своими проектами и небывалыми, никому еще не известными приемами высшего
пилотажа.
Бережной тоже был голубоглазым, правда, не таким молодым, как
Нестеров, в своей летной жизни на Земле он испытал немало сверхновых
самолетов и взлетолетов, проявляя отвагу и риск в сочетании с техническим
расчетом и содружеством с конструкторами. Перейдя в космос, он оставил
следы и на Луне, и на Марсе, отыскав там действовавшие когда-то
автоматические станции земных предков.
Теперь он не задумался, кто полетит вместо него спасать пропавший
звездолет. Он вообще не думал о ком-нибудь, кто остался на Земле. Он думал
о всех на ней живущих и чувствовал только свой Долг, который для него был
выше всего на свете.
Одетый в скафандр, чтобы по закону космоса прийти на помощь вышедшему
в открытый космос товарищу, Бережной видел в передний иллюминатор, как
надвигается на него Дикий спутник. Он двигался вбок, словно старался
уклониться от грозившего ему удара.
Бережной, как и погибший в таране Нестеров, ловко маневрировал
рулевыми двигателями, чтобы перехватить "Дикаря", вооруженного достижениями
былой цивилизации, чтобы настичь его и ценой собственной жизни сбить в
сторону.
Удар был страшным.
В условиях невесомости законы инерции действуют неизменно.
Пластиковый эластичный скафандр Бережного вырвало из кресла у пульта,
прорвало им упругую переборку и ударило о стенку кабины, прогнув ее так,
что она дала трещины. Воздух при этом мгновенно улетучился.
Несмотря на тройную упругость скафандра, переборки и стенки кабины
космоплана, Бережной, не осознав перелома рук, ног и черепа, потерял
сознание...
Вязову, находившемуся с противоположной стороны ожившего обломка
чужепланетного звездолета, даже не пришло в голову спастись бегством,
включив реактивные двигатели скафандра. И он ощутил удар во всей его силе,
смягченный лишь упругостью его пластикового скафандра, который обрел в
результате этого собственную скорость того же направления, в каком летел
таранящий космолет. Но скафандр Вязова не удержала никакая стенка кабины, и
он, сохранив космонавту жизнь, полетел в свободный космос. Вязов же, как и
его командир, потерял сознание.
Глава шестая
ИНФРАКРАСНЫЕ ЧЕЛОВЕЧКИ
Сигналы "маленьких зеленых человечков" оказались излучением нейтронных
звезд - пульсарами.
Из сообщения Мальбарской радиообсерватории
Кембриджского университета 1968 года.
Пришел в себя зажатый в деформировавшийся пластиковый скафандр Вязов
лишь через некоторое время, ощущая боль от ушибов во всем теле. Голова
после удара о шлем раскалывалась, в глазах помутнело, словно передняя
стенка шлема потеряла прозрачность.
- Командир! - крикнул Вязов. - Георгий Трифонович! Ты жив?
Вязову только казалось, что он крикнул. На самом деле ему удалось
издать несколько беспомощных звуков, которые, однако, не были переданы в
эфир вышедшей из строя радиоустановкой скафандра.
Вскоре Вязов понял это. В горле першило, хотелось сплюнуть, но...
некуда. Может быть, зубы вышибло? Похоже. Рот полон крови. Приходится
глотать. И кажется, вместе с зубами.
В шлемофоне ни звука. Очевидно, сорвало антенну. Шум в ушах
подчеркивал ужасающую космическую тишину.
В глазах чуть прояснилось. Лобовое стекло шлема все-таки цело! Не
помутнело! Вот она, Земля, все такая же огромная, прикрытая облачным
покровом, как космическим скафандром!
Но где же это проклятое рулевое крыло чужепланетного корабля? Что с
космолетом? С Бережным?
Решительный мужик, от него нельзя было ожидать чего-нибудь другого! Но
сам-то он хорош! Даже не посторонился! Герой с бедой!
Натренированный в предыдущих выходах в космос, превозмогая боль в
теле, Вязов постарался повернуться, чтобы увидеть обломок с космолетом или
модуль звездолета "Крылов".
Но ничего, кроме ярких немигающих звезд и ослепительного в короне
языков солнца, он не увидел, не говоря уже о земном шаре. И то только
потому, что скафандр при ударе получил медленное вращение вокруг
собственной оси. И тут вдруг Вязов понял, что отброшен далеко от ожившего
чужепланетного обломка, от космолета Бережного, от модуля звездолета. Он
понял, что летит над Землей со своей собственной скоростью по
соответствующей ей орбите и что крохотную точку неметаллического скафандра,
в котором и дюзы керамические не обнаружить никакими локаторами ни с Земли,
ни из космоса!
Холод пробежал по его избитому телу. Сразу подумалось о двух женщинах:
о Наде, рыжеголовой, мечтающей о своем кумире Софье Ковалевской, и о
матери, так мужественно скрывавшей свое горе в предвидении близкой и
многолетней разлуки, которая сейчас может стать вечной!
Кислорода хватит на считанные часы. Вязов успеет только несколько раз
облететь вокруг Земли по собственной околоземной орбите, не встретив в
космическом безмерье никого и ничего...
Включить двигатели? Но куда лететь? Здесь не повернешь, как в воздухе,
рулем! Все определяется не направлением движения, а лишь скоростью,
взаимодействием центробежной, отбрасывающей в пространство силы и
центростремительной, созданной тяготением и удерживающей тело у планеты,
подобно тому, как веревка удерживает раскрученный на ней камень. Прибавка
скорости изменит лишь орбиту, на которую вынесет скафандр. И нет никаких
шансов попасть на орбиту модуля звездолета или резервных космолетов.
Что делать? Пробовать все-таки куда-то лететь самому? Но при этом в
реактивных двигателях будет расходоваться кислород, а запасы его для
двигателей и дыхания в скафандре общие. Всякое движение с помощью
двигателей сократит его жизнь в одиноком скафандре.
Ощущение, будто ты один во всей Вселенной! Новый, ничтожный по своим
размерам спутник планеты на никому не известной околоземной орбите!
Как же поступить? Подольше просуществовать, безвольно полагаясь, что
тебя найдут радиолокаторы, хотя шансов на обнаружение такой неметаллической
пылинки в космосе нет никаких! Или работать двигателями, сокращая тем свое
одинокое существование?
Эти вопросы были испытанием для обреченного человека в космосе. Разные
люди поступили бы по-иному. А как же Вязов?
Весь мир после только что волновавших всех событий в околоземном
пространстве, из-за грозившего там столкновения с непредсказуемыми
последствиями, потрясен был новой сенсацией.
Все началось опять с той же самой Мальбарской радиообсерватории при
Кембриджском университете в Англии, где еще в прошлом столетии, в июле 1957
года, студенткой Джосиан Белл и профессором Хьюшем были зафиксированы
удивительно размеренные радиоимпульсы, даже принятые сначала за сигналы
"маленьких зеленых человечков", что задержало осторожных (если не
испуганных) английских ученых с публикацией их сообщения на полгода,
приведшего вслед за тем к открытию пульсаров. Чуть ли не совсем так, как
столетие назад, к профессору Джорджу Хьюшу-младшему, по английской традиции
в преклонном уже возрасте занявшему место своего прадеда в
радиообсерватории, вошла его супруга миссис Джосиан Белл, правнучка былой
студентки, открывшей пульсары, и опять же, уже по семейной традиции,
сохранившая для науки имя своей прабабки, хотя формально и считалась миссис
Джордж Хьюш, по имени своего законного супруга, и обратилась к нему со
следующими словами:
- Боюсь, почтенный профессор, - в их научной семье принято было только
так обращаться друг к другу, - боюсь, уважаемый профессор, что я отвлеку
вас от важных размышлений, но наша дочь Мэри, снимая показания самописцев
большого радиотелескопа в инфракрасном диапазоне, обнаружила крайне
странное послание из космоса, отнюдь не похожее на пульсар, открытый в
прошлом столетии здесь, у нас же. Это действительно очень напоминает
разумный сигнал.
- Что? Опять "маленькие зеленые человечки"? - проворчал профессор
Джордж Хьюш. - Право, уважаемая профессор Джосиан Белл, вам стоило бы
побороть свои излишние для научной деятельности романтические наклонности.
Наука, подлинная наука должна быть суха, критична и неподатлива на всякие
сенсационные сигналы "маленьких зеленых человечков". Извольте найти
подобным сообщениям естественные, природные объяснения.
Если профессор Джордж Хьюш был сух, прям, сед и величествен, как и
подобало ему с его консерватизмом, то профессор Джосиан Белл была полной
ему противоположностью. Низенькая, с годами расплывшаяся телом, обретя
излишнее число подбородков, а также еще большее число подобранных на улице
кошек, она способна была растрогаться по любому поводу, в том числе и
научному.
- И все-таки, уважаемый профессор Хьюш, я бы решилась считать эту
передачу из космоса разумной, но загадочно не повторяющейся. Впрочем,
повтор давних сигналов и привел к заключению о существовании пульсаров,
именно потому, что их повторы отражали параметры нейтронных звезд. Наш
случай уникален, и я весьма рекомендую вам отнестись к этому с большим
вниманием, чем вам присуще при анализе всего нового.
- Определяйте лучше режим питания и мышления своим кошкам, а не
коллегам по радиообсерватории, к каковым я имею честь принадлежать.
- Мне хочется убедить вас, что нельзя считать строго научными поиски
только естественных причин обнаруженных явлений, как вы только что
рекомендовали, словно существование разума у вас, у меня или у инопланетных
особей противоестественно и противоречит природе.
- Я не знаю, на какую противоестественность моего разума вы намекаете.
И кроме того, я просил бы вас хоть на этот раз обойтись без излишних
выпадов в мою сторону. К тому же я не знаю, на какое еще мое внимание вы
претендуете, уважаемая коллега миссис Белл. Я должен вас предупредить, что
не расточаю свое внимание на каждую приблудную кошку или на сомнительное
научное наблюдение.
- Я просила бы, со своей стороны, и вас, уважаемый мистер Хьюш,
обойтись без присущих вам бестактностей и бездарных колкостей. Кошки
кошками, а сигналы радиотелескопа - сигналами. И они, к вашему сведению, не
мяукают.
- С меня вполне достаточно мяуканья и завывания ваших котов на крыше,
чтобы повторно не слышать чего-либо подобного у себя в радиобсерватории.
Супруги несомненно рассорились бы, что с ними случалось достаточно
часто, если бы не их дочь Мэри, которая ворвалась в их общий служебный
кабинет и с присущей молодости бесцеремонностью, не прибегая к иносказаниям
и намекам, безапелляционно заявила без достаточного уважения к авторитетам:
- Я не знаю, к каким высоконаучным выводам пришли не во всем всегда
согласные профессора, но я сочла нужным вызвать корреспондентов лондонских
газет для экстренного сообщения о своем открытии.
- Вы с ума сошли, Мэри, вы компрометируете науку! - запротестовал
возмущенный профессор Хьюш.
Но миссис Белл решительно одобрила инициативу дочери. И, поскольку во
всех семейных сражениях победа по очкам всегда доставалась миссис Белл,
вопрос к обоюдному согласию в конце концов был решен.
Словом, в Мальбарской радиообсерватории при Кембриджском университете
ситуация столетней давности не повторилась. Важное сообщение без задержки
на полгода тотчас разнеслось по всему свету.
Стихийно возникший в Лондоне под председательством бойкой Мэри Белл
(Хьюш) комитет связи с "инфракрасными человечками", как с английским юмором
назвали предполагаемых авторов космического послания, обратился ко всем
ученым мира с просьбой помочь в расшифровке загадочных сигналов.
Кибернетики многих стран сразу же откликнулись, и множество
компьютеров было запрограммировано на расшифровку "ребуса", кстати сказать,
опубликованного во всех газетах мира в таком виде:
"шшш ш ш шшш шшш ш ш ш ш ш ш шшш шшш ш ш ш шшш".
Вскоре, проделав миллионы попыток, компьютеры сделали вывод, что
"послание основано на двоичной системе и состоит из семи сгруппированных
символов, разделенных большими интервалами, по сравнению с отдельными
знаками двоичной системы в сгруппированных символах". И еще глубокомысленно
было замечено, что второй и последний символ, так же, как и третий и
предпоследний, ИДЕНТИЧНЫ. Это позволило с еще большей убедительностью
предполагать разумность принятого из космоса послания.
Однако дальше этого за первые сутки дело не продвинулось.
ПОСЛЕСЛОВИЕ К ПЕРВОЙ ЧАСТИ
Самое удивительное - это удивительное рядом.
У костра на берегу сидели трое.
На севере в июле вечера стоят светлые, зори горят еще долгие. И вода в
реке Вашке казалась тихой, озерной, а отражения в ней деревьев на том
берегу выглядели диковинными, растущими верхушками вниз.
Уже седой человек, невысокий, плотный, привстав на коленки,
перемешивал деревянной ложкой похлебку в подвешенном над огнем котелке и
степенно говорил:
- Вот наловим рыбки, завтра воскресную уху сварим, а нынче из
консервов сойдет. На фронте их уважали. Я и у партизан варил, даром что
сапер. А еще раньше так самого Леонида Алексеевича Кулика потчевал, когда с
ним за Тунгусским метеоритом в тайгу ходили.
- Вы, дядя Крылов, за Тунгусским метеоритом ходили? Это правда, что
искали, да не нашли?
- А ты почем знаешь?
- Я всю информацию о Тунгусском метеорите знаю. Что было можно,
прочитал.
- Прочитал, прочитал! Читальщик прилежный, - проворчал старик. - Еще
как искали. Я, Сережка, тогда, вроде тебя, мальцом был. В армию, как и ты,
собирался. Нынче 1976-й год идет. Значит, почитай, полвека откинуть надо.
Сынишка мой, Генка, через десять лет родился. Теперь в офицерах под
Семипалатинском лямку тянет. А тогда, слышь, в тайге в том месте леса не
осталось. Повален весь. Как будто ураган сверху ударил. Посередке деревья,
как телеграфные столбы, торчат. Только ветки с них сдуло, снесло. А чуть
подальше в любую сторону - сплошной лесоповал. Лежат лиственницы и корнями
в одно место указывают, на болото лесное. Думали, туда упал метеорит,
пробил мерзлоту и захоронен в глубине.
- Знаю. Вы слой вечной мерзлоты пробурили, а из скважины фонтан воды
вырвался. Значит, не поврежден был слой мерзлоты и нет там под ним ничего.
- Ишь как чешет! Будто Зернов Сергей сам там был!
- А чего там бывать? - вступил третий рыбак, сплевывая в костер,
желчный, поджарый, усатый субъект с бегающими угольками-глазками на
обветренном помятом лице. - Пни горелые зырить, что ли?
- Не пни, говорят тебе, а стволы вывороченные упали, как солдаты после
взрыва самолетной фугаски. Ты, Бурунов, и не видел такое небось.
- А на фиг мне! Мне и того, что зырил, хватит с прицепом.
- Мал ты был тогда, не то отсиделся бы где-нибудь... за решеткой.
- Трепли, трепли языком, да не подавись им. А я тем временем бутылочку
на троих соображу.
- Это можно! - усмехнулся старик. - Такое дело у тебя справится.
- Дело клевое, дядя Крылов! Пей горлом, ешь ртом. Потому и поселок ваш
в Коми АССР Ертом называется. "Ешь ртом" переводится.
- Да кто его знаете как у зарян или еще у кого, слово это значится.
Берите ложки, рыбаки! Поспела похлебка.
Не торопясь, зачерпывая полные деревянные ложки, рыбаки осушили
котелок, попутно распив с покрякиванием и припасенную Федором бутылку.
- Вот ты, Федор, добровольно (из боязни "дружков" в городе) в
лесорубах остался, а интересу у тебя настоящего к жизни нету.
- А чего я в ней не видал?
- Вот именно, ничего ты в ней не видал. Ну, рыбники самодельные,
отбой! Спать заваливайтесь, а я погляжу, ладно ли лодка к коряге
приторочена.
Короткая летняя ночь спустилась на реку, блеск ее угас, отражение
пропало, запахло сыростью. Костер тлел и дымил, отгоняя комаров. Улеглись
все под ветром, спасаясь от гнуса.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг