утратила, а за деда трясется... А тут ты еще!..
- Ну, мамочка, прости, родная. Я никогда, никогда больше не буду.
- Хорошо, хорошо, в угол тебя не поставлю. А дед твой велел передать,
что в наказанье тебе должна ты его где-то там в парке найти для разговора
без свидетелей.
- Мамочка! Я ведь знаю, ты добрая-предобрая, а строгостью только
прикрываешься... для виду. Я тебя поцелую и побегу, а Звездочка с
Константином Петровичем пусть цветочки дедушкины польют! Или просто подышат
их ароматом.
- Беги уж! Мы тут как-нибудь до обеда управимся. Обед я заказала на
всех, скоро привезут.
- Бегу, бегу, родная! Я мигом!
- Деду-то не позволяй особенно торопиться, побереги его!
- Ну конечно!
Надя убежала привычной старинной дорогой с подъемами и спусками, с
раскинувшимися полями по обе стороны. Идя по краю, она срывала душистые
полевые цветочки, прижимая их к пылавшим щекам.
А вот и знакомый парк. Группа туристов у входа в музей. За усадьбой
ведущая к пруду аллея огромных, каждое со своей оградкой, деревьев.
Конечно, здесь на заветной скамеечке, любуясь кувшинками, сидит, опершись
подбородком о палку, огромный бородатый дед с самой мягкой душой на свете!
- Дедушка! А я вас нашла!
- А я и не прятался. Но велел тебе сюда прийти, чтобы поблагодарить.
- Меня? За что? Я думала, ругать...
- Ругать - это особо. А благодарить за коэффициент масс, введя который
в формулу, ты показала, что она превращается в единицу и нет никакой
относительности с нелепыми постулатами. Спасибо тебе.
- Это вам так Бурунов рассказал?
- Да, Константин Петрович, причем с восхищением! Говорит, ты тайну
нуля открыла: не пустота он вовсе, а следствие реальных действий.
Ретроспекция.
- Ну и ну! - покачала головой Надя. - Значит, он вам только про
сомножитель сказал?
- Разве еще что-нибудь было?
- Было, дедуля, было! И в этом самая главная тайна! Профессор Дьяков
подсказал мне заняться отношением масс...
- Ах, профессор Дьяков это подсказал? - пряча улыбку в усы,
многозначительно произнес академик Зернов.
- Ну да! Отношение масс летящего и оставшегося тел. Я назвала его
"коэффициентом любви"...
- Как? Как назвала?
- "Коэффициентом любви", потому что ради своего чувства к Никите
хотела с помощью этого коэффициента доказать, что звездолет исчезнет в
другом масштабе времени и Никита ко мне не вернется, а потому не должен
улетать.
- Вот так "коэффициент любви", с позволения сказать! - воскликнул,
ударяя себя по колену, академик. - Да он у тебя "коэффициентом разлуки"
стал!
- Почему "коэффициентом разлуки"? - почти сквозь слезы спросила Надя.
- Да потому, что ты же и доказала, что, будучи сомножителем
подкоренной величины, он допускает любую сверхсветовую скорость движения,
все равно отношение скоростей умножается на нуль и весь корень превращается
в единицу.20 И это лишь ускорит отлет спасательного звездолета, доказав мою
безусловную правоту.
- В том-то и дело, дедушка, что вы правы только наполовину. Об этом
вам и не сказал профессор Бурунов.
- То есть как это наполовину? - нахмурился академик.
- Вы правы только в том, что нельзя перенести неподвижного наблюдателя
с большей массы на меньшую, скажем, с земного шара на летящего комара.
- Разумеется. Тебе хвала, что ты это убедительно доказала
математически. Очевидное трудно доказуемо.
- Но в остальном прав Эйнштейн! Никому не превзойти скорость света, не
будет у наших звездолетчиков, достигших субсветовой скорости, того же
масштаба времени, как у нас с вами на Земле, тщетно их ожидающих.
- Это почему же, позвольте узнать? - грозно спросил Виталий
Григорьевич, тяжело поднимаясь со скамейки.
Проходившие мимо две почтенных туристки из числа посетителей
музея-усадьбы удивленно посмотрели на ссорившихся девочку и старца.
- Посмотрите, Лидочка, на эту неравновозрастную пару! - сказала одна
из них, седая и сухопарая с птичьим носом на восковом лице. - Для нашего
времени всеобщей борьбы за высокую нравственность невозможно пройти мимо.
- Но я умоляю вас, Генриетта Генриховна. Не надо! Нас не поймут.
- Понимать надо лишь высшую мораль. Если все будут проходить мимо...
то станут дикарями.
И она решительно подошла к заветной скамейке Виталия Григорьевича.
- Уважаемый пожилой человек и юная девушка! Сердце обливается кровью
при виде непочтительности молодых к пожилым.
- Чем обязаны? - вежливо осведомился Виталий Григорьевич.
- Ах, только желанием помочь вам. Нам показалось, что ваша юная
собеседница вывела вас из равновесия, не проявляя к вам должного уважения,
на что указывает хотя бы то, что она сидит, а вы стоите. Это можно
объяснить лишь плохим воспитанием.
- Плохим воспитанием, как мне кажется, было бы сидеть перед стоящей
дамой. А стоять же перед сидящей - естественно для мужчины.
- Но не нужна ли вам наша помощь? - настаивала Генриетта Генриховна.
- Мы искали здесь уединения и будем благодарны каждому, кто поможет
нам в этом.
Сконфуженные туристки удалились, вполголоса споря между собой.
Испуганная Надя вцепилась в дедушкину руку и умоляюще смотрела на него
снизу вверх.
- Дедушка, милый, вы не сердитесь ни на меня, ни на них! Ничего я еще
не доказала. Я только хочу ввести свой "коэффициент несчастной любви" не
сомножителем, а слагаемым, притом со знаком минус.21
- Похвальное намерение, - отдуваясь и сердито глядя вслед ушедшим
дамам, он снова сел на скамейку. - Стало быть, пока что ты академика
Зернова еще не раздела в научном плане донага и в Африку не пустила?
- Ну что вы, дедушка! Я же совсем не против вас!
- Я и думал сперва, что ты за меня...
- Доказательств против вас у меня нет... пока...
- Пока? - снова взъерошился старый ученый.
- Да, пока... до появления факта, высшего и единственного авторитета в
науке.
- Мудрые эти слова академика Павлова Ивана Петровича! Мудрые... Нынче
научные деды для научных внучат не авторитетны. И правильно!
Академик оборвал себя и, привычно опершись подбородком о конец
прогулочной палки, задумался, мысленно безжалостно расправляясь с собой:
"Научный олух в академической мантии! - вот ты кто, Зернов! Если сам же ты
подсказал Дьякову, что нельзя пренебрегать отношением масс разлетающихся
тел, то чего же теперь дивиться найденным результатам? И как же ты,
считавшийся в юности феноменом, состязаясь с компьютером в математических
вычислениях, не увидел, как можно ввести это отношение под корень их же
формул? Притом, как говорится, на любой вкус: хочешь сомножителем в пользу
Зернова, хочешь слагаемым во славу Эйнштейна, с вежливой поправочкой его
неточностей. Ведь это лежало на поверхности! А ты, маститый, даже не
нагнулся! Впрочем, задача-то еще не решена!".
После долгой паузы наконец он сказал:
- Ты вспомнила авторитет факта по Павлову, более обобщенно можно
сказать о конечном авторитете во всяком вопросе Природы! Без участия
Природы, видимо, задача чисто теоретически решена быть не может. Ты как бы
шла по кругу и пришла к начальной точке, где Эйнштейн ввел постулат
непревосходимой скорости света. Я отверг этот постулат, как не доказанный,
сам доказательств противного не имея. А ты с чисто женским изяществом
выразила наш спор лаконичным математическим приемом. И снова встал коварный
вопрос: куда нулик поставить. И оказалось, теперь ты перед искушением
произвола, как и твои научные пращуры. Я сейчас мысленно корил себя, что
сам до твоих выводов не додумался. А может, зря корил? Требуют они, как
видим, согласования с матушкой Природой, с милостиво предоставленным ею
фактом.
- Я это понимала, дедушка, но не смела высказать. Все главные
возражения против теории относительности опирались на произвольность выбора
места неподвижного наблюдателя. У меня они отпадают. Но суть теории
Эйнштейна, благодаря этому, остается чистой и неприкосновенной вместе с ее
постулатами и выводами. Увы, не превзойти никому световой скорости, не
вернуться в свое родное время нашим звездолетчикам, - и Надя всхлипнула.
Старику стало жаль внучку, и он, сердясь на себя, снова откинулся на
спинку скамьи, словно впервые рассматривая внучку:
- Удивительная ты у меня, Надежда Крылова! С одной стороны на тебя
посмотреть - девчонка девчонкой с веснушками и глупыми фокусами, которые
тебе сходят с рук. А с другой стороны: мудрец мудрецом, хоть в тунику
Дельфийской пифии наряжай. Скажу я тебе, если появится факт в твою пользу,
то станешь ты автором не какой-нибудь теории относительности или
абсолютности, а теории абсолютной относительности.
Сказав это, академик склонил голову, как будто к чему-то
прислушивался.
Действительно тихий сигнал был вызовом браслета личной связи на руке
академика.
Виталий Григорьевич приложил браслет к уху.
Лицо его стало серьезным.
- Немедленный вызов к видеоэкрану. Чрезвычайное событие. Скорее!
Англичане начали прямую передачу из Мальбарской радиообсерватории очень
важных космических сигналов. Надо торопиться.
При поспешной ходьбе дед несколько раз прикладывался ухом к браслету,
но только ускорял шаг, ничего Наде не объяснив.
Уже при подходе к академическому дачному городку их встретила парочка:
идущие под руку Бурунов с Кассиопеей.
- Скорее, спешите к обеду, - начал Бурунов, - Наталья Витальевна...
- Да-да, скорее! Включайте видеоэкран. Бегом, - задыхаясь, произнес
Зернов.
Когда все вошли в столовую, на экране стояла привлекательная коротко
стриженная девушка.
- Как дикторшу-то обкорнали! - шепнула на ухо Наде Кассиопея.
- Леди и джентльмены! - послышался мужской голос за экраном. -
Позвольте представить вам стажерку Мальбарской радиообсерватории, мою дочь,
мисс Мэри Хьюш, которой мы с супругой, уважаемой профессором Джосиан Белл,
как руководители радиообсерватории, предоставляем слово.
- Почтенные коллеги! - звонко начала Мэри. - Нашей радиообсерватории
удалось принять космические радиосигналы, чрезвычайно растянутые во
времени. Появилась надежда на их разумное происхождение одновременно с
предположением, что они переданы из другого масштаба времени.
Она говорила по-английски, и хотя все присутствующие владели этим,
таким же международным, как и русский, языком, профессор Бурунов нашел
нужным переводить все сказанное, сопроводив последние слова Мэри возгласом:
- Как это из другого масштаба времени? Науке такие масштабы времени
неизвестны.
Академик шикнул на него, и он замолчал, больше уже не переводя.
- Расшифровка сигналов нами еще не завершена, - продолжала Мэри Хьюш.
- Однако возможная важность этого сообщения из космоса заставляет нас
привлечь внимание всего научного мира.
Профессор Бурунов с горечью посмотрел на свой браслет связи, не
пригласивший его лично на видеопередачу.
- ...ибо лишь общими усилиями можно добиться успеха в расшифровке
весьма несвязных отрывков.
- Ну же, ну! - торопила англичанку Надя, которая чувством своим уже
угадывала смысл этих загадочных отрывков. Но Мэри не слышала ее и
размеренно продолжала:
- Я надеюсь, что меня равно со вниманием слушают и в России, и в
Америке, и в Канаде... - Она на мгновение задержалась на последнем слове,
но сразу же, вдохнув воздух, продолжала:
- Первоначально наша аппаратура на очень большой скорости,
компенсирующей несоответствие масштабов времени, записала вот такие
излучения.
На экране возникла бегущая лента со всплесками сигналов, отдаленно
напоминающих электрокардиограмму сердца, которую каждый видел.
Однако идеальной четкости в этой записи не было, хотя схожесть
отдельных всплесков подсказывала их искусственное происхождение.
Особенно заметны были большие пропуски, когда сигналы исчезали.
- По инициативе одного из руководителей радиообсерватории, моего отца,
почтенного профессора Джорджа Хьюша-младшего, сигналы были переписаны с еще
большей скоростью, чтобы перевести их в звуковой диапазон. После ряда
попыток нам все же удалось услышать голос из космоса, с которым мы и решили
ознакомить наших коллег в Европе, Азии, Южной Америке и Канаде, - с
ударением на последнем слове закончила она.
- По-видимому, это обрывки земной речи, - вступил снова мужской голос,
на экране появился теперь сухой и седой профессор Хьюш-младший. - Повторы
сигналов помогли уточнить звуки, но... К сожалению, леди и джентльмены,
наше знание земных языков оставляет желать лучшего, а потому мы обращаемся
ко всем тем, кто лучше нас может решить новую космическую загадку. Наша
торопливость объясняется тем, что мы не исключаем смысл этого послания, как
"сигнал бедствия".
- Сигнал бедствия! - в ужасе воскликнула Надя. - Я так и знала!
- Мы уже разослали всем радиообсерваториям мира режим, в котором нам
удалось принять космические сигналы, чтобы при их повторе или при анализе
прежних незамеченных записей можно было бы судить о смысле принятых
обрывков скорее всего русской речи, судя по первому слову, близкому к
названию романа писателя Гончарова. А также несомненно русских слов: "был"
и "рыло". Едва ли нас можно упрекнуть в повторе "космического ребуса". Мы с
моей супругой, профессором Джосиан Белл, находим, что вторичное обнаружение
Мальбарской радиообсерваторией радиосигналов, ускользнувших от общего
внимания, говорит в ее пользу, тем более что сто лет назад такой же случай
привел к открытию пульсаров, нейтронных звезд. Особо символичным нам
представляется расшифровка нашего предыдущего открытия в инфракрасном
диапазоне, оказавшимся прекрасным русским словом "надежда", и мы хотим,
чтобы надежда и на этот раз осветила принятое нами загадочное послание,
звуки которого вы сейчас услышите.
После этой научно изысканной речи профессор Хьюш исчез с экрана, где
снова появилась бегущая лента с записанными радиовсплесками. Одновременно
послышались шумы, треск, хрипы и отдельные слова или части их с провалами
звучания.
Бурунов догадался включить магнитофон.
"Обры... ра... пом... был... ну... сер... рыло...".
- Здесь что-то не так! - заметил профессор Бурунов. - Другой масштаб
времени - это же антинаучно! Скорее отражение и искажение в космосе земных
сигналов. Эффект Штермера. Начало XX века.
- Я не знаю расшифровки этого послания, но последнее слово это никак
не рыло, это подпись Крылов. Папа жив!
- Тогда это факт для новой теории, - заметил академик, выразительно
взглянув на внучку.
- Обрыв? - сказала Кассиопея. - А я думала, что в космосе гладкая
дорога.
- Я лечу в Звездный комитет, - объявил академик. - Вас, Константин
Петрович, с помощью нашей математички Нади попрошу запрограммировать мой
персональный биолазерный компьютер на расшифровку послания. Все-таки
миллиард попыток в секунду! Разгадает!
Наталья Витальевна и Кассиопея убирали со стола нетронутые тарелки.
ПОСЛЕСЛОВИЕ КО ВТОРОЙ ЧАСТИ
Мужество в несчастье - половина беды.
В. Гёте.
У костра сидели трое.
Вечер обещал быть длинным, заря долгой. Высокие облака над
нежно-оранжевой частью неба казались темными, но с раскаленными добела
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг