распахнулась, ударилась и из нее со звоном
полетели стекла. Трубка вырвалась из рук, ударилась и разбила боковое
стекло.
Незнакомец исчез молниеносно.
Мне все эти дьявольские штуки уже изрядно надоели.
Я часов в одиннадцать пошел в милицию и обо всем рассказал. Там решили
"фиолетовыми ребятами" заняться. Мне обещали помочь. Попросили в ближайшие
дни допоздна нигде не задерживаться и никуда не уезжать...
Я был зол на вчерашних своих обидчиков. И за себя и за Джека. Куда он
исчез?
После обеда я отправился в универмаг, в хозяйственный отдел. Надо было
купить электроплитку, так как газовую магистраль со дня на день должны
были отключить на продолжительный ремонт.
Эх, если б появился хоть один фиолетовый! Уж я схватил бы его за
шиворот - и будь что будет!
Я купил электроплитку и вышел из универмага. Теперь мне предстояло
уплатить за пользование электричеством.
Я шел по солнечной летней улице и был очень внимателен.
Вокруг были люди зеленоватых гамм. И только некоторые имели оттенки
бирюзового, красноватых и золотисто-оранжевых цветов - такие, какие по
большей части имели дети.
Вот прошла со странной улыбкой на счастливом лице золотисто-персиковая
девушка. Она счастливо, взаимно кого-то любит. Это я знаю точно...
И такие золотисто-оранжевые, золотисто-лимонные и подобные им цвета
встречались мне нередко.
Вот по той стороне улицы с рулоном в руке быстро шагает
ярко-смарагдовый, волевой энтузиаст. Скорее всего это изобретатель. И
бирюзовый тембр в смарагдовом тоне его тела свидетельствует о том, что
поиск совсем недавно удачно завершен...
Навстречу возбужденному эрудиту плавно плывет толстая фисташковая
женщина. Она кому-то сострадает, одобряет чей-то поступок. Она...
А вот с той стороны улицы, наискось от цветочного магазина, мчится
канареечно-желтый толстоватый себялюбец. Он в сверхмодных одеждах. В руках
у него букет синевато-зеленых цветов.
Себялюбец пересекает улицу.
Странное совпадение. Такая случайность!
Навстречу канареечному, порывистому себялюбцу на средину улицы выбегает
длинноногий и боевитый соломенно-желтый эгоист.
Я засмеялся, стоя на бордюре.
Они готовы были столкнуться.
Все бибикало, неслось и теснилось к тротуару...
Я перестаю улыбаться. Челюсть моя отвисла, потому что уже предчувствую,
предвижу печальный финал.
В последнее мгновение себялюбец сделал что-то вроде пируэта,
увернулся...
Эгоиста же мотороллер сбил.
Он лежал в трех метрах от эпицентра, вгорячах пытался подняться. Я
бросился к нему, едва ли не на спине дотащил его до края тротуара, помог
лечь.
- Как вы себя чувствуете? - склонившись над ним, спросил я.
Прикрыв глаза, как бы сосредоточиваясь на глубокой мысли, он вдруг
возмутился:
- Неужели он не мог меня объехать?
- Успокойтесь, вам вредно волноваться, - легонько похлопал я его по
плечу и под голову, на которой неопрятно рассыпались длинные хилые волосы,
положил свой, кроме плитки ничего не содержавший, портфель. Я попытался
расстегнуть ему пояс, но он отшвырнул мою руку. Хотел расстегнуть тугой
ворот его рубашки, он возмутился:
- Не прикасайтесь к горлу!
- Врача, "скорую" вызвали? - спросил я окруживших нас людей.
- Да, трое побежали звонить, - успокоили меня.
- А то он уже катастрофически меняет цвет... - неосторожно заметил я.
- Цвет?.. Значит, это конец!.. - широко открыв глаза, проговорил
несчастный и ужаснулся: - Опять он!.. Константин, я боюсь вас! Пощадите
же!!
- Вы меня знаете? - удивился я.
- И знаю, что эту уличную катастрофу устроили вы!
- Да вы с ума спятили! При чем здесь я? Я стоял на бордюре.
- Многие стояли на бордюре... Стояли, да не так, как ты, и не для
того!.. - обидчиво прошептал он, становясь сизо-буланым... - Мы все знаем,
Константин. - Он помолчал. - Но я до конца хочу быть правдивым. Все
скажу!.. И тогда, ночью в лесу, несмотря на кромешную тьму, вы все видели.
Я знаю. Мы все о вас знаем. Но за что вы меня там так ударили?
- Так это были вы? - поразился я. - Тот, буро-фиолетовый, гонявшийся за
мной бизон?
Эгоист страдальчески сморщился.
- Второй раз, - прошептал он, - вы склоняетесь надо мной. А в третий?..
Над моим телом?
Его лицо передернулось.
- Следовательно, - уточнил я, - там был не Ниготков?
- Нет. Был я, Игорь Словесный. Игорь Тимофеевич... И другие.
Константин, заклинаю вас! - не губите меня. Пощадите!..
- Между Ниготковым и вами, Игорь Тимофеевич, есть что-то общее. Почему
ночью в лесу я вас принял за Ниготкова? Почему вы с ним схожи?
- Мы двоюродные братья. Наши матери родные сестры.
- Вы двоюродный брат Ниготкова? - поразился я.
- Сожалею об этом! - искренне воскликнул он. - Я с ним хочу порвать.
Навсегда! Я решил...
Словесный закрыл глаза, сжал губы.
Я обратил внимание, что он еще быстрей начал утрачивать
соломенно-желтый цвет, когда сказал, что боится меня. Он становился все
более и более пепельно-серым и уже почти сливался с асфальтом. Так вот
почему он был соломенно-желтым, а не фиолетовым: он решил с "ними"
порвать!
- Скажите же о Ниготкове самое главное! - попросил я. - Говорите! Не
трусьте!
- Не могу... - с трудом разжал он губы. - Язык не поворачивается. Я с
ними порвал - и довольно этого...
Конечно, я не должен был разговаривать с пострадавшим. Но он сам затеял
разговор, да к тому же было совершенно очевидно, что не настолько он
пострадал, чтоб с ним нельзя было разговаривать (как потом оказалось, у
него треснула коленная чашечка на правой ноге). Но главное - эти его
признания!..
- К чему эта половинчатость! - сказал я ему. - Раз вы решились, то
будьте последовательны до конца. Обратного пути у вас уже нет!
В нем появился настороживший меня сливяно-сизый оттенок.
- Ну хорошо, Константин... - внутренне с чем-то согласившись, прошептал
он и тут же тоном, заключающим в себе все значения жизни и смерти, тихо
воскликнул: - Ты антихрист. Вот ты кто! Я знаю. Мы знаем... Вот как ты
появился...
- Ахинея это, товарищ Словесный! Несусветная чепуха. Лучше сразу
говорите о Ниготкове. Кто он, что?
- Только ради собственного спасения... - не открывая глаз, в странном
волнении проговорил он и замолчал.
- Не хотите говорить - ну и не говорите! Вам же хуже будет, - грубовато
встряхнул я его за плечо.
- Да, да!.. Они сегодня... - медленным и основательным движением ладони
стерев со лба липкий пот, забормотал Игорь Тимофеевич. - Они сегодня
совершат... Он поедет за медом. На пасеку... Любит он сладкий мед!.. И он
с ними... Нет, нет!! - вдруг прошептал он и в знак отрицания замотал
головой и вскинул над собой руки. - Нет! Что это я говорю?.. Нечего мне
сказать... Ну что вам всем от меня надо?!.
- Вы посмотрите - вот прилип! - удивленно, с возмущением сказала надо
мной какая-то женщина. - Человека сбило, а он привязался с разговорами!..
Осуждающе заговорили и другие присутствующие.
Неожиданно голова Словесного повернулась набок. Казалось, он потерял
сознание. Лежал с открытыми глазами и молчал.
Да, он хотел сказать еще что-то, но так и не решился. Будучи по натуре
двойственным, Игорь Словесный, очевидно, часто так поступал в критических
ситуациях. Получалось, что он как бы что-то и сказал мне, тем самым вроде
бы сняв с себя половину вины, и в то же время как бы ничего определенного
мне не сообщил и тем самым снимал с себя ответственность за мои выводы.
После короткого молчания я спросил Словесного:
- Скажите, где эта пасека? Игорь Тимофеевич!..
Он лежал теперь с закрытыми глазами, с плотно сжатыми губами и молчал.
В его пепельно-сизом цвете появились песочные тона. По-моему, Словесный
слышал меня.
Надо мной раздался отчетливый голос:
- Извините!
Я поднял голову. К нам наклонился высокий молодой милиционер.
- Вы медик, врач? - спросил он меня.
- Нет...
- А, тоже пострадавший... Прошу встать, если можете. Граждане, прошу
всех отойти!..
- "Скорая помощь"! - громко сказал кто-то.
Я отошел в сторону.
Вдоль улицы, в который раз уж, порывом, сметая бумажки, подул ветер. В
небе клубились предгрозовые тучи. Дождь мог пойти с минуты на минуту.
Еще недавно я мучился в догадках: какое преступление эти фиолетовые
совершили - какое-нибудь бандитское нападение, изготовление поддельных
денег, грабеж, мошенничество??.
Теперь же, после слов Словесного, все как будто прояснилось для меня: с
какой-то пасеки может быть совершено крупное хищение меда. Мед, мед...
Все-таки была в этом "меде" какая-то фальшь!..
Обо всем, что мне стало известно, мне надо было просто-напросто
сообщить в милицию. Но я не очень-то торопился. По правде сказать, мне
очень хотелось самому схватить Ниготкова за руку.
Короче говоря, с этого часа из-за ложных представлений и своей
самонадеянности я начал совершать ошибки.
Я из автомата позвонил Ларисе. Она была дома. Мы договорились с ней
встретиться в четыре часа у кинотеатра "Аленка".
Позвонил на фабрику Вадиму Мильчину, чтоб и он принял участие в поимке
Ниготкова. Но была ведь суббота! Я помчался к Вадиму домой. Дома его не
было. Я оставил Вадиму записку и погнал к кинотеатру "Аленка".
Я ждал Ларису на скамейке. Напротив меня останавливались и катили
дальше трамваи. Вдруг на остановке среди ровной и спокойной цветовой гаммы
пассажиров появилось яркое пятно. С передней площадки прицепного вагона
среди прочих пассажиров сошел мужчина в широченном чесучовом костюме, в
соломенной шляпе. Он был фиолетового цвета!
Я быстро подошел к нему и резко спросил:
- Извините, ваша совесть чиста?
- Нет, - ничуть не удивившись вопросу, коротко сказал он, придерживая
от порывов ветра свою шляпу. - Нечиста. Это точно.
- Почему? Можете сказать?
- Вот как!.. - Попытался он сдвинуть на затылок свою соломенную шляпу.
- Первый раз в жизни - и попался. Извините, товарищ контролер! Вот первый
раз надел новый костюм - и оказался без копейки. Забыл взять деньги и,
пока по карманам искал, "зайцем" две остановки и проехал. Вот и решил до
третьей, хоть и тяжеловато, пешком дойти. А как вы догадались?
- По выражению лица...
- Извините, а где это вас так... побили? И как так можно: по лицу?.. -
с болью в голосе проговорил он.
- На службе... В бункер упал, - промямлил я.
- Надо бы поосторожней, - сморщился он. - Так нельзя!..
Я вернулся к скамейке и сел. Мне было стыдно, как-то очень неприятно.
Вот тебе и контролер.
Ветер все усиливался. Дул порывами. Серые тучи разлетались. Солнце то
пряталось, то выходило из-за туч, ярко все освещая.
Сияя золотисто-лимонным пламенем, пришла подгоняемая ветром Лариса.
- Здравствуй, опечаленный адмирал! - с веселыми искорками в голосе,
насмешливо проговорила она. - Скажи, будет ли буря?
- Привет, - печально ответил я. - Буря будет обязательно.
Она села рядом со мной.
- Ну что загоревал? Корабли разметало по морю? А?..
Наверно, только что читала книгу. Она постоянно играла какую-нибудь
роль - или тех героинь, о которых только что вычитала в книжке, или
копировала знакомых женщин.
- Ну наплакался?
Я выпрямился, откинулся к спинке скамейки.
- Ой, ужас! Побит?.. Синяки... И какие это дети отколошматили тебя?..
- Дети?.. - вдруг вспылил я и, не задумываясь, сказал: - Лариса, твой
дядя Ниготков, очевидно, вор!
- Очевидно?.. - сердито спросила она. - А для нас это не очевидно! И с
чего ты это взял? Я запрещаю тебе так говорить о нем!
- Ниготков ворует мед! Лариса, а вашей семье Демид Велимирович мед
приносил?
- Да, приносил! И я его ела. Ворованное такое сладкое! - съязвила она.
- Когда приносил?
- В прошлом году! Все?
- Мед был ворованный...
- Какой ужас... Значит, мы опозорены? Ах, Костя, что мы должны сделать?
Я сейчас же пойду и все расскажу маме.
- Сколько он вам меду привозил?
- Две банки. Но ведь мы же не знали, что он его украл!
- Банки большие были?
- Да, - кивнула она. - Трехлитровые.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг