сделал вид, что рассердился:
- Пес бы вас побрал! Убеждаю, язык узлом
завязывается, а толку никакого!..
Он, насупившись, сел на свой топчан, отвернулся от
друзей, а сам лихорадочно думал: "Боги
всемогущие! Дайте мне силу не выдать боязнь
смерти!.. Я пожил немало, и хоть маловато радостей
дала мне жизнь, но как горько теперь расставаться
с ней!.. Я уже измучил друзей своих, вот-вот стану
им в тягость. Пора... Аполлон прекрасноликий, ты
всегда был моим покровителем, помоги же мне в
этот час!.. Эрот несовершенный и неуемный, меня не
миновала позолоченная стрела твоя, помоги же
слуге своему!.. Тщетно ждать помощи от богов!..
Аспасия, любовь моя, ободри мой дух, дай силы
своему верному псу!.."
Неожиданно на помощь пришел Никанор. Вернувшись
вместе с Сократом после его омовения, тюремщик
уже не стал уходить, остановился возле двери,
молча глядел на узника и желтое лицо его все
больше перекашивала боль, и была она, по всей
видимости, не только зубной.
- Сократ, - произнес он глухо, - мне, видно, не
придется жаловаться на тебя, как обычно на
других, которые бушуют и проклинают меня, когда я
по приказу властей объявляю им, что пора пить яд.
Клянусь Зевсом, ты самый смирный, самый
благородный, самый лучший из людей, какие
когда-нибудь сюда попадали... Я уверен, что ты
не гневаешься на меня, но не сердись и за то, что
не хочу я видеть твоей смерти... Пойду скажу
отравителю, чтоб готовился, а ты кликни его, как
решишься... Прощай, Сократ, и постарайся как можно
легче перенести неизбежное!
Не удержался Никанор - всхлипнул. И, сгорбившись,
пошел прочь.
- Прощай и ты! - произнес ему вслед Сократ. - Нет
во мне злобы к тебе... - Потом с неподдельным
чувством сказал друзьям своим. - Какой
обходительный человек! Ему бы зубы вылечить и
стать распорядителем пиров, а не тюремщиком!..
Однако ж, Критон, стоит ли нам оттягивать
неизбежное? Ступай-ка следом за Никанором - зови
отравителя. А если яд еще не стерли - пусть
скорей сотрут.
Критон дернулся, как от удара бичом.
- Но ведь солнце, по-моему, еще не закатилось за
горы... Я слышал, что другие принимали отраву
много спустя после того, как им прикажут, ужинали,
иные даже наслаждались любовью... Вот и ты не
торопись, время еще терпит.
- А я вот не терплю! - вскинув и без того курносый
нос, заявил Сократ. - Не хочу умирать без солнца:
я ведь не надеюсь выгадать ничего, если выпью яд
чуть позже, и только сделаюсь смешон самому себе,
цепляясь за жизнь и дрожа над последними ее
остатками... Нет, нет, не спорь со мной, делай, как я
говорю!
Критон выглянул за дверь, шепотом дал
распоряжение рабу, тот ушел и долго не
возвращался. Сократ сидел, опустив голову, не
глядя на друзей. Напряженное молчание в темнице
становилось непереносимым.
Наконец послышались тяжелые шаги, вошел грузный,
одышливо пыхтящий отравитель, торжественно неся
в вытянутых руках, стараясь не расплескать ни
капли, чашу со стертой цикутой. Его ярко-синяя
хламида расшита была золотом, благоухал он
розовым маслом, почти не тронутые сединой
волосы были аккуратно расчесаны, будто на пир
собрался.
Отравитель хотел что-то напыщенно произнести, но
Сократ не дал ему сделать этого - принимая из его
рук чашу, сказал буднично, будто молоком его
угощают:
- Спасибо, любезный, ты почти не заставил себя
ждать, - а потом осведомился. - Ты во всем этом
должен хорошо разбираться, так подскажи, как и
что мне делать?
- Да ничего особого, - ответил обескураженный
спокойствием смертника отравитель. - Пей все до
дна и походи, чтоб яд получше разошелся. Цикута
сама подействует.
Сократ вгляделся в рисунок на боках
краснофигурной чаши: юные танцующие Хариты,
такие же, каких изваял он давным-давно на фризе
Пропилеев Акрополя!.. Ком подступил к горлу
смертника, и, чтобы не выдать себя, он спросил
отравителя, глянув на того, по всегдашней своей
привычке, чуть исподлобья:
- Как, по-твоему, этим напитком можно сделать
возлияние кому-нибудь из богов или нет?
У грузного, пышущего плотским жаром исполнителя
приговора от удивления отвисла нижняя губа.
- Мы стираем ровно столько, Сократ, сколько надо
для... - сумел он наконец вымолвить в ответ, да не
смог завершить фразы.
- Для того, чтобы я протянул ноги! - завершил его
ответ Сократ. - Жаль! А я бы с радостью совершил
возлияние Аполлону и Эроту, моим покровителям и
мучителям... Ну да я и так, надеюсь, останусь им
любезен!
Аполлодор, лишь бы отдалить страшный миг,
выступил вперед и срывающимся голосом предложил
Сократу свой прекрасный плащ, чтобы, хоть в
последние мгновения, облачен был философ в
богатый наряд. Но смертник мотнул лобастой
головой и ответил с усмешкой:
- Неужели мой собственный гиматий годился, чтобы
в нем жить, и не годится, чтобы в нем умереть?
Аполлодор закусил губу, чтобы опять не
разреветься. А Сократ, не теряя больше времени,
поднес чашу к губам и выпил ее до дна - спокойно и
легко, как пил свое любимое хиосское.
Единый вздох ужаса огласил темницу. Ученики
молча уставились на Сократа, а тот прикрыл веками
выпуклые глаза, прислушиваясь к себе. Первым
всхлипнул Аполлодор, за ним Симмий, Кебет и даже
закаленный жизнью Критон. Лишь дебелый
отравитель с профессиональным любопытством
наблюдал за Сократом. А тот недовольно
поморщился, услыхав всхлипы, открыл глаза и
сказал с мягкой укоризной:
- Ну что вы, что вы, чудаки! Я для того и отослал
отсюда детей и Ксантиппу, чтобы они не
устроили подобного бесчинства. Тише, сдержите
себя!
И вдруг он стронулся с места, притопнул одной
ногой, потом другой и пустился в последний пляс.
Его шишковатая плешивая голова покрылась потом,
густые, седые брови взмокли и потемнели, из
ноздрей крупного вздернутого носа с шумом
вырывалось дыхание, выпученные глаза блестели то
ли от возбуждения, то ли от выступивших слез.
Развевался его видавший виды бурый гиматий, во
всех движениях пляшущего была какая-то дикая
отчаянная страсть. Это еще больше походило на
пляску Силена.
Отравитель, ошарашенный впервые увиденным, даже
попятился назад, глаза его стали такими же
выпученными, как у его жертвы. Ученики перестали
рыдать - молча с ужасом уставились на Сократа. А
тот наконец оборвал пляску и, отдышавшись,
удовлетворенно произнес:
- Ну вот, теперь яд разошелся как следует!
С этими словами он подошел к топчану и прилег на
него, воздев глаза к темному потолку. Под свежим
белым хитоном высоко воздымался с дыханием его
живот.
Никто не смог стронуться с места, лишь отравитель
подошел к ложу смертника и со знанием дела ощупал
тому ступни и голени.
- Холодает! - произнес он самодовольно.
Потом сильно стиснул ступню Сократа и спросил,
чувствует ли он.
- Клянусь псом, не чувствую! - буднично ответил
смертник. Дыхание его уже стало прерывистым,
хрипловатым.
Исполнитель приговора стал ощупывать ноги
Сократа, ведя руками все выше: уже и колени
казнимого перестали ощущать сдавливание...
- Как только холод подступит к сердцу, он
отойдет... - сказал отравитель с блуждающей
доброй улыбкой. - Яд у меня хороший, быстро и
безотказно действует...
Ученики, не двигаясь, молча глядели, как этот
пышнотелый посланник афинских архонтов мнет
руками уже вовсе не мерно, а судорожно
вздымающийся живот Сократа. Ужас и растерянность
смешались на их лицах.
Наконец седовласый Критон шагнул вперед и
властной рукой аристократа отстранил
отравителя. Встав на колени, он склонился над
Сократом. Тот лежал с закрытыми глазами, видно
было, как напрягается его лицо, чтобы не выдать
муки, не стать еще более безобразным...
Быть может, уловив дыхание склонившегося друга,
Сократ открыл глаза. Сколько всего было в этом
бездонном взгляде - ни Критон и никто другой
передать не смог.
А потом он перевел взгляд с Критона на окошко
темницы и, превозмогая боль, улыбнулся, увидав,
что в этом небольшом проеме еще не темень, еще
крадутся через него последние лучи...
Дыхание с хрипом и свистом вырывалось изо рта
умирающего, губы его вдруг шевельнулись. Критон
понял, что друг силится что-то сказать, склонился
над ним еще ниже, приблизив ухо к его губам.
- Ас... Ас... - вырывалось со свистом из холодеющих
губ.
Критон и все присутствовавшие при смерти Сократа
подумали, что поминает он бога врачевания
Асклепия. Гораздо позже Платон затвердил с чужих
слов эту неверную догадку в одном из своих
знаменитых диалогов.
Никто не знал, последним словом Сократа было имя
Любимой.
О боги всемогущие, дайте каждому достойному
умереть с этим словом на устах!
Март-июнь 1994 г.
ПОЯСНЕНИЕ НЕКОТОРЫХ СЛОВ И ПОНЯТИЙ:
агора - площадь для проведения собраний,
игравшая роль центра городской общественной
жизни,
Аид - подземный мир, царство мертвых,
Академ - местность в Афинах, названная по
имени героя Академа, где располагался
гимнасий,
Ареопаг - холм в Афинах, место заседания
судилища,
архонт - одно из ежегодно избираемых высших
должностей лиц в Афинах,
Афинский Морской Союз - образованное в 478-477 гг.
до н.э. антиперсидское объединение греческих
государств,
гелиэя - солнечное место собраний, созданный
Солоном народный суд в Афинах,
гетеры - спутницы, женщины различных социальных
слоев, ведущие свободный, независимый образ
жизни,
гимнасий - помещение для физического воспитания
(гимнастика), где упражнялись в обнаженном
виде,
гоплит - тяжеловооруженный пехотинец
греческого ополчения,
демиург - творец, сотворитель мира,
Длинные стены - три построенные после 461 г. до н.э.
стены между Афинами с морским портом Пиреем и
селением Фалерон, служащие крепостным
укреплением,
Ликей - северо-восточный пригород Афин с храмом
Аполлона Ликейского,
олигархия - господство нескольких
немногочисленных, но могущественных знатных
родов,
палестра - место для спортивной борьбы и
упражнений,
перистиль - крытый двор, окруженный
колоннадой,
пифия - жрица-прорицательница,
Правительство Тридцати - тирания Тридцати,
господство олигархов во главе с Критием,
софист - учитель мудрости,
сикофант - доносчик,
Совет Пятисот - важнейший государственный
орган, рассматривавший все направляющиеся на
обсуждение народного собрания предложения,
триера - маневренное военное гребное судно с
тремя рядами весел,
фимиатерия - курильница в форме канделябра,
Элизиум - страна блаженных, райские поля,
эфеб - юноша старше 18 лет, внесенный в
гражданские списки и два года отбывающий
воинскую повинность.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг