Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
комара и земного шара.
     - Какой  ужас!  -  в  отчаянии  воскликнул  Бурунов. - Какой-то комар и
земной  шар!  -  И  уже  другим голосом добавил: - Мы с Кассиопеей завтра же
навестим   вас   в  "приюте  спокойствия".  Вы  проведете  там  день-два.  У
современных психиатров есть удивительные средства. Подождите до завтра.
     - Завтра  может  быть  уже  поздно! Звездолет готовится к старту! А его
надо  задержать!  Я  говорю  вам  об  этом,  а вы как будто не слышите. Надо
сообщить всем о "тайне нуля".
     Бурунов  принялся  говорить  ничего  не значащие успокаивающие слова, а
взлетолет  тем  временем  опустился  на  лесной полянке. А со стороны белого
дома с колоннами спешили люди в белых халатах.
     Надя  в  ужасе  смотрела  на  них,  когда  они  подкатили  к взлетолету
носилки-каталку.  Потом  осторожно  переложили  ее  на них. При этом боль во
всем теле ощутилась с новой силой.
     Бурунов  шел  рядом  с  катящимися  носилками вместе с седоусым врачом,
встречавшим пациентку.
     - Я требую, я настаиваю, чтобы меня выслушали, - твердила Надя.
     - Я   полагаю,   профессор,   что  для  успокоения  пациентки  надо  ее
выслушать, - обратился к Бурунову врач.
     - Я  это  сделаю,  непременно сделаю! Я на все для нее готов, - говорил
Бурунов.
     И  он  сдержал  свое  слово,  когда  спустя  некоторое  время  сидел  в
изголовье  кровати,  куда  уложили  переодетую  уже Надю, окруженную заботой
сестры здоровья, бесшумно вышедшей из палаты.
     Бурунов  терпеливо слушал сбивчивый рассказ Нади о том, как она, летя в
высоте,  придумала  ввести  в  формулу  Лоренца  под  ее  корень  квадратный
отношение  масс  улетевшего  и  оставшегося  тел.  Отношение это равно нулю,
поскольку   в   знаменателе   стоит  бесконечная  масса  Вселенной.  Поэтому
результат  формулы  не изменится. Однако переменить местами массы улетевшего
и  остающегося  тел,  то  есть  произвольно считать одно из них неподвижным,
невозможно, ибо выражение станет мнимым.
     Бурунов  все  прекрасно понял. Теория абсолютности академика Зернова, с
которой   его   ученик   Бурунов   связал  всю  свою  научную  деятельность,
действительно  может  оказаться  под  ударом, если всерьез отнестись к этому
"математическому  бреду".  И  он решил, что обнародование этих мыслей, кроме
вреда,  ничего  не  принесет.  Вместе  с  тем  надо  было успокоить Надю, по
возможности направить ее мысли по другому руслу. И он стал убеждать ее:
     - Я  в  восторге,  Надя,  от  сделанного  вами  открытия,  я  не  боюсь
произнести это слово, выражающее прежде всего мое восхищение вами.
     - Я  вам  верю,  Константин  Петрович,  -  обрадовалась  Надя.  - Я так
надеялась  на  вас. Вот, оказывается, вы не только спасли мою жизнь, вытащив
меня  из  воды,  но  и спасаете нечто более важное, чем моя жизнь, - научное
обоснование  для остановки вылета звездолета. Вы истинный ученый, Константин
Петрович,  вы  сделаете  вывод,  что теория абсолютности опровергается моим,
как вы сказали, открытием.
     - Милая  Надя,  в том-то и дело, что в строго научном плане все обстоит
совсем  наоборот,  -  это  был вдохновенно придуманный Буруновым ход. - Ваше
открытие  на самом деле подтверждает правильность теории абсолютности вашего
деда.  Виталий  Григорьевич  прекрасно  поймет это, а научный мир отдаст вам
должное.  Вы  нашли  именно  то, чего не хватало Виталию Григорьевичу. Ввели
отношение  масс,  доказали,  что  всякое  движение надо рассматривать только
относительно всей Вселенной, находящейся в относительном покое.
     - Как  так?  -  встревожилась  Надя.  -  Разве только такой вывод можно
сделать из того, что я вам рассказала?
     - Разумеется!  Я сейчас же сообщу академику Зернову о ваших выводах. Он
искренне обрадуется, уверяю вас.
     - Обрадуется? Почему?
     - Потому  что  вам  удалось  в  первой  же посылке в ваших рассуждениях
наиболее   верно  ввести  ваш  коэффициент  масс  сомножителем  к  отношению
квадратов   скоростей   в   подкоренной   величине,   которая   после  этого
превращается  в единицу, и время на корабле становится точно таким же, как и
на Земле.
     - Нет!  Нет!  -  запротестовала  Надя.  -  Совсем  не  так!  Как  вы не
понимаете!  Отношение  масс  нужно  вводить  не  сомножителем,  а слагаемым!
"Тайна  нуля"  состоит  в том, что нуль получился от деления улетевшей массы
на  бесконечную  массу  Вселенной.  Мне  нужно объяснить все это деду, он не
сделает  ошибочных  выводов.  Где  моя  одежда?  Она, наверное, уже высохла!
Позовите  сестер  здоровья! Я должна тотчас переодеться и лететь к деду. И я
надеюсь на вашу помощь.
     - Я   уже  имел  возможность  сообщить  Виталию  Григорьевичу  о  вашем
состоянии.  Он  искренне опечален этим. Я думаю, что врачи позаботятся о вас
именно здесь.
     - Тогда  позвольте  мне  воспользоваться  вашим браслетом личной связи,
чтобы рассказать обо всем дедушке.
     - Простите  меня, Надя, но ведь вы, как никто другой, должны знать, что
я  не имею права позволить кому-либо пользоваться браслетом, предоставленным
мне  лично  для связи с теми, кто подобным правом пользуется. Я сожалею, что
вы  не  успели  еще  совершить  свой  подвиг зрелости, но ваше подтверждение
теории абсолютности может быть приравнено такому подвигу.
     - Тогда передайте академику сами то, о чем я вам говорю.
     - Хорошо,  я  передам  Виталию  Григорьевичу все ваши соображения, но я
полагаю,  что  он согласится именно со мной и выразит вам свою благодарность
за   добавочный  аргумент  в  пользу  теории  абсолютности,  делающий  отлет
звездолета еще более обоснованным.
     Надя  отвернулась  от  Бурунова  и,  уткнувшись лицом в подушку, горько
заплакала.  Она не могла доказать, сомножителем или слагаемым должен войти в
формулу ее "коэффициент любви".

                                Глава пятая
                                 РАДИО-ЛЕДИ

     Наука движется спиной вперед.

                                                           Из сонета автора.

     Профессор   Джордж   Хьюш-младший  (хотя  отнюдь  не  юного,  а  скорее
преклонного  возраста),  худой,  поджарый,  с выбритым аскетическим лицом, с
коротко  стриженной  (как  у  прадедов) гордо закинутой головой, размашистым
шагом шел под зонтиком по мокрой улице.
     Лил  обычный  лондонский  дождь,  и профессор тщательно укрывал от него
только  что  приобретенные утренние газеты. Вся подписка на них направлялась
на  его  кембриджский  адрес, но каждый уик-энд, уезжая с женой в Лондон, он
неизменно  отправлялся  до  завтрака за газетами, совмещая столь необходимую
для здоровья и бодрости прогулку с приобщением к утренним новостям.
     В  старом, длинном, как товарный поезд, трехэтажном доме было множество
подъездов  и  отдельных  для каждой квартиры входов. Он остановился у своего
крыльца,  спокойного  зеленого  цвета в отличие от кричаще-желтого у соседа.
Однако  общие для двух крылец колонки, разделяющие подъезды, были окрашены в
два   цвета   (как   гвардейцы   Ватикана!),  о  чем  почему-то  вспомнилось
профессору.
     Профессор  любил  этот  дом  за  его старомодность, даже за благородный
темный   налет,   приобретенный  им  в  пору  лондонской  копоти  из-за  еще
наполнявших тогда улицы автомобилей.
     Мистер  Хьюш  взошел на свое крыльцо и своим ключом открыл дверь в свою
английскую квартиру.
     Войдя  в  переднюю,  поставил  на  пол  мокрый  зонт,  чтобы тот обсох,
повесил  под  оленьими  рогами  длиннополое  пальто, положил на столик перед
зеркалом  шляпу,  тщательно  отряхнул  от  капель  костюм и прошел а большую
парадную  комнату  нижнего  этажа,  не  забыв взглянуть на ведущую в верхние
этажи  лестницу,  с  которой обычно, весело стуча каблучками, скатывалась из
своей  комнатки  на  третьем  этаже  (на  втором были спальни супругов и все
удобства)  их  дочь  Мэри,  которая,  бедняжка, осталась в радиообсерватории
следить   в  отсутствие  родителей  за  круглосуточными  записями  автоматов
большого радиотелескопа, неустанно изучающего Вселенную.
     Мистер   Хьюш  уселся  около  старинного,  заботливо  зажженного  женой
камина,   чтобы,   вытянув   длинные  ноги,  дать  им  отдохнуть,  а  заодно
просмотреть газеты.
     Из  полуподвального  этажа  на  домашнем лифте с кухни поднялась миссис
Джосиан  Белл,  тоже,  как  и  муж,  профессор,  руководившая  вместе  с ним
радиолабораторией,  а  дома им самим, достаточно непокорным и строптивым, но
оставляющим  последнее  слово  за  нею.  Впрочем,  это  не помешало супругам
совместно   выступить   на   основе   двадцатипятилетних  радионаблюдений  с
ошеломляющей  теорией  кристаллической  Вселенной,  заставляющей с особенной
остротой  воспринимать  всякие  сообщения  о  внеземной жизни. Теория эта по
своему   воздействию   на   космогонию   была  подобна  дарвиновской  теории
происхождения  видов,  потрясшей  естествознание. Однако к их теории и всему
ею  вызванному  предстоит  еще вернуться в повествовании. А пока миссис Белл
вкатила  в парадную комнату, служившую и гостиной и столовой, приготовленный
ею завтрак с дымящимся кофейником, поджаренными хлебцами и овсяной кашей.
     Мистер  Хьюш,  словно  обжигаясь  углями  в  камине,  время  от времени
вскрикивал,   комкал  газету  и  бросал  ее  на  шкуру  бенгальского  тигра,
присланную  старшим  сыном,  естествоиспытателем,  из  какой-то экспедиции и
красовавшейся теперь на полу.
     Почтенного  профессора  вывели  из себя крикливые заголовки, пестревшие
на страницах:
     "Снова  маленькие  зеленые  человечки,  и  опять  в  той же Мальбарской
обсерватории Кембриджского университета".
     "Мисс     Мэри     Хьюш-Белл,     дочь     руководителей    Мальбарской
радиообсерватории,  столь  же  научно  остроумная,  как  и  привлекательная,
приняла разумные сигналы из космоса, протянув руку братьям по интеллекту".
     "Радио-леди" оправдала свое прозвище, начав диалог с инопланетянами".
     Даже солидная газета "Тайме" вещала:
     "Следует  ли  признать,  что  мы  не одиноки во Вселенной? Что жизнь на
Земле  отнюдь  не  уникальна? Очевидно, надо ожидать нового раунда дискуссии
между материалистами, дарвинистами и теологами".
     В  Ватикане  вспомнили  о  созданной  еще  в  прошлом,  двадцатом, веке
комиссии  космического  миссионерства,  которой  предстоит  теперь  вплотную
заняться обращением в истинную католическую веру космических аборигенов.
     Профессор  Джордж  Хьюш  обернулся  к  вошедшей,  несколько  изумленной
увиденной картиной жене.
     - Послушайте,  что  эти  писаки  еще вчера вечером беспардонно писали о
том, о чем мы с вами и не подозревали.
     И,  захлебываясь от переполнявших его чувств, он не слишком внятно стал
читать:
     - "Обворожительная    мисс   Мэри   Хьюш-Белл,   стажёрка   Мальбарской
радиообсерватории  Кембриджа,  недаром  заслужила два своих прозвища: "Дианы
со   стриженой   головкой"   и   "радио-леди",  и,  кстати  сказать,  еще  и
председательницы  "Лиги  связи  с  космическими  братьями",  возникшей после
принятия  ею  же  сигналов  "инфракрасных  человечков", оказавшихся терпящим
бедствие  на  околоземной  орбите  русским  космонавтом.  Но  теперь сигналы
приняты   действительно   издалека,   точно  повторяясь  через  определенные
промежутки    времени,    бесспорно,   разумные.   Можно   поздравить   нашу
"радио-леди",   выразив   сочувствие   пренебрегаемым  ею  земным  мужчинам,
поскольку   она   слывет  недоступной  в  "фоно-клубе",  непременным  членом
которого  состоит, отдавая досуг любимым танцам, но не оставляя надежд своим
партнерам,  впрочем,  как  и  своим  родителям,  которым  не скоро дождаться
кудрявых  внучат.  Поистине  непознаваем  английский  характер,  когда  речь
заходит  об  Исааке Ньютоне, великом в науке и нетерпимом в споре, хотя бы с
Лейбницем  из-за  приоритета в открытии исчисления бесконечно малых величин,
или  о Бернарде Шоу, неистощимом в колючем сарказме и над самим собой, и над
теми,  кого он блестяще изображал в своих остроумных пьесах, или, наконец, о
Мэри   Хьюш-Белл,   о   "радио-леди",   которая,   отказывая  в  руке  своим
современникам, ищет в космосе... щупальца".
     - Что  вы  можете  сказать по этому поводу, уважаемая профессор Джосиан
Белл?  Как  могла  ваша  дочь  дойти  до того, чтобы дать повод для подобных
низкопробных  публикаций,  не  поставив  меня  даже в известность о своих, с
позволения   сказать,   наблюдениях,   которые   оказались  недоступны  мне,
каждодневно просматривающему все записи автоматов?
     - Причину  скрытия  от  вас  некоторых  сигналов я готова объяснить вам
позже,   уважаемый   профессор  Хьюш,  когда  мы  перейдем  к  научной  сути
случившегося,  а  пока  я хотела бы напомнить вам, что речь идет не только о
моей  дочери,  но  и  о  вашей  в  равной  степени, насколько я понимаю. А в
соответствии   с   так   уважаемыми   вами  научными  традициями,  она,  как
самостоятельный  стажёр  радиообсерватории, имеет полное право распоряжаться
сделанными ею наблюдениями, не испытывая пресса цензуры.
     - Ах  так! - воскликнул профессор Хьюш, резко отодвигая недопитую чашку
кофе  и  отказываясь  от  неизменной  овсяной  каши.  -  Тогда  немедленно в
Кембридж.   Нам,   руководителям   радиообсерватории,  предстоит  совместное
расследование. Собирайтесь, а я выкачу пока из гаража наш веломобиль.
     Миссис  Хьюш-Белл,  за  долгие годы супружества прекрасно изучив своего
супруга,  знала  о  бесполезности  сейчас  возражать ему. Для побед в частых
семейных  сражениях  у  нее  выработалась  своя  тактика, всегда приносившая
желанный   результат.   Поэтому   она   изобразила  пока  на  своем  круглом
добродушном  лице  с  излишним  числом подбородков полную покорность и пошла
переодеваться   в   дорожный  костюм,  поскольку  ей  предстояло  не  только
совместное  с  мужем  расследование в радиообсерватории, но и дружная работа
педалями   на   веломобиле,  ибо  мистер  Хьюш,  будучи  с  юности  завзятым
велосипедистом,  считал  велоспорт  надежным  средством  долгожительства, не
держа в доме электромобиля.
     Вскоре  двухместный  велоэкипаж  с закрытым от дождя верхом двигался по
лондонским  улицам, давно избавившимся от отравляющих воздух автомобилей. Их
заменили  электромобили,  в  поток  которых  предстояло войти и супружескому
веломобилю,   устроенному   так,   что  оба  пассажира,  работающие  ногами,
находились   рядом  в  лежачем  положении,  что  позволило  бывшему  стажёру
Кембриджа  Генри  Гвебеку прозвать веломобиль "супружеским ложем". Но вместе
с  этим, непочтительно подмеченным сходством экипаж был настолько обтекаемым
и  представлял  собой  столь  малое  сопротивление  воздуху,  что  в нем без
особого напряжения сил можно было не отставать от электромобилей.
     Супруги  крепко  налегали  на  педали  и  могли  обмениваться репликами
только на вынужденных остановках, при пересечении улиц.
     - Почему  я  должен узнавать о каких-то радиосенсациях во вверенной нам
радиообсерватории  через  низкопробные сообщения газет? Почему, спрашиваю я,
и не слышу ответа?
     - Я  слишком  торопилась,  уважаемый профессор Хьюш, стремясь выполнить
ваше  желание  ехать на веломобиле, и должна была переодеться, ведь все-таки
я, с вашего позволения, женщина.
     - Но  если  стажёр  нашей  обсерватории,  пусть даже наша дочь, приняла
какие-то  сигналы из космоса, то это не может приравниваться вами к мяуканью
ваших  любимых  котов  на  крыше,  а  имеет,  я  бы  сказал, также и научное
значение,  хотя  бы  для  нашей  совместной  с  вами  теории кристаллической
Вселенной.
     Светофор  открыл  супругам  путь,  и  диалог их был прерван, ибо работа
ногами   требовала  размеренного  дыхания,  о  чем  былой  спортсмен  всегда
заботился, вместе с тем требуя от супруги старательной помощи.
     Уже  после  выезда из города получил мистер Хьюш ответ на свой законный
вопрос.
     - Может   быть,  почтенный  профессор  Хьюш  учтет,  что  стажёр  нашей
радиообсерватории,  наша  Мэри, сообщила о своих наблюдениях по крайней мере
одному  из  руководителей,  то  есть мне, и это может смягчить ее вину перед
вами.
     - Ни  в  коей мере! - воскликнул профессор Хьюш. - И я разъясню ей все,
что  о  ней  думаю,  вплоть до возможного решения прекратить ее стажерство в
радиообсерватории,  поскольку  не  вижу  оснований  для  пренебрежения  моим
мнением.
     - В  том-то  и  дело,  уважаемый профессор Хьюш, нам с Мэри ваше мнение
было заведомо известно.
     - То есть как это так? - еще больше возмутился Хьюш.
     Но супруга его тишайшим голосом разъяснила:
     - По  нашим  с  Мэри  совместным многолетним наблюдениям, вы, уважаемый
профессор  Хьюш, как нам кажется, склонны считать, что наука может двигаться
только спиной вперед.
     - Что? Я, по вашему мнению, могу только пятиться вперед?
     - Не только вы, но и вся представляемая вами наука.
     Тут  супругам  снова  пришлось  налечь  на  педали, чтобы войти в поток
электромобилей на шоссе.
     - Вы,  может  быть,  считаете,  что  и  сейчас мы пятимся в направлении

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг